Я забыла свою первую работу. Скорее всего, это было что-то связанное с глиной, водой или шкурами. Нечто необходимое для племени. Нечто, неотделимое от дыхания, от цикла дня и ночи, от самого факта выживания. Тогда не было слова «работа». Был ритм. Как у муравья или пчелы. В этом была своя чистота, которую мы безвозвратно утратили. С тех пор я примерила на себя больше масок, чем актёр в вековом театре. Я была переписчицей в пыльном скриптории монастыря в Киликии. Мои пальцы пахли пергаментом и усталостью, а единственной наградой была тишина, нарушаемая лишь скрипом пера и шепотом молитв. Я торговала редкими книгами в Венеции, наблюдая, как алчные глаза патрициев загораются при виде переплета из кожи единорога — которого, разумеется, не существует. Я была медсестрой в Лондоне во время Великой Смоги, чьё платье пропиталось запахом гноя и угольного дыма, а потом — натурщицей для одного помешанного на линии художника в Баухаусе. Я печатала на машинке в стеклянном небоскрёбе Нью-Йорка, превр
Ева о работе. «Выживут только любовники»
28 ноября28 ноя
1
2 мин