Я не мстительный человек. Честно. Но когда трое взрослых людей в купейном вагоне объявляют тебе, что ты имеешь право дышать только на своей верхней полке, а всё остальное пространство — их вотчина... что ж, во мне просыпается внутренний юрист-садист. И сейчас я расскажу, как 32 часа пути из Санкт-Петербурга в Красноярск превратились в молчаливую войну, которую я выиграл, не нарушив ни одного правила РЖД.
История подписчика нашего канала, пунктуация и орфография сохранены
Пролог: когда экономия выходит боком
Апрель 2025 года. Мне срочно нужно в Красноярск — дедушка заболел, надо ехать. Авиабилеты — космос, 45 тысяч в одну сторону. Смотрю на РЖД. И тут происходит чудо динамического ценообразования: плацкарт стоит 8,700 рублей, а купе — 7,200.
Я перечитываю три раза. Купе дешевле плацкарта? Серьёзно?
Покупаю купе, верхнюю полку. Радуюсь, что сэкономил полторы тысячи. Глупец.
Знакомство с королевством нижних полок
19:40, Московский вокзал Санкт-Петербурга. Вагон 6, купе номер 4. Захожу — и понимаю, что попал в частные владения.
За столиком сидят трое: женщина лет пятидесяти с химической завивкой и золотыми серьгами размером с люстру (назовём её Валентина), её сестра лет сорока пяти в спортивном костюме с блёстками (Ирина) и их мама — бабушка лет семидесяти, но бодрая, с пронзительным взглядом (Тамара Петровна).
Всё пространство под нижними полками забито чемоданами, сумками, пакетами. На столе — термосы, три тарелки, судочки с едой, зарядки для телефонов, журналы, влажные салфетки, лекарства.
— Здравствуйте, — говорю я, показывая билет. — Я на четвёртую полку.
Валентина оценивает меня взглядом эксперта по мясу на рынке:
— А-а-а, верхняя полка... Ну проходите, проходите. Только сразу предупреждаю: под нашими местами багаж не помещайте, там наши вещи. Ваша полка четвёртая, вот туда всё своё и складывайте.
Я смотрю на верхнюю полку, потом на свой чемодан, потом обратно на полку. Чемодан весит килограммов двадцать.
— Понял. А если мне поесть?
— Вагон-ресторан есть, — отрезает Ирина, не отрываясь от телефона. — Или на своём месте. Мы тут втроём сидим, нам тесно. Вы уж извините.
Я смотрю на столик. За ним свободно сидят три человека, явно остаётся место ещё для двоих.
Тамара Петровна добавляет:
— И вообще, молодой человек, мы пожилые люди, нам покой нужен. Вы там наверху тихонько, пожалуйста. Чтобы мы вас не слышали и не чувствовали.
В моей голове что-то щёлкнуло. Не слышали? Не чувствовали? Хорошо-хорошо. Сейчас я вам устрою такое не-слышание...
Но сначала надо было проверить теорию. Я достал телефон и загуглил: "Правила перевозки пассажиров РЖД 2025". Читаю пункт 93. Читаю пункт 92. Улыбаюсь.
— Хорошо, — говорю я с самой доброжелательной улыбкой. — Я всё понял. Сейчас уложусь.
Акт первый: великий подъём багажа
Я беру свой чемодан двумя руками. Начинаю его поднимать. Медленно. Очень медленно.
— Ой, — говорю я, — тяжеловат...
Любой нормальный человек помог бы. Но здесь со мной три дамы, которые смотрят на меня как на телевизор.
Я тяну чемодан. Кряхчу. Придыхаю. Чемодан соскальзывает обратно.
— Ой! — вскрикиваю я. — Чуть не упал! Осторожнее надо...
Валентина поджимает губы, но молчит.
Вторая попытка. Я поднимаю чемодан, упираюсь коленом в нижнюю полку (прямо рядом с Валентиной), тянусь вверх. Чемодан на середине пути замирает. Я стою в неудобной позе, дрожу от «напряжения».
— Господи, какой тяжёлый, — бормочу я. — Что я туда напихал-то...
Проходит минута. Две. Три. Я стою с чемоданом на весу.
Ирина нервно говорит:
— Может, вам помочь?
— Не-не, — отвечаю я, — я сам, сейчас, почти...
Наконец, на четвёртой минуте, чемодан оказывается наверху. Я вытираю лоб.
— Фух! Получилось!
Тамара Петровна смотрит на меня с подозрением, но ничего не говорит.
— А рюкзак тоже наверх? — уточняю я.
— Естественно, — отвечает Валентина. — У нас под полками всё занято.
И начинается второй подъём. Рюкзак весит килограмма четыре, но я поднимаю его с лицом грузчика, тащащего пианино на девятый этаж. С остановками. С передышками. С вздохами.
Ещё пять минут.
Когда рюкзак наконец оказывается наверху, я спрашиваю максимально невинно:
— А пакет с продуктами тоже наверх?
Валентина открывает рот, потом закрывает. Смотрит на сестру. Та пожимает плечами.
— Давайте уж сюда, — цедит сквозь зубы Валентина, указывая на крошечное пространство в углу под своей полкой.
— О, спасибо большое! — радуюсь я. — Вы очень добры!
Укладываюсь на своей полке. Лежу. Смотрю в потолок. Думаю о том, что впереди 32 часа пути. И эти 32 часа будут незабываемыми.
Акт второй: синдром забывчивого профессора
Проходит двадцать минут после отправления. Я спускаюсь с полки.
— Ой, извините, — говорю я, — забыл телефон достать из рюкзака.
Лезу наверх, достаю рюкзак, открываю, роюсь в нём минуты три, нахожу телефон. Кладу рюкзак обратно. Спускаюсь.
Через полчаса:
— Ой, а книжку-то забыл взять!
Снова достаю рюкзак. Ищу книгу. Перекладываю вещи. Нахожу. Кладу обратно.
Ещё через сорок минут:
— Блин, наушники где... Точно, в рюкзаке!
Тамара Петровна уже не выдерживает:
— Молодой человек, а вы не могли СРАЗУ всё достать?!
— Ой, — отвечаю я с виноватым видом, — знаете, у меня плохая память. Вот забыл — и забыл. Извините, пожалуйста. Но вы же сами сказали, что рюкзак должен быть наверху. Вот он и наверху. А вещи мне нужны.
Валентина что-то злобно шипит сестре. Но вслух ничего не говорит.
Я понимаю, что метод работает. И продолжаю.
Через час:
— Ой, зарядку забыл!
Через полтора часа:
— Ручку! Мне ручка нужна, там в рюкзаке...
Через два часа:
— Таблетку от головы... точно в рюкзаке положил...
К полуночи Ирина уже дёргается каждый раз, когда я начинаю шевелиться на полке.
Акт третий: утренний кофе на нижнем ярусе
6:50 утра. Поезд едет. Я просыпаюсь. У меня есть план.
В 7:00 начинается время завтрака согласно правилам РЖД. А значит, у меня есть законных 30 минут, чтобы сидеть за столиком.
Я спускаюсь. Достаю из пакета термос с кофе, бутерброды, йогурт, банан, печенье.
Валентина ещё спит на нижней полке. Я сажусь прямо на край её полки, рядом с её ногами.
Она просыпается, открывает глаза, видит меня и вскрикивает:
— Вы что делаете?!
— Завтракаю, — спокойно отвечаю я, наливая кофе. — Пункт 93 правил РЖД. С семи до десяти утра я имею право на 30 минут приёма пищи за столиком. И на нижней полке могу сидеть, если верхняя неудобна. Хотите, позовём проводника?
Она смотрит на меня так, будто я материализовался из её худшего кошмара.
Ирина просыпается:
— Мам, что случилось?
— Он тут... сидит! — Валентина показывает на меня пальцем.
— Завтракаю, — повторяю я, откусывая бутерброд. — По правилам. Кстати, столик тоже общий, пункт 92. Все пассажиры имеют на него равное право.
Я раскладываю на столике свои припасы. Термос. Бутерброды. Йогурт. Печенье. Банан. Салфетки.
Тамара Петровна, которая спала на верхней полке над Валентиной, спускается:
— Что здесь происходит?
— Молодой человек завтракает, — язвительно говорит Валентина. — На моей полке.
— На общей полке, — поправляю я. — Во время завтрака. По правилам перевозки.
Тамара Петровна открывает рот, закрывает. Думает.
— И сколько вы тут сидеть будете? — спрашивает она.
— Тридцать минут, — отвечаю я, показывая часы. — До семи тридцати. Ровно столько, сколько положено по правилам.
И я ем. Медленно. Смакую каждый кусочек. Прихлёбываю кофе. Иногда вздыхаю: «Как вкусно!»
Роняю пару крошек на пол.
— Ой, извините! — говорю я и старательно собираю их салфеткой.
Валентина сидит на своей полке, прижавшись к стенке, и смотрит на меня с ненавистью. Но молчит.
В 7:30 ровно я заканчиваю, собираю свои вещи и говорю:
— Спасибо за компанию! Приятного дня!
Поднимаюсь на свою полку.
Внизу тишина. Потом Валентина шипит:
— Наглец...
Я улыбаюсь в потолок.
Акт четвёртый: спортивные упражнения для здоровья позвоночника
Около десяти утра я начинаю разминку.
Лежать на полке вредно для спины. Надо двигаться. И я начинаю... потягиваться. Громко. С вздохами. С хрустом в суставах.
— А-а-а-х! — протяжно выдыхаю я. — Как затекло...
Потом сажусь, свешиваю ноги вниз. Прямо над столиком. Прямо напротив лица Ирины, которая пьёт чай.
Болтаю ногами. В носках (я культурный человек). Но активно. Туда-сюда. Туда-сюда.
Ирина поднимает глаза, видит мои ноги в десяти сантиметрах от своего лица. Морщится.
— Вы не могли бы... — начинает она.
— Ноги затекли, — объясняю я сочувственно. — Знаете, на верхней полке места совсем мало. Надо разминать. Врачи рекомендуют.
Она не знает, что ответить.
Я сижу так минут десять. Болтаю ногами. Иногда потягиваюсь, чтобы спина не затекла.
Потом делаю упражнение для шеи — повороты головой. Слышится хруст.
— Уф, — говорю я, — вот так-то лучше.
Снова ложусь.
Через час повторяю. Сижу. Болтаю ногами. Потягиваюсь.
Валентина не выдерживает:
— Может, хватит уже дёргаться?!
— Простите, — отвечаю я, — но врачи говорят, что нельзя долго лежать без движения. Тромбоз может быть. Мне же ещё до Красноярска ехать. Вы же не хотите, чтобы у меня тромб оторвался?
Она смотрит на меня с таким выражением, будто очень даже хочет. Но молчит.
Акт пятый: обед под контролем правил РЖД
12:00. Время обеда. У меня есть целый час по правилам.
Я спускаюсь с полки. Достаю контейнер с гречкой и котлетой, салат в судочке, хлеб, компот.
Сажусь на нижнюю полку. Раскладываю всё на столике.
Валентина взрывается:
— Мы вам уже говорили...
— Проводница! — зову я в коридор.
Приходит проводница — женщина лет сорока пяти, крепкая, с усталым лицом.
— В чём дело?
— Вот эти пассажиры не дают мне пообедать за столиком, — объясняю я. — Хотя по правилам РЖД, пункт 93, я имею право с двенадцати до трёх на час приёма пищи.
Проводница вздыхает тяжело. Явно не в первый раз видит такое.
— Граждане, — говорит она уставшим голосом, — пассажир верхней полки имеет полное право обедать за столиком. Это прописано в правилах перевозки. Столик — общий. Вы обязаны предоставить ему место. Это не просьба, а требование.
Валентина краснеет:
— Но мы тут уже сидим!
— И он тоже имеет право сидеть, — отрезает проводница. — По закону. Если не нравится — покупайте всё купе целиком. Вопросы ещё есть?
Молчание.
Проводница уходит.
Я обедаю. Неторопливо. Целый час. Жую медленно. Смакую. Прихлёбываю компот.
Валентина, Ирина и Тамара Петровна сидят на своих полках и сверлят меня взглядами. Но молчат.
В 13:00 я заканчиваю, говорю «спасибо за компанию» и поднимаюсь наверх.
Акт шестой: ароматическая война
Вечер. 19:00. Время ужина.
У меня в пакете — корейская лапша быстрого приготовления. «Острая курица». Та самая, что пахнет на весь вагон.
Я иду к титану, заливаю лапшу кипятком. Жду три минуты. Аромат чеснока, специй и острого соуса начинает распространяться по коридору.
Возвращаюсь в купе. Сажусь на нижнюю полку (у меня ведь есть законных 30 минут!). Раскрываю лапшу.
Запах взрывается как бомба.
— Фу, — морщится Ирина, — что это?!
— Корейская лапша, — отвечаю я. — Очень вкусная. Не хотите попробовать?
— Нет! — хором отвечают все трое.
— Ну и зря, — говорю я. — Очень вкусная.
Начинаю есть. Громко прихлёбываю бульон. Втягиваю лапшу с характерным звуком. Вздыхаю от удовольствия.
— М-м-м-м, как вкусно!
Тамара Петровна открывает окно.
— Душно стало, — бормочет она.
За окном +5 градусов. Апрель. Но она открывает окно.
Я продолжаю есть. Неторопливо. Наслаждаясь каждым кусочком.
Запах остаётся в купе ещё два часа после того, как я закончил.
Акт седьмой: туалетный марафон
Я много пью. Воду. Чай. Компот. Кофе.
А значит, часто хожу в туалет. Каждые 30-40 минут.
И каждый раз я спускаюсь с полки не по лестнице. А спрыгиваю. С лёгким топотом. С кряхтением.
— Оп! — говорю я, приземляясь.
Купе вздрагивает. Валентина дёргается.
Иду в туалет. Возвращаюсь. Залезаю обратно. Тоже с шумом.
— Раз-два, взяли! — командую я сам себе, подтягиваясь на полку.
К вечеру второго дня Валентина уже вздрагивает при малейшем шорохе сверху.
Акт восьмой: ночной храпун
Ночь. Все спят. Кроме меня.
Я не сплю. Потому что думаю. И вдруг понимаю — а ведь я могу храпеть!
Я не храплю обычно. Но сейчас... сейчас могу.
Начинаю издавать звуки. Не очень громко. Но ритмично. Хр-р-р-р... Хр-р-р-р... Пауза. Хр-р-р-р...
Через десять минут снизу раздаётся:
— Вы храпите!
— А? Что? — сонно бормочу я. — Извините, я сплю... не специально...
Через пять минут повторяю. Хр-р-р-р...
— Опять! — шипит Валентина.
— Прошу прощения, — бормочу я. — Я же сплю, не контролирую...
Утром Валентина с мешками под глазами. Не спала, видимо.
— Вы всю ночь храпели, — обвиняет она.
— Правда? — удивляюсь я. — Извините, у меня насморк. Или аллергия. Не знаю. Не специально, честное слово.
Акт девятый: разговоры по телефону
Днём мне звонит друг. Я отвечаю. И начинаю разговаривать. Громко. Очень громко.
— ПРИВЕТ! ДА, Я В ПОЕЗДЕ! ЧТО? НЕ СЛЫШУ, ТУТ ШУМНО!
Внизу Ирина поднимает голову:
— Потише можно?
— СЕКУНДУ, — говорю я в телефон, — МЕНЯ ТУТ ПРОСЯТ ПОТИШЕ... ИЗВИНИ, ЧТО ТЫ ГОВОРИЛ? А, ПОНЯЛ!
Продолжаю разговор. Чуть тише. Но всё ещё громко.
Через час звонит мама. Повторяю представление.
— МАМ! ДА, ВСЁ НОРМАЛЬНО! К ДЕДУ ЕДУ! ЧТО? НЕ СЛЫШУ!
Валентина закрывает уши руками.
Акт десятый: постоянное движение
Второй день в поезде. Я решаю максимально использовать своё право на свободу передвижения.
Каждые полчаса спускаюсь с полки. Иду в коридор. Стою у окна. Смотрю на пейзажи. Возвращаюсь. Залезаю обратно.
Через двадцать минут повторяю. Спускаюсь. Иду умываться. Возвращаюсь. Залезаю.
Ещё через полчаса иду за водой к титану. Медленно. Неторопливо. Возвращаюсь с чашкой горячей воды. Завариваю чай прямо на своей полке. Чашка стоит на краю — так, что нижним видно, как она покачивается.
— Осторожнее с кипятком! — нервно говорит Ирина.
— Не переживайте, — отвечаю я весело, — я аккуратный.
Чашка продолжает покачиваться в такт движению поезда.
Акт одиннадцатый: ночная активность
Вторая ночь. Около двух часов ночи я начинаю ворочаться. Полка скрипит. Я переворачиваюсь с боку на бок. Скрип. Скрип. Скрип.
Через полчаса спускаюсь в туалет. Топ-топ-топ. Возвращаюсь. Топ-топ-топ. Залезаю обратно с кряхтением.
В четыре утра повторяю.
В шесть утра снова.
Утром вся троица с красными глазами.
Акт двенадцатый: второй завтрак
7:00. Время завтрака. Я спускаюсь. Сажусь на нижнюю полку. Достаю свой термос, бутерброды, фрукты.
Валентина даже не пытается протестовать. Просто отворачивается к стенке.
Я завтракаю все положенные 30 минут. На этот раз ещё медленнее. Ещё демонстративнее.
Громко жую. Прихлёбываю. Комментирую:
— Ммм, как же хорош кофе с утра! Правда, девочки?
Никто не отвечает.
— Ну, молчание — знак согласия! — весело говорю я.
Заканчиваю ровно в 7:30. Поднимаюсь на свою полку.
Финал: вызов проводника и капитуляция
Около 11 часов утра, когда до Красноярска остаётся примерно 6 часов пути, я в очередной раз спускаюсь с полки. Сажусь на край нижней полки Валентины, начинаю доставать телефон из кармана.
И тут Валентина срывается:
— ВСЁ! ХВАТИТ! ПРОВОДНИЦА!
Она выбегает в коридор, я слышу её голос:
— Проводница, немедленно идите сюда! Этот человек издевается над нами! Он не даёт нам покоя! Он постоянно шумит, ходит, ест, спускается! Мы не можем так больше!
Проводница приходит. Та самая женщина, что вчера объясняла им про правила.
— Что случилось?
Валентина, почти плача от возмущения:
— Он постоянно спускается! Шумит! Храпит ночью! Разговаривает громко по телефону! Ест на моей полке! Болтает ногами над нашими головами! Мы не можем так! Мы пожилые люди, нам покой нужен!
Проводница смотрит на меня. Я пожимаю плечами с самым невинным видом:
— Я что-то нарушил?
— Расскажите по порядку, что вы делали, — просит проводница.
Я начинаю перечислять спокойным голосом:
— Я поднимал свой багаж на полку, как они требовали. Да, долго, потому что тяжело. Мне несколько раз нужно было достать вещи из рюкзака — ну забывчивый я, извините. Завтракал и обедал за столиком в положенное время — пункт 93 правил, вы же сами подтверждали вчера. Делал разминку на полке, чтобы ноги не затекали. Ходил в туалет — много пью воды. Храпел — ну это во сне, я не контролирую. Разговаривал по телефону — мне звонили, связь плохая была. Что я сделал не так?
Проводница смотрит на Валентину:
— Он прав. Он не нарушил ни одного правила. Пассажир имеет право передвигаться по вагону, пользоваться туалетом, принимать пищу за столиком в установленное время. Храп во сне — не нарушение. Разговоры по телефону — не запрещены, если не мат и не посреди ночи.
— Но он делает это СПЕЦИАЛЬНО! — кричит Валентина. — Чтобы нас достать!
— Докажите, — спокойно отвечает проводница. — Он формально не нарушает правила перевозки. А вот вы вчера нарушили — отказали ему в доступе к столику, хотя это его законное право.
Тишина.
Проводница продолжает:
— Вы купили три нижних полки. Четвёртое место — верхняя полка — тоже оплачена пассажиром. Он имеет такие же права, как и вы. Если хотели ехать без соседей — нужно было выкупать все четыре места. Не выкупили — терпите. Или вы хотите, чтобы я составила акт о вашем вчерашнем нарушении его прав?
Валентина бледнеет.
Проводница смотрит на меня:
— У вас есть жалобы на этих пассажиров?
Я делаю паузу. Смотрю на Валентину, Ирину, Тамару Петровну. Все трое смотрят на меня с выражением смеси ненависти и страха.
— Есть, — говорю я. — Они с самого начала поездки отказали мне в доступе к столику, запретили класть вещи под нижние полки, сказали сидеть наверху и «не шуметь». Нарушили пункты 92 и 93 правил перевозки.
Проводница кивает:
— Граждане, я могу составить акт о нарушении правил перевозки пассажиров. Это повлечёт административный штраф. Хотите?
Тишина.
Тамара Петровна первой сдаётся:
— Мы... извиняемся. Мы неправильно себя повели. Пожалуйста, располагайтесь как вам удобно.
Валентина, сжав зубы:
— Да. Извините. Пользуйтесь столиком когда хотите.
Ирина молча кивает.
Проводница смотрит на меня:
— Принимаете извинения?
— Принимаю, — говорю я. — Спасибо за разъяснение ситуации.
Проводница уходит.
Последние часы пути: ледяное молчание
Остаётся шесть часов до Красноярска.
Я спускаюсь и сажусь за столик. Достаю ноутбук. Работаю. Никто не протестует.
Через час иду за чаем. Возвращаюсь. Пью чай за столиком. Спокойно. Никто не говорит ни слова.
В обед снова сажусь за столик. Достаю еду. Ем. Неторопливо.
Валентина, Ирина и Тамара Петровна сидят на своих полках. Молчат. Смотрят в телефоны, в окно, в журналы — куда угодно, только не на меня.
Но когда я встаю, чтобы пройти, они отодвигаются. Когда я прошу подать мне что-то с дальнего края столика, подают. Молча. С каменными лицами.
Их взгляды... О, их взгляды. Если бы взгляды могли убивать, я бы превратился в пепел в первые пять минут.
Валентина смотрит на меня так, будто я лично украл у неё последние деньги и пнул любимую кошку.
Ирина — как на таракана, которого она не может прихлопнуть газетой, потому что закон запрещает.
Тамара Петровна — с холодной ненавистью пожилого человека, который видел многое, но такого наглеца ещё не встречал.
Но они молчат. И не мешают.
За два часа до прибытия я спускаюсь, сажусь за столик, достаю остатки своих припасов. Бутерброд. Чай. Яблоко.
Ем спокойно. Смотрю в окно на проплывающие пейзажи Сибири.
Валентина сидит напротив, уткнувшись в телефон. Не поднимает глаз. Но я вижу, как дрожат её руки. От злости.
Ирина лежит на своей полке, отвернувшись к стенке.
Тамара Петровна смотрит в окно. Молчит.
Я заканчиваю есть. Говорю:
— Спасибо.
Никто не отвечает.
Поднимаюсь на свою полку. Последний раз за эту поездку.
Прибытие в Красноярск
17:40. Поезд подъезжает к станции.
Я спускаюсь, собираю свои вещи. Снимаю с полки чемодан, рюкзак, пакет.
Валентина, Ирина и Тамара Петровна сидят на своих местах. Не смотрят на меня. Делают вид, что меня не существует.
Я выхожу в коридор, поворачиваюсь:
— Всего доброго. Удачной дороги дальше.
Молчание.
Только когда я уже выхожу из вагона, слышу, как Валентина говорит сестре:
— Наглец... хам... урод...
Я улыбаюсь и выхожу на перрон.
Что я понял
Я не жалею ни о чём.
Да, я мог поступить по-другому. Мог смириться и тихо сидеть на своей полке все 32 часа. Мог питаться в вагоне-ресторане или на своём месте. Мог не «доставать» их.
Но тогда они бы решили, что так и надо. Что можно купить три билета и захватить всё купе. Что можно хамить человеку с верхней полки и считать его гражданином второго сорта.
Нет. Я заплатил за билет. У меня есть права. И я ими воспользовался. Полностью. Законно. По правилам.
Они извинились? Да. Но не потому что поняли, что неправы. А потому что проводница припугнула их штрафом.
Они ненавидели меня остаток пути? Да. Но молча. И не мешали.
Это называется «выученное поведение». Они больше не будут хамить пассажирам с верхних полок. Потому что запомнили: человек с верхней полки знает свои права. И может сделать вашу поездку очень, очень некомфортной, не нарушив ни одного правила.
Мораль истории (и юридический ликбез)
Друзья, запомните:
1. Правила РЖД — это закон. Пункт 93 (актуально на 2025 год): пассажир верхней полки имеет право на приём пищи за столиком:
- Завтрак (7:00-10:00) — 30 минут
- Обед (12:00-15:00) — 1 час
- Ужин (19:00-21:00) — 30 минут
2. Столик в купе — общий. Никто не может запретить вам им пользоваться.
3. Место под нижней полкой принадлежит пассажиру нижней полки. Но это не значит, что они могут запретить вам класть вещи, если багажных отсеков мало.
4. Проводник — ваш союзник. При конфликте зовите проводника. Он знает правила и обязан их соблюдать.
5. Вы не второсортный пассажир, даже если купили верхнюю полку. Вы заплатили за билет. У вас есть права.
6. Хотите ехать без соседей? Выкупайте всё купе. Сейчас это 25-30 тысяч рублей за четыре места на длинных маршрутах.
7. Динамическое ценообразование — штука странная. Купе может быть дешевле плацкарта. Всегда проверяйте оба варианта.
8. Верхние полки дешевле на 1000-2000 рублей. Это не значит, что вы бесправны.
9. Покупайте билеты заранее — сэкономите тысячи. Я купил за сутки и переплатил.
10. Будьте людьми. Если Валентина сразу сказала бы «добро пожаловать, располагайтесь», ничего бы не было. Но они решили хамить. Получили ответ.
P.S. Некоторые скажут: «Ты тоже хам, специально их доставал». Может быть. Но я доставал их строго в рамках закона. Не нарушил ни одного правила. Просто использовал все свои законные права по максимуму.
P.P.S. Я не призываю к мести. Я призываю знать свои права и не давать себя в обиду. Особенно когда с вами обращаются как с человеком третьего сорта.
P.P.P.S. А вообще — просто будьте хорошими людьми. И тогда не придётся 32 часа воевать в четырёх квадратных метрах. Уважайте других пассажиров — и вас будут уважать.
А у вас были конфликты с попутчиками в поезде? Как решали? Знали ли свои права? Делитесь в комментариях!
