Робинзону пятьдесят лет. Но все зовут его Робинзон, а не Дед, как зовут такого же возрастного мужика у смежников. Потому что Робинзон это вещь в себе, человек в футляре. Возрастной, но крепкий облысевший мужик невысокого роста с выразительными карими задумчивыми глазами. Он редко что-то говорит, в основном молчит и делает какое-то своё полезное дело, чинит ли дверцу буржуйки, у которой петля отвалилась, идёт ли в атаку с всеми остальными бойцами, или просто о чём-то думает.
Робинзон будто и в самом деле оказался на необитаемом острове, хотя вокруг свои. Но он всегда держит дистанцию, живёт в какой-то собственной скорлупе, которая помогает ему сохранить ясный разум и жизнь. Это его защита от окружающего мира. От ревущего, стреляющего, стонущего, оглушающего мира, который называется война.
Робинзон из той исчезающей породы мобиков Кузьмичей, которые отказались подписывать контракт и оказались в штурмах. Дед — такой же, Кузьмич, но Дед искренне верит, что не подписав контракт он окажется в числе демобилизованных, когда случится чудо.
Чудо может случиться 31 декабря, когда Президент перед звоном курантов объявит, что остатки Кузьмичей поедут домой навсегда, или 9 мая, в честь дня Победы. Каждый год Дед ждёт этого чуда с замиранием сердца. Затем разочаровывается, проклинает всех начальников, но проходит время и снова ждёт. На войне надо во что-то верить.
Робинзон чуда не ждёт. Он просто делает своё дело, по большей части молча. Товарищи даже как-то высказали версию: Робинзон считает, что если болтать без умолку, проявлять эмоции — на это тратится драгоценная энергия. А может, он просто не любит говорить? Может, он молчит из упрямства? Рассуждали они об этом при Робинзоне, в блиндаже на окраине Серебряного леса. Тот лежал на нарах, слушал, молчал и едва заметно улыбался, невидимый для всех, ведь свет лампы на него не падал.
Товарищи не ведают, что Робинзон просто не любит ничего менять. Он привык жить так, как жил. У него даже на гражданке был кнопочный телефон, хотя все вокруг давно перешли на смартфоны. И если на гражданке он обычно молчал, то молчит и тут. И статус мобика на статус контрактника он не меняет по той же причине. Дело не в надежде, не в упрямстве и не в каком-то подвохе, которого ждут мобики от перемены статуса. Просто он не любит ничего менять. В стабильности для него есть какая-то надёжная основа.
***
Путь до позиции от места, где выгрузили боеприпасы, лежит через обгоревшую лесополку. Кто именно её сжёг — Робинзон не знает. Но знает, что сожгли её вместе с бойцами. И это было ещё до того, как отряд Робинзона перебросили на этот участок. Он идёт по этой тропинке уже третий день, нагруженный боеприпасами, но едва заметно здоровается со смолянистыми людьми.
Их здесь пятеро. Время и природа хорошенько поработали над ними. Давно уже не понять, наши это бойцы или противника. Этот участок фронта переходил из рук в руки несколько раз. Остатки формы и амуниции этих смолянистых людей давно потеряли свои цвет и свойства. Но если попробовать прикоснуться к ним — они рассыпаются в труху. Почему их не собрала специальная команда — Робинзону не известно. Быть может именно по этой причине, бойцы лишь фикция, которая рассыпается в пепел при прикосновении, что тут брать?
Робинзон даже придумал им имена, взамен тех, которые уже не вернуть. Вот этот, с раскрытым землянистым ртом на пол-лица — Крикун. Он лежит босой, в усохших шерстяных носках, потому что кто-то решил, что ему пригодится его обувь. Но эти тактические ботинки "Лова" с покрытием из гортекса валяются неподалеку. Они слегка оплавились, в носке одного из них дыра, обувь потеряла свою значимость и её выбросили. Метров через десять от него лежит Впалый, ошметки обгоревшей разгрузки провалилась в рёбра, а ног у него нет и вовсе.
Если пройти ещё сотню метров — тут лежит целая троица — Три богатыря. Один крупный, при жизни был здоровенным бугаём, это Илья Муромец. Он лежит, в яме, спрятав глазницы под облупленный шлем. На его берцы огромного размера никто не позарился, так они и торчат подошвами вверх, одна из них уже "просит каши". Надо бы зашить, думает Робинзон, каждый раз проходя мимо. Не порядок.
Добрыня Никитич размером поменьше, он обнял обгоревший пенёк, будто видел в нём спасение. На его спине тускло поблескивает металлический карабин для эвакуации. Он не пригодился. Добрыня Никитич в одном ботинке, второй он, видимо, потерял, когда бежал от своей участи. А Алёша Попович и вовсе напоминает мумифицированного подростка, до того это щуплый и маленький солдат. Он обут в китайские кроссовки, они уже развалились.
Робинзон знает об обуви всё, он полжизни отработал на обувной фабрике.
— Трупы... — говорит Робинзон командиру на четвёртый день.
— Что трупы? — спрашивает вечно занятой командир. Он отлично понимает, какие трупы имеет в виду Робинзон.
— Лежат... — глубокомысленно отвечает Робинзон.
— Они давно тут лежат, если ты не заметил, — говорит командир. — Конкретнее, Робинзон, что ты хотел? Не тяни резину.
— Надо бы доложить начальству, — наконец выдавливает из себя Робинзон.
— Зачем?
— Чтобы убрали.
— Они что, мешают тебе? — спрашивает командир. — Они даже не на тропинке лежат.
— Нет, не мешают, — отвечает Робинзон, собираясь с мыслями. — Не хорошо это. Надо убрать. Ведь их кто-то ждёт дома.
Командиру не до того. Он вечно занятой и одновременно решает десятки задач. Но он связывается с вышестоящим командованием и передает информацию. И трупы действительно куда-то исчезают. Робинзон надеется, что даже из праха смогут достать ДНК и найти родственников. Для кого-то это важно.
***
На войне, в городской застройке, всё вокруг чёрное, коричневое, но чаще серое или тускло-зелёное. Всё тлен, разруха или маскировка. Ярких колеров не сыскать. Они демаскируют.
Даже гражданские вещи, которые когда-то были ярко жёлтыми, красными, синими, но оказались в переплёте войны — утратили свои цвета, покрылись грязью, сажей и пылью, выгорели на солнце, вымокли под дождем, сползли вместе со снегом и тоже прекратились в серое с оттенками. Вот эта детская коляска явно была когда-то яркой синей, а теперь валяются без двух колёс на боку, серая, грязная, и из неё торчат клочки синтепона.
Но однажды Робинзон заметил во дворе яркое пятно. Дело было во время зачистки здания, они шли по коридорам, проверяли помещения, но противник отсюда уже удрал, бросив своих погибших, окровавленные бинты и пустые консервные банки.
И когда всё было закончено, с высоты крыши Робинзон внезапно заметил внизу среди груды серого мусора и обломков это яркое пятнышко, резко контрастирующее с окружающим пейзажем.
Робинзон твёрдо направился в сторону выхода.
— Ты куда? — спросил его молодой Мика. — Нам ещё флаг втыкать!
— Я вернусь, — пообещал Робинзон. — Надо кое-что проверить внизу.
Он сбежал вниз по этажам, толкнул от себя подъездную дверь и вышел во двор, озираясь вокруг. Там, внизу, среди обломков, он растерялся, потеряв ориентир. Вот коляска, лежащая на боку, её Робинзон заметил ещё когда они заходили здание. Вот квадратный фрагмент стены с редкой лазуревой кафельной плиткой, его наверное выдрало взрывом из ванной комнаты.
Он бродил, озираясь среди бетона и кирпичей в поисках того, что привлекло его внимание. И когда увидел, зачем-то опустился на колени, положил автомат на землю и протянул вперёд ладони. Это был одинокий алый тюльпан, который расцвёл среди этого хаоса, но не был виден с земли, так как его со всех сторон обступили уродливые обломки и остатки какой-то металлической конструкции.
Робинзон потянулся к цветку, прильнул носом к бутону, пытаясь почувствовать тонкий аромат. Но ничего, кроме гари, не почувствовал. Он оттащил в сторону изувеченную металлическую конструкцию, откатил крупные валуны, расчистил мест вокруг тюльпана от кирпичной крошки и обломков. Снова попытался поймать ноздрями его аромат, но не услышал его.
Робинзон выложил из камешков небольшую оградку вокруг цветка, надеясь, что солнце теперь растопит цветок, даст ему окрепнуть, набраться сил, задышать в полную силу, привлечь пчёл. Ведь должны же в окрестностях водиться пчёлы. А пчёлы это тоже жизнь, как и цветок и вообще всё живущее на свете.
— Ты чего там ползал? — подозрительно спросил Мика, когда Робинзон вернулся.
— Да так, — ответил Робинзон. Затем, подумав, признался: — Там цветок распустился.
— И что?
— Красиво. Живое. Жизнь. Разве этого мало?
— Немало, — легковесно согласился Мика.
Ему не было ещё и двадцати, и жизнь он воспринимал как само собой разумеющийся факт. Ведь он и сам был живой, курносый, веснушчатый, про таких ещё говорят "Солнышко поцеловало". Мика ещё не знал, что жизнь это великий труд. А жизнь на войне — это ещё и великий подвиг.
Они лежали на крыше. Что-то невнятно среди треска эфира шептала приглушённая рация. Над ними развивался российский флаг, примотанный проволокой к ржавой арматурине. Припекало и Робинзон подумал, что теперь цветок точно не пропадёт. За ним потянутся из земли к свету и другие ростки, ведь то, что Робинзон расчистил — было когда-то цветочной клумбой.
— На, — протянул Робинзон Мике кусок гудрона, выломанного из шва кровли.
— Что это? — спросил Мика.
— Гудрон. Мы его в детстве жевали, с жевательной резинкой было тогда туго. А он чистил зубы похлеще зубной пасты. Ну и вкус детства. Попробуй.
Мика положил в рот кусочек гудрона и задумчиво пожевал его. Затем выплюнул:
— Гадость какая-то! Паршивое у тебя было детство, Робинзон!
— Эх ты, тепличное создание, — вздохнул Робинзон, честно жуя свой кусок гудрона.
Он полез во внутренний карман, достал оттуда фотографию и показал Мике:
— Смотри, это мои дочки!
С фотокарточки Мике улыбались две девушки-близняшки.
— Красивые, — оценил он, затем внимательно поглядел на Робинзона и сказал: — Не похожи на тебя.
— В маму пошли, — объяснил Робинзон. — Мама у них красивая, просто чудо как хороша. Жена моя, тридцать лет вместе. Даже не знаю, почему она меня выбрала. До сих пор не знаю. А спросить неудобно.
— Клёво, — сказал Мика, возвращая фото. Затем снова посмотрел на Робинзона и улыбнулся: — Робинзон, а ты чего разговорился-то ? Оттаял что ли?
— Оттаял, — улыбнулся в ответ Робинзон.
2025г. Андрей Творогов
Автор сердечно благодарит Дмитрия Николаевича П., который оказал свою поддержку его творчеству переводом на карту редактора канала. Спасибо!
От редакции. Желающие поддержать нашего автора военных рассказов могут это сделать, отправляя посильную помощь для А.Творогова на карту редактора ( Сбер 2202 2032 5656 8074 редактор Александр К.), или отправить донат через кнопку Дзена "Поддержать". Автор очень ценит Ваше отношение и всегда выражает искреннюю благодарность. Вся помощь от читателей передается автору, за ноябрь она будет фиксироваться тут.
Рассказы А.Творогова публикуются только на нашем канале, прочитать их можно в этой подборке.