Поэт и прозаик Лев Лоцман о максимализме, как главной движущей силе творчества
Лев Лоцман – калининградский поэт и прозаик, ведущий редактор художественного направления издания Ravenna, а еще автор поэтического сборника «Черное». Его произведения публикуются в литературных журналах «Русский Динозавр», «АВАНДРАГ», «Точка» и др. В своем творчестве Лев переосмысляет личный любовный и жизненный опыт, экзистенциальные чувства, обличает пороки современного общества.
Лев, расскажи о себе. Где учишься или учился. Чем профессионально занимаешься в настоящее время?
Я – русский поэт и прозаик, создатель автобиографического сборника стихотворений «Чёрное». За моей спиной есть ещё пара регалий, но пока остановимся на этом. Тоже вполне неплохо.
В настоящее время занимаюсь словом: пишу поэзию, прозу и готовлю ряд публицистических работ для презентации в разных журналах. Если говорить более конкретно, дописываю свою книгу «Баллада Русского Поэта» – балладу о Калининграде, поэте-неудачнике, проститутках и классовом неравенстве. Планирую отправить её в крупные издательства, вроде «Городец», «ЧТИВО» или NoAge. Думаю, у неё есть шансы на публикацию.
Когда пришло осознание, что ты поэт, писатель?
Этапов было много. Первый свой стих я написал в качестве признания школьной любви – Лиличке. Уже чувствуете иронию судьбы и переплетение моей истории с историей В. Маяковского? Естественно, любви неразделённой. С того момента, наверное, стоит брать точку отсчета «смерти» нормального Льва Лоцмана с одномерными и обыкновенными целями в жизни: построить семью, купить машину, отправиться в оплачиваемый отпуск - и появление на свет Льва Лоцмана - поэта, пообещавшего подарить миру «убийство безмятежности». Как видите, друзья, неразделённая первая любовь крепко ударила по мне.
Следующий этап, который я для себя подчёркиваю, – это апрель после презентации моей книги. Вооружившись словами посредственности Евтушенко «Поэт в России - больше, чем поэт», я стал искать выплеск своих чувств не только в культуре, но и на улицах города.
Бытует мнение, что культура для избранных, а поэзия еще более элитарна. Как ты считаешь, поэзия должна быть массовой и понятна большинству, как в 20 в., когда поэты собирали стадионы, или она предназначена для камерного круга ценителей?
Современная поэзия - удел бесталанных бездельников, неспособных на более сложное в реализации искусство, либо отщепенцев этого мира, безумцев, которые действительно рассматривают поэзию как бескомпромиссное состояние души, как образ своей жизни и вырывают из себя всё самое грандиозное и ничтожное, трансформируя это в великие произведения. Третьего варианта, варианта баланса и золотой середины, нет, и это прекрасно.
К тому же, как я цитировал ранее: «Поэт в России - больше, чем поэт». Если кто-то в России именует себя поэтом, он должен нести радикальную идею: снос всех культурных норм и стен современного мира, либо же, наоборот, его сохранение, подавление противников и убеждённую веру в его идеалы. Грубо говоря, поэт обязан быть сумасшедшим и фанатичным; иначе зачем он нужен, тихий, безыдейный, одомашненный поэт?
И вот, думайте: возможна ли при моей трактовке современная поэзия быть элитарной? Оставлю этот вопрос открытым.
На Руси поэт - это еще и пророк, глас народа. Ты ощущаешь на себе эту унаследованную от классиков роль? Какую цель несет твоя поэзия?
Я не возьму на себя эту роль. «Пророк» - какая вульгарщина и пошлость! Если уж брать какую-то роль, то, безусловно, требую ту, от которой откажется любой здравомыслящий человек.
Какую цель несёт моя поэзия? Романтизация моих травм, попытка эскапизма из повальной серости вокруг, воля к эстетическому бунту, желание стать искрой культурной революции или творческое проявление неприязни к обществу потребления. Не знаю, не думал об этом вопросе досконально, чтобы дать точный ответ. Наверное, всё вышеперечисленное вместе. Но только наверное.
«Если бы все писали по правилам, не предлагая новшеств, то, литературы бы давно уже и не существовало»
У тебя уже есть поклонники, ты выступаешь перед людьми. Скажи, кто интересуется поэзией в современном мире? Кто твоя аудитория?
В большей степени поэзией интересуются поэты либо люди, которые так или иначе сами связаны с творческим процессом. Хотя, стоит признать, не считая Санкт-Петербург и Москву, Калининград имеет отличный поэтический базис в виде многочисленных и ярких поэтических объединений и независимых городских турниров, что позволяет нам бороться за зрителя с местными музыкантами и театрами. Естественно, мой фаворит - «АВАНДРАГ», лучшее издание и объединение поэтов в городе, которое, тут уж простят мою честность другие творческие союзы, делает лучшие концерты и поэтические вечера, предлагая зрителю новые образы и форматы. Определённо спасибо Анне Шелыгиной и Дмитрию Багричу за такое детище.
У меня достаточно большая для города аудитория. Порой мне приходили письма, в которых люди признавались, что находили частичку себя в моих произведениях. Это вызывало у меня улыбку. После прочтения этих писем я сразу же перечитываю свои наиболее трогательные стихи, и... плакать хочется. «Сколько же в мире несчастных людей», - говорю себе я и ещё больше убеждаюсь, что этот мир, построенный на слёзах горя и возведший страдания человека в товар, не может оставлять меня равнодушным.
Отбрасывая письма и возвращаясь к сухому наблюдению, часто вижу на своих выступлениях в зрительном зале молодых девушек (позже узнаю, что почти все они с филфака). Да, наверное, это наиболее частые гости, не считая общих знакомых и неизвестных мне лиц.
«Эх, Артур, кому нужны мы, русские поэты, кроме как девочкам с филологии?», - говорю я Артуру, своему приятелю-поэту, затягиваясь сигаретой после выступления.
Лев, ты пишешь разноразмерные стихи, и не всегда соблюдается рифма: «СкрИпка расстрОена, / ВспУхли стрУны, / СочАтся мелОдии Умерших чУвств. / КонтрабАс трещИт, / ВздрОгнули гУбы, / ПропевАя прощАльный блЮз». Скажи: ритм, размер, рифма важны для поэтического произведения?
У меня много стихов, в которых есть отличная рифма и отточенный ритм. Но разве это определяет поэтическую природу поэзии? Сомневаюсь.
Я не делаю ставку на поэтическое ремесло; мои стихи могут не попадать под критерии хорошего произведения какого-нибудь академика. Да и мне всё равно на них. Я пишу стихи, потому что не могу их не писать. Какими они получаются - меня это уже не волнует. Пишу навзрыд, а когда пишешь навзрыд, ничего не видишь кроме своих чувств, оттого и «ремесленная» часть сбивается, давая простор чувственной, личной. В принципе, именно из-за этого литература и живёт. Если бы все писали по правилам, не предлагая новшеств, то литературы бы давно уже и не существовало.
Касательно этого стихотворения... Оно было написано для моей музы Анастасии после нашей с ней разлуки. Это оммаж на стихотворение «Скрипка и немножко нервно» Маяковского. Настенька очень любила этот стих, и почти каждую нашу встречу я читал его ей, наслаждаясь её улыбкой и девичьим смехом, рождённым от чувства радости. Потом она ушла, и смех пропал, и чувство радости ушло. А на свет появился этот поэтический оммаж, как память о нашей совместной истории.
Ты увлечен Маяковским. Заметна схожесть формы, и даже заимствуешь образы: «обмазывающие губы жирными котлетами», стихи, посвященные Лиличке и т.д. Скажи: это стратегия намеренного подражания, неосознанная мимикрия под влиянием мэтра или может быть мистические параллели?
Безусловно, это что-то мистическое. Начиная от имени моей первой любви и имени главной женщины Маяковского, заканчивая другими совпадениями. Как бы я ни любил русский футуризм и в частности моего коллегу Владимира Маяковского, поверьте, я не нахожу в нём своего творческого ориентира; хотя, бесспорно, его стихи и образ жизни повлияли, когда поэзия только начала захватывать меня в свои объятия. Если уж и поднимать вопрос, кто больше оказал влияние, то, безусловно, писатель Лимонов, чем мои любимые Маяковский, Блок, Чарльз Буковски и другие.
Это что-то мистическое, определенно. Думаю, в будущем таких совпадений будет больше. Главное - закончить на уровне Юкио Мисимы, а не как Владимир Маяковский.
Сегодня жизнь полна событий: переустройство мира, развитие искусственного интеллекта, роботизация. С твоей точки зрения недостаточно тектонических сдвигов? Или нас ждет все та же безмятежность и культ потребления в цифровом мире?
Однозначно второй вариант. Большая часть людей не то что не влияют на роботизацию и искусственный интеллект - они и на свою жизнь толком не влияют, следуя навязанным нормам и тенденциям рекламы.
Прочитала рассказ «Мухи». По-балабановски тяжелый. Это реальный опыт твоей жизни? Расскажи о нем.
О, вы хорошо изучили мои первые творческие вехи. Да, проза тяжёлая и написана максимально натуралистично, по крайней мере насколько мне позволял мой тогдашний писательский опыт. Сейчас бы я написал иначе - более художественно и жёстче, но что сделано, то сделано.
Да, это реальный опыт, вызванный исключительно литературным интересом. Условно: Берроуз находил литературный интерес в галлюцинаторном опыте, Оруэлл - в гражданской войне в Испании, я нашёл свой литературный интерес в недолгой работе в пансионате для пожилых или, как я его для себя назвал, «доме смерти». Это был очень важный, в первую очередь мировоззренческий опыт, который, скорее, радикализировал меня во многих жизненных вопросах. «И вот это ждёт в конце всех нормальных людей?» - смотрел я на полумёртвых стариков. «И вот это называется умереть своей смертью?». Как только я отправился домой после рабочей смены, то дал себе обещание, что ни за что и никогда не позволю себе умереть так, как умирают эти старики.
Да, ты написал, что выразил в рассказе противление и даже отвращение к старости. У меня же вызвало чувство жалости, сочувствия и несправедливости. Неустроенности общества, даже его дикости. Насколько мы далеки от прогресса и благополучия, если все еще бьём стариков и подвергаем самые уязвимые слои общества агрессии. Только ли об отвращении к старости ты говоришь в своём рассказе? Неужели ни капли сочувствия?
Я давно писал этот рассказ - точно более года назад. Все мои впечатления от прожитого опыта уже выхолощены и о людях, которые там работали и умирали, тоже.
Жалость, сочувствие... Вряд ли. Я не могу поставить себя на место этих стариков, ибо не размышляю о старости и не представляю себя старым. Оттого и не вызывают они у меня сострадания..
С вопросом старости рука об руку идет и тема смерти в твоих произведениях: «Слово "смерть" для меня - пустующий образ, / Никого и ничто мне не жалко, / даже себя…». Ты уже упомянул выше трагические кончины Маяковского, Юкио Мисима. Экзистенциальные мысли обычно приходят с возрастом. Почему вдруг тебя это интересует в 20 лет? Последствия опыта в пансионате?
Нет, ни в коем случае. Пансионат только укрепил, сподвигнул, но не родил эти мысли, не дал им почву. Корни этого нужно искать на Советском проспекте в Калининграде, там, где в декабрьский солнечный день мою любовь, любовь наивного пятнадцатилетнего юноши с одним цветком красной розы и плиткой шоколада, растоптала своим отказом Лиличка, впоследствии имевшая в любовниках возрастного профессионального актера московского театра.
Жизнь без любви, вернее, понимание, что любви своей я не нужен, взрастило в моей голове эти мысли.
Помню, как пытался забыться, прибегая к алкоголю, как старался потерять себя в телах других женщин, ну и, конечно, мой триумф одиночества - дерзкая и одновременно с этим беззубая попытка привлечь к себе, своему горю внимание - взрез руки поэта, кровь которого украшала пыльные асфальты города. Всё это происходило в разные эпизоды моей жизни и в разное время, но причина одна - понимание того, что любовь моя оказалась ненужной. Эти эпизоды отчётливо можно прочитать в поэтическом сборнике. Там буквально написано про всё то, о чём я сказал сейчас.
В силу возраста ты романтизируешь смерть, воспеваешь революцию, борешься с безмятежностью. Не кажется ли тебе, что в этом много юношеского максимализма и инфантильности? В 17-20 лет мы все немного поэты, а потом наступает встреча с реальностью: ее бытом, несправедливостью; пылкость чувств угасает, и все думают, как ипотеку погасить.
В этом не то что много максимализма, это буквально и есть максимализм. Самый неприкрытый и наглый, беспардонно и во весь голос заявляющий о себе максимализм.
Классики литературы учили нас, что необузданная энергия молодости при отсутствии созидательных значимых действий приводит к появлению ощущения, что ты лишний. Уставший от жизни, безучастный и потерявший смысл. Как не стать таким?
Во-первых, не слушать классиков литературы. В большинстве случаев эти самые «классики» - такие же люди, как и мы, а классики лишь из-за того, что имели счастье входить в малый процент образованных людей 18-19 веков и обладали способностью к написанию художественных текстов.
Во-вторых, необходимо понимать, что любое созидание есть разрушение, как и любое разрушение есть созидание. А комфортные для вашего уха возгласы авторов - не более чем попытка играть в «вылизанную», «пластиковую» удобность для общественного вкуса. Намного лучше быть бестактным и неудобным, не играть на публику ради дешёвых оваций. В вечной борьбе и конфликте намного больше поэзии и искренности, чем в конформизме и обыденности.
В-третьих, цитируя Ч. Буковски: «Найди то, что любишь, и позволь этому убить тебя».
Ты думаешь о своем писательском и поэтическом будущем? Каким оно будет через 10-15 лет?
Я думаю, что буду жить на окраине Парижа, делить дешёвую мансарду с французскими денди, художниками-анархистами, девочками из Moulin Rouge и их клиентами. А если отбросить тени иронии, единственное на что я надеюсь, что мне не будет горестно за свою жизнь и за то, как я ее прожил.
У тебя есть трогательное стихотворение про маму и ее неудавшееся личное счастье «Детство». Как этот опыт повлиял на восприятие любви?
Я очень часто возвращаюсь в своё детство, пытаясь выцепить какие-то интересные образы и воспоминания, которые прожил, будучи ребёнком. У меня есть две неопубликованные прозы - «Кухаркин сын» и «Вожак», описывающие эпизоды моей младшей школьной жизни во Владимире и самого раннего детства в Астане. «Вожак» по своему духу очень схож с «Мухами». Это достаточно тяжёлая работа, вскрывающая пороки, наверное, каждой МБОУ СОШ абсолютно любой провинции. Когда-нибудь я напишу большую прозу про моё детство, благо есть что вспомнить, над чем посмеяться и поплакать.
Что касается стихотворения «Детство». Честно говоря, вы задали слишком сложный вопрос для моей внутренней империи, я не могу дать на него какого-то цельного ответа, но постараюсь обозначить его очертания.
У меня достаточно напряженные отношения с матерью и отрешенные почти со всеми другими родственниками. Большую часть моего детства (обозначим его с 6 до 11 лет) я видел мать только вечером, когда она приходила с работы. Средств для существования было немного, оттого мать работала почти без выходных на двух работах, и практически всю неделю я был предоставлен исключительно себе. Порой, когда у матери были выходные, мы очень часто ходили в «РусьКино», местный кинотеатр: она покупала мне билет и отправляла на сеанс. Сама не ходила, ссылаясь на отсутствие интереса. Спустя время, вспоминая этот эпизод, я понял, что речь шла об экономии семейного бюджета. После сеанса я выходил, и мы играли с ней в аэрохоккей и гонки на мотоциклах - ну, знаете, эти игровые автоматы, что стоят почти в каждом кинотеатре. После, уже в подростковом возрасте, картина стала более красочной и живой, но об этом как-нибудь в другой раз, чтобы не затягивать интервью.
Лев, у тебя много стихотворений о любви. Героиня выступает то «голубоглазой химерой», то «принцессой зимних одеял». Девушки знают, что ты им посвящаешь стихи?
Да, не все, но большая часть знают. Я стараюсь писать подобные стихи, не посвящая их кому-либо, оставляя право читателю увидеть в моих произведениях своих муз. Но некоторым моим историям любви и страсти я сохраняю имя. К примеру, блок стихотворений «Чёрная Муза» - это история неразделённой любви к Лилии; стихотворение «Анне», той самой «голубоглазой химере» посвящено, как ни странно, Анне и нашей, пусть и не самой продолжительной, но явно весёлой для нас обоих истории; стихотворения «Революции», «Я подарю тебе свитер» и еще неопубликованный поэтический цикл «Красная Муза» посвящены Настеньке и нашему синематографичному роману. Она же, Настенька, будет одной из героинь большой прозаической работы «Баллада Русского Поэта».
Скажи, как девушки из молодежной зумерской среды воспринимают, что ты поэт? Это даёт больше шансов в романтической сфере или мешает?
Больше. Знаете, моя жизнь обрела определенный смысл и чувство победы, когда семнадцатилетняя «альтушка» читала мои стихи, которые ей понравились. Нет большего признания для современного поэта, чем положительная оценка его творчества от неформальных девушек. У нас, поэтов, с ними особая связь, попытка совместного преодоления экзистенциального кризиса и бесконечная воля к эпатажу и перформансу.
Но если отбросить лирику, то да, конечно, у поэта, даже у самого плохого, всегда будет больше шансов, чем у обыкновенного человека. Особенно если у поэта есть книжка, а не просто стихи в телефоне. Ведь поэт, да и вообще человек искусства, будь то художник или музыкант, воспринимается по-особому.
И последний вопрос. Недавно у тебя вышел первый сборник «Черное". Расскажи о нем. Почему черное и есть ли надежды на белое?
Его лучше читать, чем слушать о нем рассказы. Сборник автобиографичен: лирический герой умер, да здравствует лирический «Я»! И история этого лирического «Я» проходит через три фазы, три блока, каждый из которых чернее предыдущего: «Мы все в чём-то одиноки» - поэтические размышления об одиночестве сквозь призму личного опыта; «Всего лишь страсть» - стихи, посвящённые моим страстям; «Чёрная Муза» - о нём вы уже достаточно слышали в этом интервью.
После некоторых произведений вы сможете прочитать небольшую прозу, написанную от руки, нечто вроде послесловия. Насколько мне известно, такое ещё никто не делал, а потому прошу запомнить меня и вписать в историю как родоначальника этого литературного трюка.
Почему «Чёрное»? Название было наиболее выигрышным среди прочих и пришло мне в голову примерно за день до печати тиража. Я даже где-то писал о причинах такого выбора, если не ошибаюсь, в рекламном посте.
- И есть ли надежды на «белое»? - пишет Вероника очередному гостю GERBERA,
- А есть ли надежды на «белое»? - отвечает очередной гость журнала GERBERA.
Интервью подготовлено для издания Gerbera Magazine