Найти в Дзене
Мамочки!

Присмотрел себе чужую жену

При совместном проживании Дудников показал себя человеком слабохарактерным и безвольным. Все его дни зависели от настроения, с которым он просыпался. Изредка мужчина поднимался бодрым и веселым, весь день шутил шуточки и звонко посмеивался. Однако большую часть жизни, он пребывал в тягостных раздумьях, пил много кофе и ходил по дому мрачнее тучи, как и было свойственно людям творческой профессии. А он к ним относился, Виктор Дудников работал в сельской школе, преподавал уроки рисования, труда и иногда, музыки (если учительница музыки брала больничные). Он тяготел к искусству. В школе у него не получалось раскрыть свой творческий потенциал, поэтому пострадал дом — Виктор сделал в нём мастерскую, причем выбрал самую большую и светлую комнату. Которую вообще-то, София присмотрела под детскую для будущих детей. Но дом принадлежал Виктору, поэтому София не стала возражать. Дудников заставил комнату треногами с мольбертами, забросал всё оставшееся пространство тюбиками с красками и глиной

При совместном проживании Дудников показал себя человеком слабохарактерным и безвольным.

Все его дни зависели от настроения, с которым он просыпался. Изредка мужчина поднимался бодрым и веселым, весь день шутил шуточки и звонко посмеивался.

Однако большую часть жизни, он пребывал в тягостных раздумьях, пил много кофе и ходил по дому мрачнее тучи, как и было свойственно людям творческой профессии. А он к ним относился, Виктор Дудников работал в сельской школе, преподавал уроки рисования, труда и иногда, музыки (если учительница музыки брала больничные).

Он тяготел к искусству. В школе у него не получалось раскрыть свой творческий потенциал, поэтому пострадал дом — Виктор сделал в нём мастерскую, причем выбрал самую большую и светлую комнату. Которую вообще-то, София присмотрела под детскую для будущих детей.

Но дом принадлежал Виктору, поэтому София не стала возражать.

Дудников заставил комнату треногами с мольбертами, забросал всё оставшееся пространство тюбиками с красками и глиной, и творил: что-то упоённо рисовал, ваял, лепил...

Он мог до самой ночи писать странный натюрморт, или мог все выходные напролёт лепить непонятную фигурку.

Свои «шедевры» он не продавал, всё шло в дом, поэтому стены комнат были увешаны картинами, которые, к слову говоря, Софии не нравились; шкафы и полки ломились от глиняных статуэток и фигур.

И если бы это были поистине прекрасные вещи, но нет.

Немногочисленные друзья-художники и скульпторы, с которыми Виктор когда-то учился вместе, и которые приезжали погостить, молчали, отводили глаза и незаметно вздыхали, разглядывая изображения и статуэтки.

Ни один не похвалил.

И только Лев Герасимович Печеркин, который был, кстати говоря, старше всех, воскликнул, употребив целую бутылку рябиновой настойки:

— Боже мой, какая бессмысленная мазня! Это вообще, что?! Я не увидел ни одной стоящей вещи в этом доме! Кроме, разумеется, прекрасной хозяйки.

Дудников болезненно воспринял критику, он закричал, затопал ногами и велел жене выставить грубого гостя за ворота.

— Пошёл вон! — громко кричал он, — Супостат! Это наоборот ты, не имеешь отношения к искусству, а не я! А-а, я всё понял! Ты злишься, что не можешь держать кисть в своих дрожащих от пьянства руках! Ты просто завидуешь мне, поэтому обесцениваешь всё вокруг!

…Лев Герасимович сбежал по ступенькам крыльца, едва не упав и замешкался у ворот. София догнала его и извинилась за собственного мужа:

— Пожалуйста, не воспринимайте всерьез его слова. Вам не нужно было критиковать его работы, да и я виновата перед вами, не успела предупредить.

— Не оправдывайтесь за него, милое дитя, — поспешно кивнул головой Лев, — Всё хорошо, я вызову такси и уеду домой. А вас мне жаль. У вас такой красивый дом, но эти ужасные картины Виктора, все портят! И эти уродливые глиняные фигуры… Их нужно прятать от чужих глаз, а он гордится ими. Впрочем, зная Виктора, могу предположить, что вам несладко живется с ним. Понимаете, у нас, художников ведь как? Вещи которые мы создаём, это отражение наших душ! А у Виктора душа пуста, как все его холсты.

Поцеловав руку Софии на прощание, мужчина покинул негостеприимный дом.

Виктор долго ещё не мог придти в себя, он кричал, бил некоторые свои «скульптуры», рвал картины и бесновался целый месяц, прежде чем остыл.

***

…При всём этом, София никогда не перечила мужу.

Она решила, что придёт время, родятся дети, и милый забросит свои увлечения.

И переделает мастерскую в детскую комнату, а пока пусть балуется своими натюрмортами.

Первое время после женитьбы Виктор «тужил» из себя примерного семьянина, приносил свежие фрукты и зарплату в дом, заботился о молодой жене.

Но вскоре это прекратилось. К жене Виктор заметно охладел, зарплатой перестал делиться, Софии пришлось взять всю заботу о доме и о муже на себя. А ещё на ней был огород, курятник с курами и свекровь.

…Весть о грядущем пополнении в семье, Виктор принял с восторгом. Только радость его была преждевременной, не прошло и недели, как Софья заболела, попала в больницу и потеряла беременность на раннем сроке.

Как только Виктор узнал новость, изменился на глазах, стал плаксивым, нервным, накричал на молодую жену и закрылся в доме.

Состояние Софии на момент выписки описать сложно, женщина походила на тень. Она кое-как вышла из больницы и побрела домой.

Никто её не встречал, но самое страшное ожидало впереди: Виктор заперся дома и отказывался её впускать.

— Открой, Вить!

— Не открою, — плаксиво выдал Виктор из-за двери. — Зачем пришла? Ты должна была выносить моего ребёнка. Но ты не справилась с этой миссией! А сегодня из-за тебя, моя мать попала в больницу с сердечным приступом!

Зачем я только на тебе женился, ты принесла в дом беду! Не стой на пороге, уходи! Я больше не хочу жить с тобой.

В глазах женщины потемнело, и она села прямо на крыльцо.

— Да что же это такое, Вить… Мне ведь тоже плохо, я тоже страдаю, открой дверь!

Мужчина не реагировал на её слезы, и Софья сидела на крыльце до темноты.

Наконец, входная дверь скрипнула, и вышел Виктор. Он был худым от горя,

запер дом на щеколду, однако замок не нашел.

Он вообще не знал, где что лежит и обычно спрашивал всё у Софии.

Постояв в раздумье, он двинулся к калитке, не глядя на жену.

Когда он исчез за поворотом, София отперла дверь и зашла в дом, а там уже упала на постель.

Она прождала мужа всю ночь. Наутро пришла соседка и сообщила страшную весть: свекровь Софии не смогла оправиться после сердечного приступа и «приказала долго жить».

Случившееся подкосило Виктора, он уволился с работы, слёг в постель и признался молодой супруге:

— Я никогда не любил тебя. И не люблю, брак с тобой заключил исключительно по велению матери, та хотела внуков. Но ты разрушила нашу с мамой жизнь, я никогда тебе этого не прощу.

Слова били по-живому, но девушка рассудила, что не бросит мужа.

Шло время, лучше не становилось. Дудников отказывался выбираться из постели, он пил только воду, почти ничего не ел.

Дело было в том, что у него обострилась язвенная болезнь.

Исчез аппетит, навалилась апатия, а вскоре Дудников совсем перестал вставать, он жаловался, что обессилел от недостатка питания и витаминов.

А потом оказалось, что он подал на развод, Дудниковых развели.

София пролила немало слез.

Она пыталась обнять Виктора, поцеловать, но Дудников отмахивался и шептал, что как только поправится, то выгонит её прочь. И что она сломала ему жизнь.

***

София не могла позволить себе уйти от мужа по той простой причине, что ей было некуда идти.

Мать, которая с удовольствием выдала её замуж рано, чуть ли не со школьной скамьи, оставшись одна, тут-же озаботилась личной жизнью и уехала к какому-то вдовцу, с которым давно собиралась сойтись.

Он жил далеко, где-то у Черного моря. У них все хорошо сложилось, мать вышла замуж и вернулась ненадолго домой для того, чтобы по-быстрому продать дом.

Выручив за него небольшие деньги, мать легкомысленно уехала к жениху,

оставив собственную дочь без угла, куда Софья могла бы вернуться в случае развода.

Вот так девушка оказалась в ловушке обстоятельств.

***

Настал день, когда все продукты в доме закончились. София выскребла из шкафчика последние запасы круп, отварила последнее яйцо, добытое из-под курицы-несушки и принялась кормить Виктора жидкой кашей и желтком, протертым в пюре.

Да, так распорядилась жизнь, София могла бы сейчас кормить с ложечки малыша (которого она родила бы уже давно, если бы не тягала тяжелые ведра с водой в огород, и не перекладывала поленницу в-одиночку), но ей пришлось угождать бывшему муженьку, который не ставил её ни в грош.

— Я уйду ненадолго, приехала ярмарка из соседнего села. Попробую продать курицу, или обменять её на продукты.

Виктор, уставившийся стеклянными глазами в потолок, сглотнул кадык и поинтересовался:

— Зачем её продавать? Свари из неё бульон. Надоели эти каши, хочется бульона нормального попить.

София принялась теребить край своего шелкового платья. Это был её единственный наряд, в котором она отгуляла выпускной, потом вышла в нём-же замуж и теперь, надевала в жаркие дни, ничего другого попросту не было.

— Ты же знаешь, у меня не поднимется рука… Я выменяю её, или продам. Можно было бы и соседям отнести, как предыдущих кур, но мне думается, что Пеструшка будет прибегать ко мне. Слишком уж она привязалась ко мне.

— «Пеструшка» — презрительно протянул Виктор, — ты что, каждой курице кличку дала? До чего же глупая женщина, впрочем, что хорошего от тебя ожидать…

София закусила губу и опустила глаза.

— Говоришь, на ярмарку пойдешь? — немного оживился муж, — а захвати-ка парочку моих картин и статуэток. Вдруг купит кто?

София отвела глаза и попыталась вывернуться:

— Ты что, дорогой… ты же так ими дорожишь…

— Я говорю, возьми! — капризно приказал муж.

София оглядела трюмо, возле которого стояла и взяла в руки две свистульки в виде птичек, неумело сделанных под «Гжель». И большую пузатую свинью-копилку, которой много лет гордился муж.

В следующую секунду она выбежала за дверь, надеясь что Витя не выйдет вслед за ней, требуя взять с собой и ещё картины.

Ведь если статуэтки ещё можно как-то предложить людям, то картины — точно нет. Они ужасны, непонятны, никто не захочет их купить.

Да и Софии стыдно с ними выходить.

***

День был жарким. Несмотря на то, что София была одета легко, она всё-равно истекала пОтом от жары. Её и без того гладкое лицо лоснилось, а челка прилипла к лбу.

Был день села.

София и забыла, когда выходила гулять в последний раз, и теперь с удивлением смотрела на нарядный люд, сновавший возле прилавков приезжих продавцов.

А посмотреть было на что: тут продавали мёд разных сортов, рядом — яркие шелковые платки на любой вкус, а чуть поодаль — всякие сладости для детей. Дымились шашлыки, маня аппетитными запахами, играла музыка, раздавался смех.

София остановилась у последней лавки. Она прижала к себе поплотнее матерчатую сумку, в которой держала куру и погладила её.

По правде говоря, ей было жалко расставаться с несушкой, она с такой любовью относилась к ней.

Несколько лет назад довелось купить цыплят, те вымахали в петушков и кур. Одна из курочек повредила лапку, Софии пришлось забрать её домой, чтобы подлечить. Курочка оказалась любознательной и очень смешной, она прыгала на одной лапке за хозяйкой и играла с ней.

Впоследствии, Пеструшка превратилась в любимого питомца. Стоило хозяйке зайти в курятник, как та тут-же бежала, прихрамывая к ней.

Вот и сейчас, птица восприняла их прогулку с любопытством, она старалась высунуться наружу, теребя клювом руку Софии.

***

…Пожилая торговка взглянула на Софию:

— Возьми бижутерию, красавица. Есть медицинская сталь, есть серебро, и под золото красивые цепочки есть.

— Нет, спасибо, я хочу курицу живую продать, несушку. Отличные, крупные яйца несет, — как можно вежливее сообщила София.

— Курицу… И куда мне её…

Тут молодой мужчина, стоявший рядом у прилавка, оживился и громко спросил:

— Покажи курицу-то.

— Сейчас.

София бережно передала несушку в руки молодому человеку. (Он был ей незнаком).

— За сколько продаёшь? Так дёшево, в чем подвох?

София почувствовала на себе пристальный, изучающий взгляд, отчего ещё больше взмокла.

— Она немного хромает, но в-остальном, крепкая и здоровая несушка.

— Ну хорошо, я у тебя её куплю. А это у тебя что?

Незнакомец указал на глиняные поделки, которые София продолжала держать в руках.

— А, это… Статуэтки. Свистульки и копилка.

Мужчина протянул руку, рассмотрел свинью и кривовато улыбнулся:

— Надо же, самодельные.

— Так и есть, ручная работа. Продам недорого, очень деньги нужны.

— Я всё куплю. Люблю всё необычное.

Торговка, стоявшая у лавки с бижутерией, хмыкнула:

— Ну и на кой тебе это нужно, Дениска? В игрушки что ли не наигрался? Шел бы ты лучше к брату с шашлыками помогать.

Софья, взявшая деньги, испугалась:

— Так вы торгуете шашлыками? Тогда я курицу вам не продам!

Она пробовала отобрать Пеструшку, но Денис ловко увернулся и отбежал.

— Возьмите свои деньги обратно! — с дрожью в голосе попросила София, — Пеструшку нельзя пускать на шашлыки! Она не мясной породы!

— Да понял я. Не собираюсь пускать её на шашлыки. Я эту курочку маме подарю. Она у меня разводит кур.

— Вы не обманываете меня?

— Нет, — Денис ей по-доброму улыбнулся. — Ты можешь приезжать и навещать свою Пеструшку. Да уж, я и не знал, что у птиц есть имена.

***

София уже подходила к дому, когда вдруг её нагнал автомобиль, из окна высунулся Денис.

— Подождите, девушка… Я ещё вот что хотел спросить, у вас есть ещё глиняные статуэтки? Я б купил. На подарки, знаете ли, неплохо подойдут.

София зажмурилась от светившего в глаза солнца и улыбнулась:

— Так это же здорово! У нас дома много всяких статуэток есть!

***

…Дудников, лежавший в постели, проснулся и громко застонал, услышав голоса.

— Кто там, Софа? Принеси мне воды, пить хочу.

Гость, стоявший на пороге, кинул взгляд на лежащего Виктора и отвернулся, разглядывая картины на стене.

— Невероятно, — прошептал он. — Кто это рисовал? Вы? — обратился он к хозяйке, проходившей мимо, со стаканом воды в руках.

— Я! — подорвался в постели Дудников. — И не рисовал! Рисуют дети на асфальте мелками, а я — пишу!

Больной привстал в кровати, опираясь на одну руку и следил глазами за незнакомцем.

— А что вам до моих картин? — капризно поинтересовался он.

— Они мне понравились. Хочу купить. А эти скульптуры? Чьи они?

— Тоже мои! — крикнул Дудников, оттолкнув рукой Софию, которая протягивала ему стакан с водой. — Я их лепил! Здесь всё принадлежит мне!

Откинув одеяло, Виктор встал с постели, и немного прихрамывая, разминая на ходу ноги, подошел к гостю.

— У вас любопытные этюды, — косясь на одиноко стоявшую Софию, заявил гость.

И, пока Дудников распинался перед ним, показывая картины и фигурки, гость незаметно поглядывал на девушку, отмечая румянец на её щеках и тихую робость перед ним.

Эпилог

София была удивлена «чудесным исцелением» бывшего мужа.

Оказывается, Дудников вовсе не болел!

Стоило появиться человеку, который заинтересовался его мастерством, вся хворь прошла.

Таинственный гость приезжавший в дом Дудникова каждый день, скупал то одну картину, то другую.

Когда картины закончились, покупатель взялся за фигурки.

Дудников, видя что его творения пошли вразнос, бросился в мастерскую рисовать.

Этому идиоту было невдомёк, что «покупателя» привлекли вовсе не «шедевры», а жена.

Точнее, бывшая жена.

Каждый раз уходя с очередной «картиной», Денис, так звали покупателя, подолгу стоял у крыльца и разговаривал с Софией.

Между молодыми людьми возникла симпатия.

А там и до чувств недалеко.

…В итоге, история закончилась тем, что Денис забрал из дома Дудникова то, что и хотел, его бывшую жену.

Собственно, из-за которой и пришел.

Возвращаясь из поездок в родное село, Денис шел в дом и кидал купленные картины в печь, а глиняных «уродцев» он складывал в мешок, пока ещё не зная, куда их деть.

Он вспоминал милое лицо Софии.

Он её сразу присмотрел, ещё когда она только появилась на ярмарке в своем легком платье и с сумкой на плече.

Денис с первого взгляда понял, что пришла его судьба.

А потом проследил и разузнал, что девушке живется плохо с чудаковатым глупцом, который возомнил себя творцом.

Очень плохо, но некуда уйти.

Вот он и ездил к Дудниковым каждый день, чтобы купить очередную дурацкую картину и увидеться с ней. И в конце-концов, София всё поняла.

***

Дудников не ожидал, что всё так обернется.

Денис, который скупал его творения в огромных количествах, перестал приезжать после того, как увёз Софию.

Дудников слышал, что пара поженилась и испытал горькие чувства от того, что дал себя так легко обмануть.

И правда ведь, найти хорошую жену нелегко, а София как раз была таковой.

Не сразу к нему пришло понимание того, что он потерял самое ценное, что у него было, жену.

Где ещё такую заботливую найдешь? София не только терпела, но и жалела, и заботилась о нём, как вторая мать. А как она была хороша!

А он, глупец, это сокровище упустил.

Дудников хотел было впасть в депрессию, но потом передумал. Ведь теперь некому кормить его тертыми яичками, некому принести стакан воды. Не на кого повесить дом и двор…