История Алины и Максима началась на первом курсе университета в большом городе. Она приехала из далекой сибирской деревушки, где ее мать была фельдшером, а отец — лесником. В ее глазах читалась глубокая, почти звериная серьезность и жажда знаний. Он был сыном декана факультета и профессора физики, парнем с безупречными манерами и легкой, почти незаметной снисходительностью в голосе, которую дарит жизнь в окружении книг и семейных традиций.
Их столкнула судьба на практическом занятии по биологии. Алина, знавшая наизусть не по учебнику, а по опыту матери, повадки каждого лесного зверька, с ходу определила ошибку в препарате. Максим, наблюдавший за ней, был очарован. Он не встречал таких девушек — хрупких, но невероятно сильных, простых, но мудрых.
Их любовь расцвела быстро и ярко, как северное лето. Он учил ее ориентироваться в лабиринтах большого города и светской жизни. Она показывала ему другой мир — мир тишины заснеженных полей, доверчивости животных и простых, но таких настоящих человеческих чувств. Он был ее проводником в цивилизацию, а она — его проводником в саму жизнь.
На третьем курсе Максим, уверенный в их чувствах, привел Алину домой, на семейный ужин.
Это был провал. Роскошная профессорская квартира с хрусталем и книгами в кожаных переплетах встретила Алину ледяным молчанием. Ее скромное платье, ее правильные, но без изысков ответы, сама ее биография — все кричало о «не нашей среде». Мать Максима, Элеонора Викторовна, вежливо, но уничтожающе спросила о «перспективах ее родителей». Отец, Виктор Сергеевич, в конце вечера отвел сына в кабинет.
«Максим, она, без сомнения, милая девушка, — сказал он, глядя на портрет своего деда-академика. — Но у тебя другая судьба. Ты не сможешь быть счастлив с человеком, с которым тебя не связывает ничего, кроме юношеского порыва. Она — твоя первая любовь. Пройдет. А нам нужна равная. Та, что будет тебе опорой, а не обузой».
Максим пытался спорить, но фундамент его мира, выстроенный родителями, дал трещину. Он не был бунтарем. Идея «плыть против течения» казалась ему не геройством, а глупостью. Алина видела его метания, его страх перед разрывом с семьей. И однажды, собрав всю свою гордость, ушла сама. Сказала просто: «Ты не готов бороться за нас. А я не готова быть твоей тайной или ошибкой».
Ее уход стал для Максима травмой, но и оправданием. Он с головой ушел в аспирантуру, которую ему без проблем оформил отец, потом устроился в престижный научно-исследовательский институт — опять же, по протекции. Жизнь его была гладкой, удобной и… пустой. Он писал диссертацию, которая никому, кроме его научного руководителя-отца, не была нужна. Женился на дочери друга семьи, карьеристке, с которой их объединяли только общие связи и холодное уважение.
Алина же, с разбитым сердцем, но с несгибаемой волей, сожгла все мосты. Она ушла с головой в учебу. Ночные дежурства, бесконечные библиотеки, сложнейшие практики. Ее деревенская целеустремленность и острый, пытливый ум сделали ее звездой курса. Она закончила университет с красным дипломом и уехала в Германию, а потом в США, на стажировку по кардиохирургии. Ее имя — доктор Алина Сергеевна Орлова — стало появляться в научных журналах. Она вернулась в Россию уже ведущим хирургом в лучшей частной клинике страны, специалистом по сложнейшим операциям на сердце, тем, от которых отказывались другие.
Случай свел их вновь спустя пятнадцать лет.
Максим, постаревший, с потухшим взглядом, сидел в кабинете главного врача той самой клиники. Его отцу, Виктору Сергеевичу, тому самому профессору, требовалась срочная и крайне рискованная операция на сердце. Шансы были невелики.
«Есть только один специалист в стране, который берется за такое, — сказал главврач. — Доктор Орлова. Но она очень занята, запись к ней на месяцы вперед. Вам повезло, что это экстренный случай».
Когда в кабинет вошла она, Максим не сразу ее узнал. Исчезла деревенская робость. Перед ним была уверенная в себе, элегантная женщина в белом халате, с прямым и спокойным взглядом. Но когда их глаза встретились, время рухнуло.
«Алина?..» — выдохнул он.
«Доктор Орлова», — поправила она она, не проявляя ни радости, ни злобы. Только профессиональная сдержанность. — Я ознакомилась с историей болезни вашего отца. Операция возможна, но риски высоки. Я готова ее провести».
В палате, у постели мужа, металась Элеонора Викторовна. Узнав, кто будет оперировать, она побледнела. «Нет, только не она! Максим, она не простила нас! Она погубит его!»
Но выбора не было.
Операция длилась восемь часов. Для Максима и его матери это была вечность. Они сидели в пустой, выхолощенной до блеска комнате для ожидания, и каждый прошедший час был напоминанием об их прошлой ошибке. Элеонора Викторовна, глядя на сына, на его безуспешные попытки найти поддержку в телефоне, на его слабые, незрелые черты лица, вдруг все поняла.
«Мы сломали тебе жизнь, сынок, — тихо сказала она. — Мы так боялись, что она тебя потянет вниз… А в итоге, мы сами не дали тебе вырасти. Посмотри на нее… А теперь посмотри на себя».
Максим ничего не ответил. Ответом была вся его жизнь — серая, безопасная и бессмысленная.
Когда Алина вышла к ним, она выглядела измотанной, но довольной.
«Операция прошла успешно. Кризис миновал. Профессор будет жить».
Элеонора Викторовна не выдержала. Со слезами на глазах она подошла к Алине.
«Алина… прости нас. Ради Бога, прости. Мы были слепы, глупы и жестоки. Мы отняли у Максима счастье, а у себя — такую дочь. Посмотри, чего ты добилась… а он…» Она не договорила, но всем было ясно.
Алина мягко, но твердо высвободила свою руку.
«Я стала врачом, чтобы спасать жизни, Элеонора Викторовна. Не чтобы сводить счеты. Ваш муж будет жить. Это главное».
Она повернулась и ушла по длинному белому коридору — сильная, независимая, состоявшаяся. Она не искала их унижения. Их раскаяние было для нее не триумфом, а лишь печальным эпилогом к давно перевернутой странице.
Максим смотрел ей вслед, и в его душе было лишь горькое, ни с чем не сравнимое сожаление. Он понял самую страшную истину: его родители когда-то отняли у него любовь, но силу бороться за нее он потерял сам. А она, проиграв тогда битву, выиграла свою войну. И в этом была вся разница между их судьбами.