Ко мне в терапию обратился мужчина. Сорок семь лет. Всё есть: жена, дети, внуки, дом, бизнес, уважение. И ко всему этому прилагается тёплая, уютная пустота.
Полгода он «не живёт».
Не болен. Не сломлен. Просто депрессивное состояние.
Говорит так:
«Я не хочу умирать. Но и жить тоже не хочу. Как будто меня нет».
В терапии стал всплывать не как воспоминание, а как боль, которая вернулась домой, образ первой любви. Той, что была всё, но которую он отвергл.
Не из-за измены. Не из-за страха. А из-за репутации.
Потому что у неё был «неправильный» отец, а он строил важную карьеру и мечтал о «правильной» жизни.
Он тогда выбрал не женщину.
Он выбрал «свое будущее».
И с тех пор (двадцать пять лет) жил так убедительно безупречно, что сам забыл для чего.
Теперь, когда дети выросли, дом устоялся, а карьера достигла вершины, маска стала тяжелее лица.
И тогда пришла Она.Депрессия.
Не как наказание. Не как слабость.
А как подруга, та что помнит его живым.
Но что делать теперь?
Бросить жену? Найти ту женщину? «Заняться собой»?
Вот здесь начинается самое сложное. Не в терапии. В жизни.
Клиент, столкнувшись с правдой, почти всегда предлагает иллюзорное решение:
«Я уйду от жены. Найду ту, первую. И начну жить по-настоящему».
Это не прозрение. Это фантазия завершения.
Фантазия, в которой другой человек становится спасителем, а прошлое обещанием будущего счастья.
Психоанализ называет это попыткой избежать работы с утратой.
Потому что настоящая первая любовь не та женщина, а то состояние души, в котором он был способен рисковать ради желания, чувствовать, ошибаться и т.д..
А та женщина давно живёт другой жизнью. У неё свои дети, свои утраты, своя история. Она не символ. Она человек. И превращать её в средство собственного спасения — значит повторить ту же ошибку: использовать другого ради своей идентичности.
Фрейд в «Трауре и меланхолии» писал: меланхолик не может отпустить объект, потому что отождествился с ним.
Но в этом случае — наоборот: пациент не отождествился, а вытеснил.
И теперь хочет восстановить объект, чтобы восстановить себя.
Лакан бы сказал: он ищет реальное, но путает его с воображаемым.
Его желание направлено не на женщину, а на восстановление целостности, утраченной в момент кастрационного выбора — когда он выбрал Закон (репутацию, порядок, «успешного парня») вместо Желания.
А что с женой?
Жена не враг. Жена соучастница его маски.
Она поддерживала его выбор. Она не мешала ему быть «правильным».
И в этом их тихий договор: «Я не требую твоей страсти — ты не требуешь моей».
Разрушить такой договор значит не просто развестись, а пережить кризис идентичности вдвоём.
Потому что если он уйдёт, он не станет свободным. Он станет виноватым.
А если останется будет отравлять её своей немотой.
В терапии мы не решаем: уходить или нет.
Мы работаем с другим вопросом:
«Можешь ли ты принять, что та любовь утрачена навсегда?
И всё же позволить себе желать снова?
Не её. А жизнь как таковую?»
Потому что депрессия не про возвращение прошлого.
Она про рождение настоящего — здесь, сейчас, с тем, что есть.
«Заняться собой» опасная иллюзия или выход?
Современный дискурс предлагает: «Займись собой!»
Но что это значит?
Купить абонемент в спа? Начать вести дневник? Уехать в отпуск одному?
Бион называл такие действия бета-элементами — попытками вытеснить тревогу, не переварив её.
Настоящая работа с собой, это не уход от ответственности, а вход в неё.
Это принятие, что ты не жертва обстоятельств, а автор своего выбора.
Даже того, который сделал 25 лет назад.
«Заняться собой» это:
— перестать винить жену в своей же холодности,
— перестать идеализировать первую любовь,
— перестать ждать, что «жизнь начнётся»,
— и начать жить сейчас, даже если это больно, неловко, не «как в мечтах».
Депрессия не даёт решений. Она даёт вопрос
И этот вопрос звучит так:
«Ты готов перестать быть тем, каким удобно и стать тем, кто чувствует себя живым?»
Это не про отношения.
Это про онтологическую смелость.
И если человек отвечает «да», он не обязательно уходит.
Он возвращается, но уже другим.
Он говорит жене: «Я был мёртв. Теперь я пробуждаюсь. Ты со мной или нет?»
Он смотрит в зеркало и видит не «идкального мужчину», а человека с нервами, слабостями, желаниями.
И тогда депрессия отступает.
Не потому что «всё решилось».
А потому что наметился путь к правде, и каждый шаг ей на встречу окрашен радостью узнавания и вспоминания Себя.
Книга, которая не лечит, а понимает
Всё, о чём я пишу, нашло своё поэтичное и мудрое отражение в книге Симоны Мацлиах-Ханох «Сказки обратимой смерти: целительная сила депрессии».
Это не руководство к действию.
Это приглашение подумать.
Автор смело говорит, что культура годами заглушала: депрессия естественный, целительный процесс, подобный воспалению или лихорадке. Мы стремимся «сбить» ее, вернуться к «норме», но на самом деле, мешаем душе завершить то, что было прервано.
Итого:
— депрессия приходит, когда мы не даём себе горевать по ушедшей любви, по утраченному «я», по мечте, которая не сбылась;
— она голос тени (в юнгианском смысле), той части нас, которую мы вытеснили, чтобы быть «хорошими»;
— и она мудрая подруга, которая принудительно выключает нас из бега, чтобы мы, наконец, услышали себя.
Особенно трогательно, как Симона Мацлиах-Ханох раскрывает сказки как древнейшие терапевтические нарративы. Спящая Красавица, Персефона, Психея — все они проходят через «обратимую смерть», чтобы родиться заново. Их спасает не принц извне, а внутренняя жажда жизни, которая ждала своего часа.
Если вы чувствуете, что «застряли», что «всё есть, но ничего не радует», не спешите «взбодриться».
Возьмите эту книгу.
Посидите в тишине.
И позвольте депрессии, своей подруге несостоявшейся любви сделать свою работу.
Потому что за смертью — всегда возрождение.
С уважением, пожеланием здоровья и верой в ваш потенциал,
Виктория Вячеславовна Танайлова
Системный психолог, психогенетик, эксперт по эффективным стратегиям выхода из кризиса и болезней через активацию ресурсного состояния сознания
тел. +79892451621 (MAX, WhatsApp, telegram)