Она зарабатывает, держит дом, вытаскивает мужа из запоев и убеждает себя, что без него будет хуже. Когда между ней и рассказчиком возникает связь, у каждого появляется шанс на правду — но не на перемены.
***
Она открыла дверь локтем, пытаясь удержать на себе тяжесть бесчувственно храпящей туши. Муж рухнул на пороге, выдыхая вонючий перегар, и она выругалась — устало, без злости, будто комментируя погоду. Я подхватил его под руки, и мы вдвоём затащили тяжёлое тело в квартиру. Он пару раз пробормотал что-то нечленораздельное и отключился окончательно.
Она прислонилась к стене и закрыла глаза. На лице — не истерика, не отчаяние, а ровная, многолетняя усталость. Та, что въедается под кожу и уже не выражается словами.
— Спасибо, — сказала тихо. — Ты каждый раз выручаешь.
Я пожал плечами, пытаясь не смотреть на её дрожащие пальцы.
Пока она стаскивала с мужа ботинки, я заметил, как аккуратно она это делает, почти нежно, хотя его грязные подошвы размазали по полу свежую грязь. Вдвоём мы перекатили его на кровать. Почистили свою одежду, умылись. Она пригладила волосы перед зеркалом.
— Чай будешь? — спросила, будто мы просто зашли поболтать.
Кухня была чистой, светлой, не соответствующей ни запаху перегара из спальни, ни сути её жизни. Она поставила чайник, села напротив, вытянула ноги и вдруг сказала:
— Знаешь, я иногда думаю: как это всё смотрится со стороны? — усмехнулась. — Наверное, как комедия. Женщина с хорошей работой, нормальная, с головой на плечах… и тяну на себе пьющего мужика, который сам-то уже не знает, где живёт.
Она говорила ровно, будто читала чью-то биографию.
— Так почему ты с ним остаёшься? — спросил я.
Она посмотрела в окно, где тусклый дворовой светильник дрожал на ветру.
— Без него хуже, — ответила после паузы. — Знаю, звучит глупо. Но он… мой. Я к нему привыкла. Он хоть и пропитый, но родной. Да и кому он нужен, кроме меня? Брось я — он сдохнет через месяц. А я… я не хочу быть причиной.
В её голосе не было драматизма. Только факт.
— Но ты же несчастлива, — сказал я тихо.
Она усмехнулась.
— Несчастлива? Может быть. Но я живая. Работа, дом…, всё как у людей. Он хоть иногда трезвым бывает и смотрит на меня как раньше. На пять минут. И этих минут мне хватает, чтобы убедить себя, что жизнь ещё не прошла мимо.
Чайник щёлкнул. Она встала, налила чай, поставила передо мной.
— Ты хороший. Слишком хороший, — сказала она вдруг и улыбнулась уголком губ. — Иногда думаю, что ты — единственный, кто видит меня не как обслуживающий персонал, а просто как женщину.
Я ничего не ответил. Она подошла ближе, положила руку мне на плечо — жест нерешительный, но от которого дыхание на секунду сбилось. От неё пахло чем-то тёплым, домашним, и это резко контрастировало с тем, что творилось в соседней комнате.
— Останься немного, — прошептала.
И это прозвучало не как просьба, а как признание.
***
Мы оказались на незастеленном диване в гостиной почти без слов. Не от страсти — от потребности быть услышанными, от голода по человеческому прикосновению, который копился годами. После она лежала рядом, полуобнявшись со мной, и смотрела в потолок.
— Ты будешь думать, что я …, — сказала спокойным голосом, не смягчая грубое ругательство.
— Нет.
— Будешь. Потому что завтра я снова стану жить с ним.
— Почему? — спросил я, хоть и знал ответ.
Она повернулась ко мне, глаза блестели, но не от слёз — от правды, которую она собиралась произнести.
— Потому что я сама себе не верю. Потому что боюсь, что без него я распадусь на части. Потому что мне легче жить в этой привычной грязи, чем в неизвестности. И… — она коснулась моей щеки ладонью, тёплой, благодарной. — Потому что ты — это свет, а я давно привыкла жить в полумраке. В свете слишком видно, кто ты есть.
Я молчал. Объятия не помогли бы, слова — тоже. Она ласково провела пальцем по моей руке и добавила:
— Не жди от меня того, чего я не смогу дать. Я не уйду от него. Но я хочу тебя рядом… иногда. Как напоминание, что у меня ещё есть что-то настоящее.
Эти слова резали. Но я видел перед собой не жестокую женщину — а человека, который столько лет выживал, что разучился выбирать себя.
***
Когда я уходил, она стояла в дверях, с мягкой, усталой улыбкой, укутанная в тёплый халат.
— Спасибо, — сказала она, и в этом «спасибо» было больше, чем в признании. — Теперь мне стало легче дышать. Но дальше… я всё равно пойду той же дорогой.
Я кивнул. Она закрыла дверь, но я успел услышать, как в квартире снова раздался пьяный храп её мужа.
Я шёл домой по пустой улице и понимал: наши отношения не изменят её жизнь. Она будет работать, тянуть, оправдывать, надеяться на те пять минут трезвости, которые поддерживают её мир. А я… я буду рядом ровно настолько, насколько она позволит. Рядом, но не внутри её судьбы.
Так уже сложилось. Так она выбрала. А выборы людей редко ломаются чужой любовью — даже душевной и искренней.
***
С приветом, ваш Ухум Бухеев.