Белый конверт из риэлторской конторы лежал на столе, и Оля смотрела на него так, словно он мог взорваться.
«Уважаемая Ольга Викторовна, в связи с оформлением сделки по продаже доли в квартире по адресу...»
Она перечитала дважды, потом медленно отложила бумаги и откинулась на спинку стула.
Значит, всё-таки её имя было в документах. Значит, когда родители приватизировали квартиру двадцать лет назад, они вписали туда всех детей — «чтобы по-честному». А теперь риэлтор по доверенности предлагал ей либо продать свою долю родственникам, либо участвовать в сделке с посторонним покупателем.
Оля закрыла глаза и вспомнила, как всё начиналось.
***
Семь лет назад. Она, второкурсница медицинского, сидела за кухонным столом и крутила вилку в руках, пока мать с сестрой разыгрывали привычный спектакль.
— Значит так, мама, официально заявляю: сделка века отменяется, — твёрдо сказала Оля.
Галина Петровна стояла посреди кухни, держала полотенце, как знамя, и смотрела на младшую дочь с тем выражением лица, которое обещало долгий разговор.
— Оль, не кипятись ты. Мы же по-человечески просим, не чужие ведь.
Лена, старшая сестра, привычно перехватила инициативу:
— Мам, ну правда, что она устраивает. Мы с Игорем всё посчитали, всё продумали. Вы просто переезжаете в дом, там простор, воздух, сад. А мы в квартире поживём пару лет, подкопим, и с миром разъедемся.
Оля подумала, что если сейчас скажет что-нибудь лишнее, то получит не по затылку, так по судьбе.
— Лена, я ещё учусь. У меня медицинский, практика в больнице, сессии вечные. Я домой хотя бы иногда приезжать хочу, в свою комнату. Не в детский уголок между пупсами твоей Насти.
Игорь, зять, засопел, но держался:
— Олечка, ну ты как маленькая. Тебя пять лет ещё не будет толком, ты сама говорила.
— Не будет меня каждую неделю, но я же не эмигрирую. Где я потом жить стану?
— С мужем жить станешь, не переживай.
Лена хмыкнула и кивнула сама себе:
— Сейчас девчонки замуж выходят рано, вон у нас в бухгалтерии одни невесты.
— Да прекратите вы меня замуж отправлять! Я хоть диплом сначала получу, врачом стану.
Виктор Семёнович, как обычно, сидел на табуретке и делал вид, что занят счётчиком на стене.
— Пап, скажи ей, что это нормальная идея, — Лена переключилась на последнюю инстанцию.
— Я тебе так скажу, Оль. Мы с матерью старые уже, нам и в доме неплохо. Там свои дела, всё знакомое, соседи. К тому же дом стоять пустой не должен.
— Дом у вас и так не пустой, вы туда каждое лето ездите.
— Смотри, Оль. Мы с отцом переезжаем в дом. Лена с Игорем и детьми живут в квартире. К твоему возвращению они уже стоят на ногах, берут ипотеку, разъезжаются. Все в плюсе.
— Кроме меня.
Оля сказала это спокойно, но в воздухе будто щёлкнуло.
— Тебе что, сложно иногда с племянницей в комнате переночевать? — Лена всплеснула руками. — Мы же семья, что ты считаешь квадратные метры.
— Лена, я не квадратные метры считаю. Я думаю, где подушку вечером кину.
— Кинешь рядом с Настей, поговорите, поболтаете, девочкам полезно.
Оля посмотрела на родителей:
— То есть вы уже всё решили, да? Я так, галочку поставить.
Галина Петровна вздохнула:
— Мы не против тебя решаем. Мы для всех стараемся.
— Стандартная фраза, когда кто-то один остаётся лишним.
Оля встала.
— Ладно. Я поняла, у кого какие планы. Мне завтра утром на поезд, я пойду вещи собирать.
***
Автобус до деревни гудел и трясся, как старый шкаф. Галина Петровна с Виктором Семёновичем сидели, прижимая к себе сумки, как будто кто-то собирался их отнять.
— Ты чего такая кислая, — Виктор пытался шутить. — Радоваться надо, на природу едем.
— Радуюсь. Вон, губы не сходят.
— Ты сама говорила, в доме дышится легче.
— Я говорила, когда мы туда на лето ездили. А сейчас нас туда насовсем отправляют, как посылку.
— Не драматизируй. — Он почесал затылок. — Лена не чужой человек. Ей с детьми где-то жить надо.
— А Оле жить не надо?
— Оля девка смышлёная, у неё всё сложится.
Эту фразу Галина слышала от него уже раз десятый за последние дни. Её раздражало даже не то, что их вывозят из квартиры, а то, что младшую как будто в уме списали.
***
Лена с Игорем въезжали в квартиру, как в собственный замок.
— Смотрите, детки, это теперь наш дом. Не съём, не чужой, наш.
Игорь ходил, стучал по стенам и прикидывал, где телевизор, где их диван, где детские кровати.
— Вот эту стену под покраску, не спорьте.
У него любимая фраза была «по факту», он её прицеплял к любому предложению.
— По факту, кухня нормальная, только шкафчики перебрать.
— По факту, ванну поменять придётся.
— По факту, Оле проще у нас в комнате пожить, чем туда-сюда мотаться.
Оле от его «по факту» хотелось уехать ещё дальше, чем в институтский город. Но она молчала.
***
Год за годом она приезжала всё реже.
Сначала сессию закрывала и на неделю забегала, пока в квартире не появилось ощущение, что она — гостья, которой выдали складной стул и место в углу.
Ленины дочки привыкли:
— Тётя Оля, ты у нас сегодня ночуешь или к подружкам?
— Тётя Оля, а мы тут твой чемодан в кладовку поставили, он мешался.
В какой-то момент Оля поймала себя на том, что перед приездом домой отчитывается, как квартирант:
— Лена, я на выходные приеду, место найдётся?
— Оль, ну предупредила бы раньше. У нас тут Настина подружка ночует. Ну поместимся, конечно, но тесно станет.
После такого разговора она однажды просто не купила билет. Позвонила маме:
— Мам, я к вам в дом приеду летом.
— Приезжай, конечно. Тут есть, где разгуляться. Комнаты свободные, двор, сарай, везде просторно.
Оля засмеялась:
— Отлично. Хоть где-то меня не теснят.
***
Лето в деревне оказалось странным.
Галина Петровна с утра находила себе дела, чтобы не сидеть без движения: «Тут прополоть, тут переставить, тут перестирать».
Виктор Семёнович то что-то мастерил, то ехал в посёлок за «мелочами», возвращался с целым пакетом каких-то шурупов и краски.
Соседка Нюрка по привычке заглядывала:
— Ну что, городские, освоились?
— Мы уже свои, не задирай нос.
Галина смеялась, но иногда садилась на табуретку и замолкала. Оля это видела.
— Мам, ты скучаешь по квартире?
— Я по ощущению скучаю. Что это наш дом, понимаешь? Что если что, вернулась, дверь закрыла и всё.
Оля пожала плечами:
— Зато сейчас у тебя тут своё царство.
— Царство у нас в документах непонятно где. — Мать махнула рукой. — Ладно, живы-здоровы, и на том спасибо.
Она любила так обрубать разговор, когда он заходил в сторону неудобных тем.
***
Когда Оля получила диплом и решила возвращаться в родной город, началось самое весёлое.
— Оль, ну ты как ребёнок, честное слово. — Лена держала телефон так, будто он виноват. — У нас трое, ты знаешь. Я беременна четвёртым. Нам самим дышать негде.
— Я не прошу мне дворец выделить. Я прошу свою комнату.
— Комната давно общая стала. — Голос у Лены стал колючим. — Настя там живёт, у неё вещи, занятия, свои дела. Ты приедешь, перевернёшь всё.
— То есть вы за эти пять лет не решили вопрос с жильём?
— Оль, ты сама знаешь, цены какие. Мы платим сад, кружки, секции, старшая в институт собирается. Какие квартиры?
Оля молчала минуту:
— Тогда как ты себе представляешь мой возврат?
— Поживёшь с Настей. Ну что такого? Ты же не маленькая. Нормально разместитесь.
В этот момент Оля отчётливо почувствовала, что она не возвращается домой. Она возвращается в чужую переполненную квартиру, где ей предлагают угол между подростковыми плакатами и коробкой с игрушками.
— Нет.
Сказала тихо.
— В смысле нет?
— В прямом. Я не еду к вам жить в угол.
— Оля, не дури.
— Я приеду на пару дней, заберу вещи и поеду дальше.
— Куда тебе дальше?
— Найду.
С родителями разговор получился ещё интереснее.
— Оль, мы вообще не понимаем, чего ты сцепилась. — Галина говорила обиженным тоном. — Лена всю жизнь нам помогает, мы к ней ближе.
— А я что, вас на чердаке держала?
— Не передёргивай. Ты уехала учиться и живёшь своей жизнью. Лена рядом, с детьми, с их проблемами.
Виктор вставил своё:
— Ты всё время считаешь, как бухгалтер. Кто кому что должен. Семья так не живёт.
— Семья как раз живёт, когда никто не считает, что один может жить, а другой как-нибудь.
— Ты неблагодарная. — Галина поджала губы. — Мы тебе дали образование, жильём обеспечили, вырастили.
— Как вы меня жильём обеспечили?
— Ну есть же квартира.
— В которой мне предлагают пожить у племянницы в ногах.
Разговор закончился ничем. Оля села в поезд до Москвы. Не потому что мечтала о столице. Просто там нашлась работа в поликлинике и знакомая по институту, у которой свободная комната.
***
Прошло несколько лет.
Жизнь как-то сама выстроилась. Оля работала терапевтом, снимала квартиру с такой же вечно занятой девушкой. Редко ездила к родителям. Звонила. Иногда.
Разговоры в основном сводились к здоровью и детям Лены:
— Настя в институт поступила. Младший в сад пошёл. Лена устала, но держится.
Про Олину жизнь родители спрашивали мало. Словно стеснялись того, что она не вернулась в родной город и живёт как-то отдельно от их сценария.
***
И вот теперь — это письмо.
Оля положила бумаги обратно в конверт и достала телефон. Он зазвонил раньше, чем она успела набрать номер.
Мама. Даже не поздоровалась:
— Оля, это что за цирк?
— Какой цирк?
— Нам тут риэлтор звонит. Говорит, ты свою долю продавать собираешься. Нам предлагает выкупить.
— Он мне тоже написал.
— Ты с ума сошла? — Голос матери дрожал не от слёз, а от возмущения. — Как ты могла вообще к чужим людям пойти? Это семейное дело.
— Семейное дело началось, когда меня из моей комнаты выселили.
— Опять ты за своё!
— Не за своё, а за то, что помню.
— Ты хочешь, чтобы в нашей квартире жили чужие?
— А я там кто?
Тишина повисла тяжёлая, как свинец.
— Ты дочь.
— Дочь, которой говорят «поживёшь в комнате у Насти». Дочь, которая всё равно в Москве снимает. Мне эта доля нужна не для того, чтобы к вам чужих подселять. Мне она нужна как мои деньги.
— Ты нас продаёшь!
— Я продаю квадратные метры, которыми не пользуюсь. Вас никто не трогает.
Галина задышала тяжело:
— Лена в истерике. Игорь вообще бешеный. Говорит, не подпишет ничего.
— Он и подписывать ничего не должен. Это мои бумаги.
— Мы же на тебя надеялись...
— В каком месте?
— Думали, ты в конце концов поймёшь.
— Я как раз понимаю. Я живу в другом городе, детей у меня нет, а вы за меня уже решили, что я ни на что не претендую.
— Ты так и говорила, между прочим. — Галина нервно засмеялась. — «Да живите как хотите». Помнишь?
— Помню. Это я злая была. Но это не значит, что у меня совсем ничего нет.
***
Через пару дней позвонила Лена. Голос был злой и уставший:
— Оля, ты деньги так сильно полюбила?
— Нет. Я просто решила свои хоть раз в жизни увидеть.
— Ты понимаешь, что из-за тебя нас сейчас могут с детьми на улицу выкинуть?
— Не драматизируй. Квартиру никто не отнимает. Речь идёт о выкупе моей доли.
— У нас таких денег нет!
— Это уже другой разговор.
— А какой?
— Можно оформить материнский капитал, можно кредит взять, можно найти способы. Ты делаешь вид, что вариантов нет совсем.
— Ты хочешь, чтобы я опять в долги влезла?
— Я хочу, чтобы признавали, что у меня есть доля. А не так: пока я молчу, вы все живёте, как будто квартира ваша, а как я заговорила, я стала врагом.
Лена шумно выдохнула:
— Ты отомстить решила.
— Нет. Я решила в первый раз в жизни не отступать.
Повисла пауза. Оля набрала воздуха:
— Дом они на тебя оформили, да?
Молчание. Потом:
— Уже знаешь?
— Догадалась. Когда получила письмо от риэлтора и поняла, что у меня есть доля в квартире, я позвонила в администрацию района. Спросила про дом. Мне сказали, что он на твоё имя переоформлен год назад.
Лена вздохнула:
— Там другая история.
— Какая?
— Ну... мы туда планировали летом ездить с детьми. Родители сказали, что так проще, чтобы потом не делить на всех, не ссориться. Оформили на меня как на старшую.
Фраза «чтобы не делить на всех» легла ровно в то же место, куда когда-то легло «ты поживёшь у Насти».
— И ты согласилась?
— А что мне было делать? Они сами предложили.
— Не спросив меня.
— Ты далеко.
Эта фраза почему-то стала самой честной за весь разговор.
— Вот и замечательно. Раз я далеко, то мои деньги пусть тоже будут отдельно.
Лена вдруг тихо сказала:
— Ты знаешь, я тебя ещё и завидую.
— Чему?
— Тому, что у тебя хватает смелости вот так делать. Я бы не смогла.
— Ты по-другому умеешь. Ты берёшь и за всех решаешь.
Лена хмыкнула:
— Это да.
Они помолчали ещё немного. И на этот раз Оля первой не бросила трубку.
***
Оформление заняло время. Подписи, доверенности, какие-то справки. Оля устала от бумажек, но в какой-то момент почувствовала странное облегчение.
Не потому что стала богаче. Просто всё, что висело в воздухе годами, наконец-то обрело форму цифр, печатей и чётких строк.
Она сидела вечером на кухне съёмной квартиры, пила чай и думала о том, как у них в семье принято «чтобы никто не ругался» всё делать тихо.
Тихо увозить родителей в дом.
Тихо оформлять этот дом на старшую дочь.
Тихо ожидать, что младшая сама всё поймёт и откажется.
На этот раз тихо не вышло. И почему-то от этой громкости внутри стало спокойнее.
Деньги от продажи доли Оля положила как первый взнос за собственную однокомнатную квартиру. Маленькую, на окраине, но свою. Где никто не скажет «ты поживи пока у Насти», где не надо спрашивать разрешения приехать на выходные.
Телефон пикнул. Смс от Лены.
«Родители просили передать, что если захочешь, летом можешь приехать в дом. Места хватит».
Оля улыбнулась. Ответ писать не стала.
Она знала, что при желании приедет туда уже не как человек, которого кто-то куда-то «временно» переселяет, а как гостья, у которой есть свой ключ от своей жизни.
И это было честно.