Дарья стояла перед чужой дверью с сыном на руках и не верила происходящему. Трёхлетний Артёмка, обессиленный после долгой дороги, тихонько хныкал у неё на плече. Его тельце, скованное спастикой, было тяжёлым и горячим.
— Паша, ну позвони ещё раз, — прошептала она мужу, прижимая сына ближе.
Павел, бледный как мел, набирал номер Валентины Петровны уже в пятый раз. Гудки. Молчание. Сброс.
Они стояли в коридоре девятиэтажки на Уралмаше, окружённые коробками с вещами, которые грузчики молча выгрузили у лифта и уехали. Вся их жизнь — в этих коробках. Вся надежда — за этой дверью.
— Не открывает, — Павел провёл рукой по лицу. — Дарь, что происходит?
— Не знаю, — голос Дарьи дрожал. — Может, она в больнице? Может, что-то случилось?
Но внутри квартиры слышались звуки. Приглушённый голос телевизора. Скрип половиц.
— Валентина Петровна! — громче позвал Павел, стуча в дверь. — Это мы, Романовы! Мы договаривались, что сегодня заедем!
Тишина.
Артёмка заплакал сильнее. Дарья качала его, напевая знакомую песенку, но слёзы уже текли по её щекам. После операции в Москве три месяца назад сын стал чувствительнее к стрессу. Любое напряжение — и начинались судороги.
— Тише, солнышко, тише, — шептала она. — Сейчас откроют, сейчас мы зайдём в наш новый дом.
Их старую однушку на окраине они продали ещё месяц назад. Пятьдесят дней они жили у родителей Павла в тесной двухкомнатной хрущёвке, где каждый день превращался в испытание. Свекровь Людмила Ивановна постоянно повторяла:
— Зачем вам такая большая квартира? Ребёнок-то всё равно...
Она никогда не договаривала. Но Дарья понимала. Всё равно инвалид. Зачем тратиться.
— Паша, давай позвоним риелтору, — предложила Дарья, вытирая слёзы.
Светлана Викторовна, их агент по недвижимости, ответила после третьего гудка.
— Алло, Дарья? Как заселение?
— Мы не можем попасть в квартиру. Валентина Петровна не открывает дверь.
Пауза.
— Как не открывает? Вы же договаривались...
— Она не отвечает на звонки. Мы стоим у двери уже полчаса!
— Сейчас, сейчас, я ей сама позвоню.
Прошло десять минут. Светлана перезвонила, голос её звучал напряжённо:
— Слушайте, что-то странное. Валентина Петровна мне тоже не берёт трубку. Но соседка её ответила — говорит, что бабушка дома, просто не выходит. Сказала, что вчера к ней приходила полиция.
— Полиция?! — Дарья почувствовала, как внутри всё похолодело.
— Подождите там, я сейчас сама приеду. Минут сорок — и буду.
Артёмка начал задыхаться. Дарья узнала этот звук — предвестник приступа.
— Паш, у него начинается! Нам нужно положить его, дать лекарство!
Павел метался по коридору.
— Где?! Где мы его положим?!
Дарья опустилась прямо на пол, усадив сына к себе на колени, придерживая его голову. Из сумки достала ингалятор. Руки тряслись так, что она едва могла нажать кнопку.
— Дыши, малыш, дыши, — шептала она, а слёзы капали на его светлые волосы.
Соседка напротив приоткрыла дверь, посмотрела на них с жалостью и снова закрыла. Никто не хотел связываться.
Через сорок минут появилась Светлана. Она выглядела встревоженной.
— Я позвонила в полицию. Они подтвердили — Валентина Петровна подала заявление о мошенничестве.
— О каком мошенничестве?! — взорвался Павел. — Мы всё оформили через нотариуса! Деньги перевели официально, через банковскую ячейку!
— Она утверждает, что её обманули. Что какие-то мошенники заставили её подписать документы и перевести деньги.
Дарья не могла дышать.
— Но мы же... мы же купили квартиру! У нас есть договор купли-продажи! Регистрация собственности!
Светлана кивнула:
— Да, всё есть. Но пока идёт расследование, квартира арестована. Вы не можете туда въехать.
— А деньги?! — голос Павла сорвался на крик. — Девять миллионов! Мы взяли ипотеку на тридцать лет! По шестьдесят пять тысяч каждый месяц!
— Деньги у неё. Пока суд не решит...
— Суд?! Какой суд?! — Дарья прижимала к себе Артёмку, который снова затих после приступа. — Нам некуда идти! Понимаете?! У нас ребёнок-инвалид! Ему нужны условия! Нам нужно пространство для реабилитации!
Светлана опустила глаза:
— Я понимаю. Я сделаю всё возможное. Но сейчас... сейчас вам нужно найти временное жильё.
Временное жильё. На какие деньги? Все накопления ушли на первоначальный взнос. Родители Павла уже дали понять, что больше терпеть их не будут. Мать Дарьи жила в Перми, в однокомнатной квартире с новым мужем.
Они снова вернулись к родителям Павла. Людмила Ивановна встретила их на пороге со скрещёнными руками:
— Я так и знала. Говорила же — не связывайтесь с этими сделками. А вы не послушали.
— Мама, пожалуйста, не сейчас, — устало попросил Павел.
— Как долго вы ещё собираетесь у нас жить? У меня тут не резиновая квартира!
Дарья, не выдержав, понесла Артёмку в дальнюю комнату. Положила его на диван, укрыла пледом. Сын смотрел на неё своими огромными серыми глазами, в которых было столько боли и непонимания.
— Мама, — прошептал он, — мы дома?
— Скоро, солнышко. Скоро мы будем дома.
Она гладила его по голове, а внутри всё кипело от бессилия и злости.
На следующий день Павел пошёл в полицию. Дарья осталась с Артёмкой, потому что впереди была очередная реабилитация — массаж и занятия с логопедом. Всё это стоило денег. Много денег.
Вечером муж вернулся мрачнее тучи.
— Следователь сказал, что дело возбуждено. Бабушка утверждает, что мы её обманули. Представляешь? Говорит, что мы представились работниками банка, напугали её проверкой, и она якобы перевела деньги на наш счёт, чтобы "сохранить их".
— Это же бред! — Дарья не могла поверить. — Мы встречались с ней трижды! Она сама предложила продать квартиру! Сказала, что хочет переехать к дочери в Сочи!
— Теперь она говорит, что никакой дочери в Сочи у неё нет.
— Как нет?! Она нам показывала фотографии!
Павел пожал плечами:
— Следователь сказал, что у неё действительно есть дочь. Но она живёт не в Сочи, а здесь, в Екатеринбурге. И вот что интересно — эта дочь сейчас требует признать сделку недействительной и вернуть квартиру матери.
Дарья опустилась на стул.
— Значит, это подстава?
— Похоже на то. Только как доказать?
Неделю они жили в подвешенном состоянии. Артёмке становилось хуже — стресс, отсутствие привычного пространства, постоянные скандалы свекрови. Всё это сказывалось на его здоровье.
Дарья сутками сидела в интернете, читая истории людей, которые попали в похожие ситуации. Оказалось, такая схема мошенничества — не редкость. Пожилые люди продают квартиры, получают деньги, а потом заявляют, что их обманули. Доказать обратное практически невозможно — суды встают на сторону "обманутых пенсионеров".
— Паша, мы должны найти адвоката, — сказала она однажды вечером.
— На какие деньги? У нас ипотека по шестьдесят пять тысяч! Это почти весь мой оклад!
— Но мы не можем просто сидеть и ждать!
Они нашли адвоката через знакомых. Игорь Леонидович, мужчина лет пятидесяти, выслушал их историю и покачал головой:
— Дело сложное. Очень сложное. Но есть шансы.
— Какие? — с надеждой спросила Дарья.
— Нужно доказать, что сделка была добровольной. Что Валентина Петровна полностью отдавала отчёт своим действиям. Что она сама инициировала продажу.
— У нас есть переписка! — Павел полез за телефоном. — Вот, смотрите. Она сама мне писала, что готова продать квартиру. Вот фотографии, которые она присылала. Вот договорённости о встречах.
Адвокат изучал переписку, кивая:
— Это хорошо. Очень хорошо. Но нужно больше. Нужны свидетели. Кто-то видел ваши встречи?
— Риелтор, — сказала Дарья. — Светлана Викторовна присутствовала на всех трёх встречах.
— Отлично. Ещё кто-то?
— Нотариус, который заверял договор, — вспомнил Павел.
— Так, дальше. Мне нужна экспертиза — психиатрическая. Нужно доказать, что на момент подписания документов бабушка была вменяема.
Дарья нахмурилась:
— А если нет?
— Тогда сделку признают недействительной. Квартиру вернут ей, вам вернут деньги.
— Но деньги у неё! — Павел стукнул кулаком по столу. — Что если она их уже потратила?!
Адвокат помолчал:
— Тогда процесс возврата может затянуться на годы.
Годы. У них не было годов. У них была ипотека. Каждый месяц — шестьдесят пять тысяч рублей.
Через три недели суд назначил экспертизу. Валентину Петровну вызвали на освидетельствование. Дарья и Павел ждали результата как приговора.
Заключение пришло через месяц: "На момент совершения сделки Валентина Петровна Морозова находилась в здравом уме и твёрдой памяти. Признаков деменции, психических расстройств или когнитивных нарушений не выявлено".
— Мы выиграли? — с надеждой спросила Дарья.
— Это только первый шаг, — ответил Игорь Леонидович. — Теперь будет основное разбирательство.
Суд назначили на конец февраля. Дарья не спала ночами, готовя речь. Она должна была выступить — рассказать судье об их ситуации, о сыне, о том, как они остались без жилья и без денег.
День суда наступил холодный, с колючим ветром. Дарья надела единственный деловой костюм, который носила ещё до беременности. Павел выглядел бледным, но собранным.
В зале суда они впервые увидели Валентину Петровну после той злополучной встречи. Бабушка сидела рядом со своим адвокатом — молодой женщиной лет тридцати, которая выглядела слишком уверенно.
Рядом с Валентиной Петровной сидела ещё одна женщина — лет сорока пяти, с крашеными волосами и дорогими украшениями. Дочь.
Судья, пожилая женщина в очках, начала слушание:
— Дело номер... по иску Морозовой Валентины Петровны к Романовым Дарье Сергеевне и Павлу Александровичу о признании сделки купли-продажи недействительной...
Адвокат Валентины Петровны встала:
— Ваша честь, моя доверительница стала жертвой мошенников. Ответчики, представившись сотрудниками банка, убедили её в том, что на её счету находятся средства, которые необходимо перевести в "безопасное место". Под давлением она подписала документы, не понимая их содержания.
— Это ложь! — не выдержал Павел. — У нас есть переписка!
— Тишина в зале! — судья подняла молоток. — Слово имеет сторона защиты.
Игорь Леонидович представил переписку, показания риелтора, нотариуса. Всё указывало на то, что сделка была добровольной.
Затем слово дали Дарье. Она встала, дрожащими руками держась за трибуну:
— Ваша честь, мы не мошенники. Мы обычная семья. У нас трёхлетний сын-инвалид с ДЦП. Мы продали свою квартиру, чтобы купить эту — трёхкомнатную, где ему было бы просторно. Где мы могли бы заниматься его реабилитацией. Мы взяли ипотеку на тридцать лет. Каждый месяц мы платим шестьдесят пять тысяч рублей. Всё, что мы заработали, ушло на первоначальный взнос и лечение сына. Мы остались без квартиры, без денег, но с огромным долгом. Прошу вас, разберитесь в этом деле честно.
Голос её сорвался. Дарья села, вытирая слёзы.
Судья посмотрела на Валентину Петровну:
— Вы утверждаете, что не понимали, что подписываете?
Бабушка кивнула, глядя в пол:
— Да. Они меня запугали.
— Но экспертиза показала, что вы были вменяемы.
— Я старая. Я испугалась.
Дочь Валентины Петровны вмешалась:
— Ваша честь, моя мать — пожилой человек. Её легко обмануть!
Игорь Леонидович встал:
— Ваша честь, хочу обратить внимание суда на один факт. Гражданка Морозова утверждает, что хотела переехать к дочери в Сочи. Однако её дочь, присутствующая здесь, живёт в Екатеринбурге. Более того, после получения денег гражданка Морозова не переехала никуда. Она осталась в той же квартире. Которую якобы продала.
Судья нахмурилась:
— Это так?
Валентина Петровна молчала.
— Отвечайте на вопрос.
— Я... я передумала.
— Когда?
— Уже после сделки.
— А деньги куда делись? — спросил адвокат.
— Какие деньги?
— Девять миллионов рублей, которые вам перевели мои доверители.
Бабушка замялась:
— Я их... я отдала тем мошенникам.
— Каким мошенникам? — Игорь Леонидович поднял голос. — Деньги пришли на ваш счёт! Через банковскую ячейку! В присутствии нотариуса! И вы утверждаете, что их кто-то украл?
— Да! Украли!
— Тогда предоставьте доказательства. Выписку из банка. Показания свидетелей.
Адвокат Валентины Петровны встала:
— Ваша честь, моя доверительница находилась в стрессе. Она не может точно вспомнить детали.
Судья устало сняла очки:
— Перерыв на пятнадцать минут.
В коридоре Дарья прислонилась к стене, чувствуя, как внутри всё рушится. Павел обнял её за плечи:
— Всё будет хорошо. Мы докажем.
— А если нет? Что мы будем делать?
Игорь Леонидович подошёл к ним:
— Слушайте, у меня есть план. Нужно запросить выписку по счёту Морозовой. Если она получила девять миллионов и утверждает, что их украли — должны быть транзакции. Переводы. Снятия.
— И что это даст?
— Если деньги лежат на счету — значит, никто их не крал. Значит, она врёт.
Они вернулись в зал. Игорь Леонидович подал ходатайство. Судья одобрила.
Через неделю пришла выписка. Дарья и Павел смотрели на неё, не веря глазам.
После поступления девяти миллионов на счёт Валентины Петровны было совершено несколько крупных переводов. Один — на два миллиона — на счёт её дочери. Ещё один — на три миллиона — на счёт некоего Сергея Морозова.
— Кто это? — спросил Павел у адвоката.
— Сейчас проверим.
Оказалось, Сергей Морозов — сын Валентины Петровны. Брат той самой дочери, которая присутствовала на суде.
— Так вот в чём дело, — медленно произнесла Дарья. — Она изначально планировала отдать деньги детям. А квартиру вернуть себе.
— Мошенничество, — кивнул Игорь Леонидович. — Классическая схема. Продать квартиру, получить деньги, заявить об обмане, вернуть квартиру и остаться с деньгами.
На следующем заседании адвокат представил выписку суду.
— Ваша честь, как видите, никакого мошенничества со стороны неизвестных лиц не было. Деньги гражданка Морозова передала своим детям. При этом она утверждает, что их украли.
Судья долго молчала, изучая документы. Затем посмотрела на Валентину Петровну:
— Вы можете объяснить эти переводы?
Бабушка молчала. Её дочь побледнела.
— Я жду ответа.
— Это... это мои деньги. Я имею право распоряжаться ими, — наконец выдавила Валентина Петровна.
— Да. Но вы заявили, что их украли мошенники. Получается, вы солгали полиции?
Тишина.
— Отвечайте!
— Я... я хотела помочь детям, — прошептала бабушка.
— Помочь детям, обманув молодую семью с ребёнком-инвалидом? — голос судьи стал холодным. — Вы понимаете, что сделали?
Валентина Петровна заплакала. Её дочь схватила её за руку:
— Мама, не говори больше ничего!
Но было поздно.
Судья вынесла решение: сделку признать действительной. Квартиру передать семье Романовых. Морозовой Валентине Петровне выплатить компенсацию за моральный ущерб, причинённый ложным заявлением в полицию, в размере трёхсот тысяч рублей.
Дарья не сразу поняла, что они выиграли. Она смотрела на судью, потом на Павла, потом снова на судью.
— Мы... мы выиграли? — прошептала она.
— Выиграли, — улыбнулся Игорь Леонидович.
Павел обнял её так крепко, что она не могла дышать. Они плакали прямо в зале суда, не стесняясь слёз.
Через три дня они получили ключи. Настоящие ключи от их квартиры.
Валентина Петровна съехала к дочери. Без слов, без извинений.
Дарья открыла дверь и вошла в просторную прихожую. Три комнаты, большая кухня, два санузла. Место для массажного стола. Место для игр Артёмки.
— Дом, — прошептала она. — Наш дом.
Павел внёс сына на руках. Артёмка огляделся, его глаза засветились:
— Мама, это наш дом?
— Да, солнышко. Наш.
Они опустились на пол, обнимая друг друга. Впереди была ипотека на тридцать лет. Впереди были трудности, реабилитация, борьба. Но у них был дом.
Вечером, когда Артёмка заснул в своей новой комнате, Дарья вышла на балкон. Город светился огнями. Где-то там жила Валентина Петровна, которая хотела их обмануть. Где-то там жили её дети, получившие пять миллионов рублей нечестным путём.
Но справедливость восторжествовала.
— О чём думаешь? — Павел обнял её со спины.
— О том, что мы справились. И справимся со всем остальным.
Он поцеловал её в висок:
— Конечно справимся. Мы же семья.
Дарья повернулась к нему, улыбаясь сквозь слёзы:
— Самая крепкая семья на свете.
И в тот момент она поверила, что так и есть.
Потому что они прошли через ад. И выжили.
Потому что когда у тебя есть ради кого бороться — ты непобедим.
Прошёл год. Артёмка научился стоять с поддержкой. Он ходил на реабилитацию три раза в неделю — в просторной комнате, которую Дарья и Павел обустроили специально для него.
Ипотеку они платили исправно. Да, шестьдесят пять тысяч в месяц — это тяжело. Но они справлялись.
Однажды в дверь позвонили. Дарья открыла и увидела Валентину Петровну.
Бабушка постарела. Осунулась. В руках держала пакет с пирожками.
— Я... я хотела извиниться, — прошептала она.
Дарья смотрела на неё молча.
— Я была дурой. Дочь меня убедила. Сказала, что мы сможем и квартиру оставить, и деньги забрать. Что вы — молодые, справитесь. А мне... мне деньги на старость нужны.
— Вы знаете, что у нас сын-инвалид? — тихо спросила Дарья.
— Знаю. Теперь знаю. Прости меня.
— Вы отняли у нас два месяца жизни. Мой сын перенёс три приступа из-за стресса. Мы жили в аду, не зная, останемся ли мы с крышей над головой.
Валентина Петровна заплакала:
— Я знаю. Я всё понимаю. Но дочь... она выгнала меня. Сказала, что я всё испортила. Забрала деньги и выгнала.
Дарья вздохнула. Она могла захлопнуть дверь. Могла сказать всё, что думает.
Но она посмотрела на старую женщину и увидела не мошенницу. А обманутую мать, которую использовали собственные дети.
— Заходите, — сказала она. — Чай будете?
Валентина Петровна подняла на неё полные слёз глаза:
— Правда?
— Заходите.
Они сидели на кухне, пили чай. Бабушка плакала, рассказывая, как дочь убедила её, что «эти молодые всё равно с ипотекой справятся, а нам деньги нужнее».
Дарья слушала и понимала: жадность, страх старости, желание помочь детям — всё это толкнуло пожилую женщину на преступление.
Но преступление не стало меньшим от этого объяснения.
— Я не могу вас простить, — сказала Дарья, когда Валентина Петровна собралась уходить. — Но я не буду вас ненавидеть. Живите с этим.
Бабушка кивнула:
— Спасибо. За чай. И за то, что выслушали.
Она ушла. Дарья больше никогда её не видела.