Я думаю каждый из моих читателей, хоть раз, но слышал эту известную формулировку: «Живём один раз». Мы бросаем эту фразу так легко — чтобы оправдать спонтанную покупку, решиться на путешествие или попробовать что-то новое в жизни. Но если задержаться на этой мысли подольше, она начинает обжигать, как лёд. Что на самом деле означает эта простая и такая сложная истина?
Сегодня эта мысль обрела свой универсальный и слегка бесшабашный слоган — YOLO, кричащую аббревиатуру от «You Only Live Once». Рожденная в недрах хип-хоп культуры и подхваченная соцсетями, она стала оправданием для всего — от безобидной импульсивности до откровенно рискованных поступков. Но если прислушаться, за этим бравурным западным кличем слышны отголоски куда более древних и глубоких голосов. Вспомните латинское «Carpe diem» — «Лови день», призывавшее не к безумию, а к мудрому улавливанию сути момента. Или японское «Итиго итиэ» — осознание того, что каждая встреча уникальна и неповторима. Так что наша современная мантра — не нечто новое, а лишь новое звучание вечного вопроса человечества.
Для многих YOLO — это девиз, призывающий хватать удачу за хвост, пробовать всё, о чём мечталось, и не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. В этом есть своя красивая правда. Жизнь и впрямь не черновик, который можно переписать. Но если присмотреться повнимательнее, эта беззаботная философия таит в себе ловушку. Бегство от скуки может превратиться в бегство от себя, а погоня за новыми острыми ощущениями начинает напоминать попытку наполнить бездонный сосуд. Где та грань, где жажда жизни перерастает в страх что-то упустить, а сам человек становится заложником собственного девиза?
Здесь на сцену выходят куда более строгие мыслители. Французский философ Жан-Поль Сартр сказал бы, что осознание нашей единственной жизни — это не повод для праздника, а груз высочайшей ответственности. Если Бога нет, если нет предопределённого сценария, то мы, как заброшенные в этот мир актёры, вынуждены сами писать свою роль. Каждый наш выбор — от выбора профессии до тона, каким мы говорим с близким, — это мазок кисти на холсте нашей сущности. «Человек обречён на свободу», — утверждал Сартр. Это тяжёлое бремя. Осознание, что мы живём один раз, заставляет нас спросить себя не «что я хочу попробовать?», а «кем я хочу стать?» и «какую историю я хочу рассказать своей жизнью?».
Древние стоики, например Сенека, смотрели на это с другой, удивительно спокойной стороны. Они не бежали от мысли о смерти, а приручали её. Их ключевой принцип — «memento mori», помни о смерти. Но это не было приглашением к унынию. Напротив! Сенека с горечью писал, что мы больше всего тратим впустую именно время — единственный невосполнимый ресурс. Помнить, что всё имеет конец, — значит по-настоящему ценить каждый миг. Ценить разговор с другом, вкус утреннего кофе, тишину заката. Это не гедонизм, а глубокая, трезвая ясность. Стоик живёт своей единственной жизнью достойно, творя добро и сохраняя мужество, не потому, что ждёт награды, а потому что это и есть единственно верный способ прожить её хорошо.
А что, если у жизни нет вообще никакого смысла? Этим вопросом задавался Альбер Камю. Он видел мир абсурдным: мы, с нашей жаждой смысла, брошены в безразличную вселенную. Сизиф, обречённый вечно вкатывать на гору камень, который обречён скатываться вниз, — вот наша участь. Но Камю находит в этом не отчаяние, а странную победу. Само сопротивление бессмысленности, сама наша страсть к жизни и есть ответ. «Борьба за вершину сама по себе достаточна, чтобы заполнить сердце человека. Нужно представить Сизифа счастливым». Наша единственная жизнь становится актом бескомпромиссного бунта — не сломом, а утверждением своей свободы и достоинства.
И наконец, самое, пожалуй, тёплое и объединяющее прочтение. Если я живу один раз, то и каждый человек, которого я встречаю на своём пути, — тоже. Его боль — настоящая. Его радость — единственная. Его жизнь — такая же хрупкая и бесценная. Эта мысль растворяет границы нашего эго и открывает дорогу к состраданию. Наша единственная жизнь становится не просто личным проектом, а частью общего полотна человечества. Мы оставляем след — добрым словом, помощью, созданной вещью, изменённой к лучшему маленькой частичкой мира. Как гласит одна мудрость: «Мы не наследуем землю у наших предков, мы берём её в долг у наших детей». Наше «один раз» оказывается звеном в бесконечной цепи, и от нас зависит, передадим ли мы это звено целым или исцарапанным, ослабленным или укреплённым.
Так что же в итоге означает «живём один раз»? Это не инструкция. Это чистейший холст. На него можно выплеснуть все краски безумного праздника. Или можно вывести тонкий, продуманный рисунок. Можно сжать его в кулаке с тревогой, а можно расправить его перед собой с благоговением. Эта фраза — лишь ключ, который заводят часы нашего сознания. А как ими распорядиться — тикать в унисон с вечностью или попытаться обогнать само время — решаем только мы сами в каждом нашем единственном, неповторимом выборе.