Мой мир сжат до размеров светящегося экрана. Я пишу ей, пытаюсь пробиться сквозь цифровой шум, сквозь назойливый пиксельный «ветер» чата. Пальцы скользят по стеклу, а в голове — призраки классиков. «Я к вам пишу…» — строки из письма Татьяны к Онегину настигают меня, как упрёк. Сквозь голубой туман одиночества мне чудится насмешливый взгляд Пушкина, а за его спиной — встаёт её образ. Не Татьяны — нет! Гордой, прекрасной и опасной Наины.
И это становится последней каплей.
Я — гусар ночного эскадрона. Мой стальной конь — подо мной. С рыком он вырывается из клетки городских улиц, и я лечу к ней, разрывая пространство и время. Я — среди волков. Таксисты, автобусы, лихачи в дорогих иномарках — все они стая, но я быстрее и безрассуднее. Я мчусь, рискуя попасть под колёса, но меня не остановить. Передо мной только её глаза — две тёмные звезды, ведущие меня сквозь адский трафик.
И вот я у цели. Она стоит на освещённом пороге, словно ждала, зная, что я явлюсь на этот зов. В её улыбке — торжество и вызов. Мои пальцы смыкаются на её прохладной руке. Ни слова. Я веду её к своему «коню».
И мы летим. Городской шум превращается в сплошной вой, в котором тонут голоса стаи. Её волосы — поток ночи и аромата — хлещут мне в лицо, опьяняя сильнее любого вина.
И вот мы за городом, у подножия спящей великаном горы. Море где-то внизу шумит приглушённым басом. Бросив железного скакуна, мы взбегаем вверх, подхваченные тёплым дыханием юга. Рука в руке, как одно целое.
А там, наверху, — другая жизнь. Луна купается в море весенних цветов. Их несметные полчища, их пьянящий аромат сводят с ума. От счастья распирает грудь. Хочется кричать, смеяться, плакать.
И я подхожу к обрыву. Раскидываю руки, чувствуя, как ветер хочет поднять меня в небо. И из самой глубины души, из самой сердцевины этого безумного счастья, я выкрикиваю в ночь, бросая вызов всему миру:
— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ЖИЗНЬ!!! ТЫ ПРЕКРАСНА!!!
Их мир, состоящий из двух сердец и моря цветов, был внезапно взломан. Словно сама природа позавидовала их счастью.
Со стороны темного леса, нарушая тишину топотом десятков лап, мчалась стая волков. Она пронеслась по равнине черным смерчем и с той же дикой скоростью ворвалась на их цветущий пятачок рая.
Он и Она, застигнутые врасплох, вжались друг в друга. В их глазах читался один лишь вопрос: «Конец?» Лица побелели, как мрамор.
Но стая прошла мимо. Серые стражи, не глядя на людей, образовали вокруг них живое, дышащее баррикаду. Мохнатые тела ощетинились, могучие груди выпятились навстречу невидимой угрозе, а из глоток полилось грозное, подземное рычание. Они не были врагами. Они были древним ополчением, вставшим на пути настоящего врага.
И враг явился. Земля вздыбилась, вырвав из груди горы оглушительный рев. Небо раскололось ослепительным столбом пламени, который тут же выпустил ядовитый черный дым. Это не земля тряслась — это сам ад постучался в их дверь. Вулкан, спавший веками, пробудился. И последнее, что они видели перед тем, как мир поглотил хаос, — были верные спины волков, заслоняющие их от всепоглощающего огня.
А внизу, у подножия горы, где море лениво лизало песок, царила безмятежность. Люди загорали, смеялись, не подозревая, что их рай готовит им гибель. Это стало полной и ужасающей неожиданностью.
Сначала был лишь глухой удар, как подземный стон. Люди в недоумении замирали, не в силах понять, что творится. Но когда небо раскололось огненным адом, а с грохотом начали падать раскаленные камни, по пляжу пронеслась волна животного ужаса. Безмятежность сменилась хаосом. С искаженными в крике лицами, люди бросились прочь, обгоняя и расталкивая друг друга в слепой панике. Смерть дышала им в спины.
Тем временем по склону, точно слепая, но неумолимая ярость земли, сползала огненная лава. Она пожирала всё на своем пути: кипарисы вспыхивали, как спички, дома складывались в тлеющие угли. Всё вокруг горело! Камни и пепел, поднятые чудовищным вздохом вулкана, высоко взмывали в небо, чтобы обрушиться обратно огненным градом, погребая под собой и людей, и животных. Горели и взрывались машины, разбрасывая искорёженный металл. С воем проносились «скорые», но они были бессильны перед этим апокалипсисом.
Толпа, как единый обезумевший организм, хлынула к аэродрому — последнему клочку надежды, где стоял единственный вертолёт. Но надежда эта была призрачной. Люди, обезумевшие от страха, облепили машину, штурмовали её, пытаясь втиснуться в уже до отказа забитый салон. Женщина в разорванной платье кричала имя ребенка, которого успели протолкнуть в внутрь вертолёта, но сама она оставалась снаружи. Пилот, его лицо было маской отчаяния, он кричал сквозь грохот и шум, что не сможет всех забрать, что вернется. Но его слова тонули в общем реве.
— Я вернусь! — снова крикнул пилот, но голос его, сорванный, захлебнулся в ревущем хаосе.
С тяжёлым вздохом взревели моторы. Вертолёт, раскачиваясь, как пьяный, медленно и нехотя оторвался от земли. Он был страшно перегружен. Люди, оставшиеся внизу, смотрели на него снизу вверх, с лицами обреченных, в последний раз вверяя ему свои души. Он был их уходящим в небо спасением.
И это спасение длилось недолго. Сквозь густой пепел и чёрный дым вскоре донёсся глухой, тяжёлый удар. И затем — оглушительная тишина, страшнее любого грома. Надежда рухнула вместе с железной птицей.
А высоко на возвышенности, превратившейся в огненный остров исходящего из кратера ада, стояли Он и Она. Плотное кольцо волков, ощетинившихся и рычащих не на людей, а на окружающий их хаос, казалось, было единственной преградой между ними и всепоглощающим огнем. Лава, стекая по склонам, пылающим ожерельем окружила их утёс. Они с ужасом наблюдали за гибелью мира внизу, затаив дыхание, в странном и жутком спокойствии посреди бури.
Вулкан затих так же внезапно, как и взорвался. Словно исполин, истощивший свою ярость, он умолк, оставив после себя гробовую тишину, оглушительную после недавнего грохота.
Наутро хлынул ливень — не утешительный, а карающий. Холодный, как лед, он обрушился на землю, подгонянмый яростным ветром, смывая пепел и потухшие тлеющие угли. Свинцовое небо разрывали вспышки молний, и в их призрачном, синеватом свете на мгновение являлись миру застывшие фигуры: Он и Она, обнявшиеся, словно каменные изваяния, в кольце таких же неподвижных и мокрых волков.
И так же внезапно буря отступила. Солнце, яркое и равнодушное, засияло во всей своей красе, озаряя дымящийся, израненный мир.
На закате, на фоне огромного багрового солнца, на возвышенности, черной от застывшей лавы, по-прежнему стояли Он и Она в окружении стаи. Это было жуткое и прекрасное зрелище, потрясающее воображение — последние живые существа на острове смерти.
И тогда волки начали уходить. Медленно, не спеша, они стали спускаться вереницей, следуя друг за другом, осторожно ступая по отвердевшей, но все еще теплой лаве. Их миссия была завершена.
На багряном закате, среди мёртвой, абсолютной тишины, остались стоять только ДВОЕ. И когда последний волк скрылся из виду, силы окончательно оставили их. Они медленно опустились на колени на черную землю и зарыдали — не от горя, а от осознания чуда. Они плакали, потому что остались живы в этом аду.
А внизу, спустившись с холма, звери, словно сговорившись, в последний раз повернули свои головы. Их взоры, полные какой-то древней, звериной мудрости, устремились к молодым людям. Это был прощальный взгляд — благодарный и вечный. И они растворились в сгущающихся сумерках, исчезнув в гробовой тишине помертвевшего мира.
Солнце скрылось за горизонтом, окрасив небо в желто-малиновые тона. А молодые люди все еще сидели в обнимку, не в силах сдвинуться с места, все еще не веря в свое спасение. Две темные, слившиеся воедино фигуры, резко выделявшиеся на фоне прощального торжества заката — живые свидетели того, что даже среди огня и смерти можно найти спасение среди волков.