Мы с Андреем жили в этой квартире уже три года, и каждый уголок был наполнен нашей общей историей, смехом, планами на будущее. Он — мой муж, моя опора, мой лучший друг. По крайней мере, я так думала. Андрей работал ведущим специалистом в крупной строительной компании, много трудился, и я им безмерно гордилась. Я же была скромным бухгалтером в небольшой, но стабильной фирме. Нам хватало. Мы строили планы, мечтали о большом доме и детях. В тот вторник он вернулся с работы на четыре часа раньше обычного. Я как раз разбирала почту, когда ключ в замке провернулся. Я удивилась, но обрадовалась — думала, решил устроить мне сюрприз. Но когда я вышла в прихожую, мое сердце тревожно екнуло. Андрей стоял, не снимая пальто, и смотрел в одну точку. Его плечи были опущены, а лицо, обычно такое живое и улыбчивое, стало серым, словно с него стерли все краски.
— Что случилось, родной? — я подошла и осторожно коснулась его плеча.
Он медленно поднял на меня глаза. В них стояла такая растерянность и боль, что мне захотелось обнять его и спрятать от всего мира.
— Меня уволили, — произнес он глухо, и это слово повисло в воздухе, тяжелое и холодное. — Сокращение. Вся наша группа. Неожиданно.
Уволили? Как уволили? Такого специалиста, как он? Это какая-то ошибка. Абсурд. Но я видела, что это не ошибка. Это была суровая правда, которая только что без стука вошла в наш дом. Я крепко обняла его, чувствуя, как он дрожит. Я гладила его по спине, по волосам, шептала какие-то ободряющие слова, которые сама едва осознавала.
— Ничего страшного, — говорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Слышишь? Ты найдешь работу еще лучше, я уверена. Ты ведь лучший. А пока… пока проживем на мою зарплату. Она, конечно, не такая большая, но нам на всё хватит. Мы справимся. Мы же команда.
Он посмотрел на меня с такой благодарностью, что у меня сдавило горло. В его глазах блеснули слезы.
— Спасибо, родная. Я не знаю, что бы я без тебя делал.
В тот вечер мы сидели на кухне до поздней ночи. Я заварила его любимый чай с травами, испекла быстрый яблочный пирог. Мы говорили, строили планы. Он немного ожил, начал рассуждать, куда может отправить свое резюме. Я смотрела на него и чувствовала, как во мне растет уверенность. Мы действительно справимся. Любовь способна преодолеть любые трудности. Я была в этом убеждена. Через пару дней он позвонил своей матери, Людмиле Петровне. Я слышала обрывки разговора из комнаты. Голос Андрея был подавленным, он рассказывал ей о случившемся. Я не слышала ее ответов, но могла представить себе ее реакцию. Людмила Петровна всегда была женщиной властной, практичной и немного театральной. Она обожала своего сына до беспамятства и считала, что ни одна женщина в мире его недостойна, включая меня. Наши отношения были прохладно-вежливыми, не более. Наверное, она сейчас причитает, обвиняет его начальство, весь мир. Главное, чтобы не начала давать ему вредные советы. Я вздохнула. В конце концов, это его мать, и ему сейчас нужна любая поддержка. Пусть говорят. Я верила в нас, в нашу маленькую семью, и была готова защищать ее от любых невзгод. Я просто не знала тогда, что главная невзгода уже набирала номер нашего телефона и собирала чемоданы. Та первая неделя была почти идеальной. Андрей взял на себя все домашние дела. Я приходила с работы в идеально чистую квартиру, где меня ждал горячий ужин. Он говорил, что это меньшее, что он может сделать. Днем он садился за ноутбук, составлял резюме, просматривал сайты по трудоустройству. Иногда он хмурился, вздыхал, говорил, что хороших предложений мало, что везде требуют опыт в какой-то новой программе, которую он еще не освоил. Я успокаивала его, говорила, что нельзя найти работу мечты за один день, что нужно время.
— Не торопись, отдохни немного, — советовала я. — Ты столько лет работал без нормального отпуска.
Пусть придет в себя, — думала я. — Стресс от увольнения — это серьезно. Ему нужно восстановиться.
А потом раздался звонок. звонил домашний телефон, который мы держали в основном для общения со старшим поколением. Я сняла трубку. На проводе была Людмила Петровна. Ее голос звучал трагично и решительно.
— Леночка, здравствуй. Я решила, что не могу оставить своего мальчика в такой трудный момент. Я приеду. Мне нужно его поддержать, помочь ему морально. Я уже взяла билет, буду у вас послезавтра.
Мое сердце упало. Приедет. Не «можно я приеду?», а «я приеду». Как о свершившемся факте.
Но как я могу отказать? Она же мать. Хочет поддержать сына. Если я скажу «нет», я буду выглядеть чудовищем в глазах Андрея. Придется терпеть.
— Конечно, Людмила Петровна, — выдавила я из себя максимально приветливо. — Мы будем вам рады.
Она прибыла с двумя огромными чемоданами, будто собиралась переехать к нам насовсем. С порога она критически осмотрела квартиру, провела пальцем по полке в прихожей и авторитетно заявила:
— Пыльно у вас. Не удивительно, что у Андрюши нет сил. Энергетика плохая.
Я промолчала, списав это на усталость с дороги. Андрей суетился вокруг нее, заносил чемоданы, предлагал чай. Я видела, как он рад ее видеть, и моя совесть немного успокоилась. Может, это и к лучшему? Она займет его, будет с ним разговаривать, пока я на работе. Как же я заблуждалась. Первым делом Людмила Петровна взялась за ревизию холодильника.
— Это что? — брезгливо спросила она, указывая на упаковку диетического творога. — Этим ты кормишь моего сына? Ему сейчас нужны силы, белок! Мясо нужно! Хорошее, дорогое мясо! И рыба. Красная. Для работы мозга. Запиши, завтра чтобы купила.
Я кивнула, ощущая, как внутри начинает закипать раздражение. Я сама решу, что мне покупать. Моя зарплата не резиновая. Но вслух я сказала:
— Хорошо, Людмила Петровна.
Дни потекли один за другим, превращаясь в бесконечный марафон обслуживания. Людмила Петровна просыпалась позже всех, выходила из комнаты и начинала раздавать указания. Ей не нравилось, как я готовлю. Мой суп был «пустым», котлеты «сухими», а салат «без души». Она начала готовить сама, используя самые дорогие продукты, которые я покупала под ее диктовку. Счета в магазинах выросли вдвое. Андрей в это время сидел за ноутбуком. По крайней мере, я так думала. Когда я заходила в комнату, он быстро закрывал какие-то вкладки.
— Ну что, есть что-нибудь? — с надеждой спрашивала я.
— Пока глухо, — вздыхал он. — Отправляю резюме пачками, но никто не отвечает. Кризис, видимо.
Его «поиски работы» становились все более странными. Он часто уходил «прогуляться, проветрить голову» и возвращался через три-четыре часа, подозрительно свежий и отдохнувший. От него пахло не уличной пылью, а какой-то дорогой водой для ухода после бритья, которой у нас дома никогда не было. Я начала присматриваться. Их общение с матерью тоже вызывало вопросы. Они часто замолкали, когда я входила в кухню. Переглядывались. Иногда я слышала обрывки фраз, шепнула в коридоре: «...подожди еще немного...», «...она ничего не должна заподозрить...». Что я не должна заподозрить? Что они задумали? Тревога росла во мне с каждым днем, как ядовитый плющ, оплетая сердце. Я чувствовала себя чужой в собственном доме. Я приходила с работы, где весь день сводила дебет с кредитом, и попадала в царство Людмилы Петровны, где я была лишь обслуживающим персоналом и источником средств. Мой дом перестал быть моей крепостью. Он стал сценой для спектакля, в котором мне отвели роль молчаливого спонсора. Апогеем стал разговор, который произошел примерно через месяц после ее приезда. Я пришла домой совершенно без сил. Людмила Петровна сидела на диване, Важно листая глянцевый журнал. Андрей массировал ей плечи.
— Леночка, — начала свекровь, даже не повернув головы. — Я тут подумала. Раз ты теперь у нас одна кормилась в семье... обеспечиваешь моего сына, пока он в таком положении...
Она сделала драматическую паузу.
— ...значит, ты и меня должна обеспечивать. Полностью. Я ведь не просто так тут живу. Я поддерживаю Андрюшеньку, создаю ему благоприятную атмосферу, не даю ему пасть духом. Моя поддержка — это бесценный вклад в его будущее трудоустройство. Так что это теперь, можно сказать, часть твоих семейных обязанностей.
Я замерла на пороге комнаты. Я смотрела на ее затылок, на покорную спину моего мужа, склонившегося над ней, и не могла поверить своим ушам. Воздух стал густым, мне стало трудно дышать. Это было не просто наглостью. Это было заявлением. Декларацией о том, что я теперь не жена и партнер, а функция, банкомат, который должен бесперебойно выдавать средства на их комфортную жизнь.
— Я... я вас правильно поняла? — мой голос прозвучал тихо и хрипло.
Людмила Петровна наконец повернулась ко мне. На ее лице было выражение превосходства и праведное негодование.
— А что тут непонятного? Ты жена. Твой муж в беде. Его мать — рядом с ним. Мы — семья. А ты должна заботиться о своей семье. Или ты хочешь, чтобы мой сын впал в отчаяние из-за твоей черствости?
Андрей молчал. Он просто опустил глаза и продолжал механически разминать ее плечи. И в этот момент я поняла. Он не просто слаб. Он — соучастник. Этот спектакль разыгрывался с его молчаливого согласия. А может, и по его инициативе. Холодная, звенящая ярость начала подниматься из глубины моей души. Хорошо, — подумала я. — Вы хотите спектакль? Вы его получите. Но финал вам не понравится. С этого дня я начала свою собственную игру. Я перестала задавать вопросы. Я стала образцовой исполнительницей. Хотите крем для лица за пять тысяч? Пожалуйста. Хотите подключить пакет с сотней каналов про путешествия, куда мы никогда не поедем? Нет проблем. Я приходила домой, молча улыбалась, спрашивала, как их дела, и шла готовить ужин, который они заказали. Они расслабились. Они решили, что я сломалась, приняла свою участь. Они перестали соблюдать осторожность. Андрей уже не так спешил закрывать ноутбук. Однажды вечером я сказала, что задержусь на работе — срочный отчет. На самом деле я отпросилась пораньше и сидела в машине за углом нашего дома. Я видела, как через полчаса после моего обычного времени возвращения из подъезда вышел Андрей. Он был одет не в старые джинсы для прогулок, а в хороший костюм, тот самый, в котором он ходил на собеседования. Он сел в подъехавшее такси и уехал. Мои руки сжимали руль так, что побелели костяшки. Куда? На какое собеседование в восемь вечера? Следующим моим шагом был ноутбук. Я знала пароль — дата нашей свадьбы. Какая ирония. Я открыла историю браузера. Ни одного сайта по поиску работы. Ни единого за последний месяц. Зато там были форумы по инвестициям, сайты по продаже готового бизнеса и... история посещений одного и того же делового центра на другом конце города. Почти каждый день. В файлах я нашла то, что искала. Черновик бизнес-плана. «Открытие элитной кофейни». Проект был расписан подробно, с расчетами, сметами. И в графе «источник первоначального капитала» стояла аккуратная запись: «личные сбережения и средства супруги, по оценкам объем — около пятисот-семисот тысяч». Дата создания документа — три дня после его «увольнения». Всё встало на свои места. Не было никакого сокращения. Была спланированная операция. Он решил начать свое дело, но боялся рисковать нашими общими накоплениями, которые лежали на депозите на мое имя. Поэтому он разыграл драму, чтобы я сама, из любви и жалости, начала тратить свои личные деньги, зарплату, пока он «ищет работу», а на самом деле — разрабатывает свой хитроумный план. А его мать была здесь, чтобы контролировать процесс и оказывать на меня моральное давление. Меня не просто обманывали. Меня использовали как ресурс. Холодный, расчетливый и циничный.
Развязка наступила в пятницу. Я намеренно пришла домой пораньше. Когда я открыла дверь своим ключом, я услышала их оживленные голоса из гостиной. Я тихо вошла в квартиру. Они меня не слышали. Они сидели на диване, склонившись над планшетом, и что-то горячо обсуждали.
— ...и аренду на первые два месяца нужно будет внести сразу, — говорил Андрей. — Это как раз зарплата за три месяца, если немного ужать расходы на еду. Она даже не заметит.
— Главное, чтобы она не полезла проверять наш общий счет, — вторила ему Людмила Петровна. — Ты его убедил, что сейчас не время для крупных трат?
— Конечно! Она думает, мы живем только на ее зарплату. Какая наивность!
Я стояла в коридоре и слушала это. Не было ни боли, ни обиды. Только ледяное спокойствие и кристальная ясность. Я вошла в комнату. Они подняли головы, и их улыбки застыли на лицах.
— Добрый вечер, бизнесмены, — сказала я тихо, но мой голос прозвучал в повисшей тишине как выстрел. — Надеюсь, я не помешала вашему совещанию по освоению моего бюджета?
Лицо Андрея стало белым как полотно. Людмила Петровна, напротив, побагровела.
— Что... что ты здесь делаешь? — пролепетал муж. — Ты же на работе...
— У меня для вас новости, — продолжала я тем же ледяным тоном, глядя ему прямо в глаза. — Во-первых, я знаю про ваш «бизнес-план». Про кофейню. Про объем моих средств. Очень детальный план, Андрей, я почти тобой горжусь. Недооценила твою предприимчивость.
Он открыл и закрыл рот, как выброшенная на берег рыба.
— А во-вторых... Людмила Петровна, ваше заявление о моем долге вас обеспечивать я рассмотрела. И приняла решение. Раз я вас кормлю, значит, я и устанавливаю правила в этом доме.
Я сделала паузу, наслаждаясь их растерянными лицами.
— Правило первое и последнее. У вас есть один час на сборы.
Первой опомнилась свекровь.
— Да как ты смеешь! — взвизгнула она, вскакивая с дивана. — Ты выгоняешь мать и сына, который в беде? Ты бездушная тварь!
— Ошибаетесь, — я холодно улыбнулась. — Я выгоняю двух паразитов, которые решили, что нашли себе уютное пристанище. Ваш сын не в беде. Он лжец и манипулятор. А вы — его сообщница. Так что будьте добры, освободите помещение. Час пошел.
Андрей наконец обрел дар речи.
— Лена, милая, ты всё не так поняла! Это был сюрприз! Я хотел всё наладить, а потом тебе рассказать! Я хотел сделать нас богатыми!
— Сюрприз? — я рассмеялась. — Ложь и унижение в течение двух месяцев — это такой сюрприз? Нет, Андрей. Сюрприз — это то, что твой инвесторский фонд только что закрылся. Собирай вещи.
Я развернулась и ушла на кухню, оставив их одних. Я слышала, как они бегали по квартире, как хлопали дверцы шкафов, как Людмила Петровна шипела проклятия в мой адрес. Андрей несколько раз пытался войти на кухню, начать разговор, но я молча указывала ему на часы. Он смотрел на мое лицо и понимал, что всё кончено. Последние двадцать минут они собирались в гнетущей тишине. Огромные чемоданы снова стояли в прихожей. Андрей стоял с опущенной головой. Людмила Петровна, одетая для выхода, смотрела на меня с неприкрытой ненавистью. Это было самое позорное выселение, которое только можно было представить. Не крики, не скандал, а ледяное, презрительное молчание. Когда Андрей взял чемоданы и направился к двери, Людмила Петровна бросила мне в лицо свою последнюю отравленную стрелу.
— Думаешь, ты особенная? — прошипела она. — Он и от первой своей жены точно так же ушел. Тоже сначала работу «потерял», сидел у нее на шее полгода, а потом оказалось, что он просто устал работать и нашел себе вариант получше. Тебя. Но ничего, и тебе замену найдет. Такие, как он, не пропадают.
Она злорадно усмехнулась και вышла, хлопнув дверью так, что стены содрогнулись.
Андрей на секунду замер в дверях. Он обернулся, и я увидела в его глазах не раскаяние, а страх. Страх от того, что его главная тайна раскрыта.
Так вот оно что. Я не первая. Это система. Это его образ жизни. Все его рассказы про "ужасную" бывшую жену, которая его "не понимала"... Всё сложилось в единую, уродливую картину.
Я молча посмотрела на него. Он ничего не сказал. Просто развернулся и тихо прикрыл за собой дверь.
Наступила тишина.
Такая оглушительная, что зазвенело в ушах. Квартира, мой дом, вдруг показалась огромной и пустой. Я медленно прошла в гостиную. В воздухе еще стоял запах ее резких духов. На диване остался журнал, который она читала. Я чувствовала себя так, будто из меня выкачали всю жизнь, оставив одну лишь пустую оболочку. Я не плакала. Слез не было. Была только звенящая пустота внутри и холодное осознание масштаба предательства. Это было не просто про деньги. Это было про доверие, которое растоптали. Про любовь, которую использовали как инструмент. Я подошла к окну и распахнула его настежь. Прохладный вечерний воздух ворвался в комнату, вытесняя чужие запахи. Я собрала в охапку постельное белье из гостевой комнаты, плед с дивана — всё, к чему они прикасались, — и безжалостно отправила в стиральную машину, выставив самую высокую температуру. А потом я начала убирать. Я мыла полы, протирала пыль, переставляла мебель. Я физически вычищала их след из своего дома, из своей жизни. С каждым движением тряпки, с каждым скрипом отодвигаемого кресла мне становилось легче дышать. Я поддерживала мужа, которого она любила. Но этого мужа, как оказалось, никогда не существовало. Был лишь образ, которая я сама себя придумала и в которую отчаянно верила. И в этой тихой, идеально чистой квартире я поняла, что теперь мне нужно заботиться только об одном человеке. О том, кого я так долго предавала, — о себе. Эта тишина была не одинокой. Она была мирной. Это был звук моего нового начала.