Ведь я, признаться честно, в своих мечтах обычно парила где-то в небесах и не очень чётко представляла, что мне вообще делать на этой грешной земле…
Так что я, глядя правде в глаза, даже и сама до сих пор не понимала, какая именно муха меня в тот день укусила, что мне вдруг захотелось в корне изменить всю свою жизнь. И я, похоже, сделала это. Да ещё с таким небывалым размахом, с такой невероятной поспешностью, что любому нормальному человеку непременно пришла бы на ум поговорка о том, что поспешишь - людей насмешишь…
Мне она тоже, признаться, приходила в голову. Но даже это не могло меня тогда остановить.
Конечно же, что греха таить, в начале разговора с Эммой я упиралась и сопротивлялась, насколько хватало моих скромных сил, - которых на деле оказалось даже гораздо меньше, нежели я предполагала. Но до сих пор я, - похоже, весьма ошибочно, - всегда считала себя на редкость разумной, серьёзной и всё-таки, отчасти, практичной девушкой, совершенно не склонной ко всяческим там глупостям, - а тем более, к подобным весьма сомнительным авантюрам, от которых за версту несёт чем-то подозрительным и не слишком хорошим. Но и Эмма не собиралась сдаваться так легко. Она клятвенно заверяла меня, что никто другой, кроме меня, им для этой работы не подойдёт, и обещала, что, если мне что-то не понравится, - или же если меня не устроят какие-либо условия, - то я смогу сразу же вернуться домой, так же первым же поездом, а все расходы, связанные и с самой поездкой, и с временным проживанием в Москве, будут, разумеется, оплачены какой-то неизвестной мне, но, якобы, весьма солидной фирмой.
При этом Эмма обещала, что, в случае отказа, никто не станет предъявлять ко мне никаких претензий и требовать неустоек. Так что, даже в самом худшем варианте, для меня всё это, якобы, закончится всего лишь небольшими бесплатными каникулами в столице.
А вот мне самой не помешало бы ещё тогда не поддаваться сладким речам и вспомнить о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке…
Но тут следовало отметить, что позвонившая мне девушка отличалась редким упорством и завидным упрямством. И сопротивляться ей, особенно, с моим провинциальным сознанием, незнанием жизни и особенно с отсутствием хоть какого-то реального опыта в спорах, было практически невозможно. На каждое моё, - весьма решительное, на мой взгляд, - возражение, она тут же находила новый серьёзный контраргумент, и всё начиналось сначала. В сложном искусстве убеждения ей воистину не было равных, и надо заметить, что даже мне самой, в конце концов, все мои возражения стали казаться надуманными и несерьёзными. И лишёнными всяческого смысла.
Но окончательно Эмме удалось сразить меня, - вот просто наповал, - когда она заявила, что от моего приезда зависят не только судьбы, но и жизни других людей. А это, согласитесь, был довольно весомый аргумент, устоять против которого оказалось действительно сложно. Особенно, для такой романтично настроенной и склонной, что греха таить, ко всяческим невероятным фантазиям двадцатилетней дурочки, как я. И, хотя я не в силах была даже теоретически представить себе, каким конкретно образом я могу спасти чьи-то там жизни, - если я и в своей собственной-то давно уже запуталась и не в силах была разобраться, - это оказалось для меня довольно серьёзным доводом в пользу моего положительного решения, которое я к тому времени, под влиянием её красноречивых рассуждений, не буду скрывать, уже почти приняла.
Глядя правде в глаза, - а что мне на самом деле было терять?.. На тот момент я в очередной раз осталась без работы и без малейших надежд найти её в ближайшее время. Как я уже упоминала, в нашем посёлке можно было устроиться только на коммутатор, - а как раз оттуда меня только что благополучно вышвырнули и вряд ли взяли бы обратно… Ведь я, по простоте душевной, имела глупость расцарапать физиономию своему непосредственному руководителю…
В то, что я сделала это в тот момент, когда он попытался залезть ко мне под юбку, никто не поверил, поскольку в нашем посёлке этот извращенец считался человеком вполне достойным и уважаемым. И женатым, разумеется. И теперь его супруга бегала по соседям и разносила слухи о том, как я пыталась увести её муженька из семьи, а когда он отказался, сославшись на кучу малолетних деток, в порыве ярости попыталась выцарапать ему глаза…
Так что попала я здесь по полной программе…
А если ещё упомянуть о том, что в моей родной семье ситуация на данный момент сложилась неимоверно сложная, и меня там едва терпели, - то стоит ли удивляться тому, что я действительно согласилась приехать?.. Эта сомнительная авантюра показалась мне несравненно лучше перспективы снова на неограниченное время оказаться на шее у моего отчима, и раньше-то никогда не питавшего особой любви по отношению ко мне, а также выслушивать бесполезные и, признаться, не слишком утешающие на самом деле слова поддержки и ободрения от моей младшей и временами куда более удачливой сестрёнки, прекрасно осознавая при этом, что в их правдивость не верит даже она сама. Но, тем не менее, она искренне пыталась внушить мне, что всё ещё будет хорошо. И я была безумно благодарна ей за это.
Короче говоря, вот так я и оказалась в Москве. И теперь уже битый час, как последняя идиотка, стою здесь, на перроне, проклиная злодейку-судьбу, собственную беспросветную глупость, а также воистину беспрецедентное нахальство неведомой мне Эммы Гордеевой, так безапелляционно сорвавшей меня с насиженного места и бесследно исчезнувшей где-то в недрах огромного города, - без малейших, похоже, угрызений совести по поводу моей достаточно печальной участи. А впрочем, ей, возможно, даже и в голову не приходило, что я, - взрослый, типа, и вполне дееспособный человек, - могу оказаться совершенно беспомощной в такой вот нелепой ситуации.
Но стоять здесь до бесконечности было просто невозможно, и разумом я прекрасно это понимала. Я и так уже привлекала слишком много ненужного внимания, поскольку любому человеку, бросившему на меня один только взгляд, вне всякого сомнения, сразу же становилось ясно, что идти мне попросту некуда. И мне давно уже пора было положить этому конец, наглядно доказав своим поведением, что это - весьма ошибочное суждение, не имеющее ничего общего с истиной.
Мысленно по-прежнему распекая саму себя за наивность, излишнюю доверчивость и жадность, а также призывая на голову зловредной Эммы Гордеевой всевозможные небесные кары и невзгоды, я подхватила свои чемоданы и решительно направилась к выходу. И, - о Господи Боже!.. - но какими же тяжёлыми показались мне в тот момент эти мои проклятые баулы!.. И какого вообще чёрта, спрашивается, я набрала с собой столько вещей на все случаи жизни, - словно собиралась навек покинуть границы цивилизованного мира и отправиться куда-нибудь на северный полюс или в дебри Амазонки, - а не на пару-тройку недель в родную матушку-Москву!..
А сейчас я очень пожалела об этой своей запасливости, потому что мне предстояло пройти со своей неподъемной поклажей мимо военных. А они словно только этого и ждали. И теперь они все трое, как по команде, повернулись в мою сторону и смотрели на меня с таким одинаковым отвратительным и гадким выражением на физиономиях, что мне сразу же стало ещё больше не по себе, - если таковое вообще было возможно. Признаться, я как-то не привыкла к тому, чтобы меня так вот откровенно разглядывали, а потому почувствовала себя совершенно беззащитной под этими их беспардонными пронизывающими - и словно ощупывающими - взглядами.
Я, пожалуй, уже не смогла бы на тот момент смутиться больше, даже если бы проходила мимо них совершенно голая. Именно так я себя и ощущала. Наверное, во всём этом на самом деле не было ничего особенного, - ну, смотрят на меня парни и смотрят!.. Я даже в глубине души была более, чем уверена, в том, что с моей стороны было попросту глупо вообще обращать внимание на нечто подобное и уж, тем более, так мучительно переживать по этому поводу. Но только вот вся беда была в том, что, очутившись в чужом незнакомом городе и на первом же шагу встретив нечто такое, к чему я ещё была совершенно непривычна, я сразу же невольно почувствовала себя действительно глупой жалкой провинциалкой, которой совершенно даже нечего делать в столице.
А впрочем, что уж тут греха таить, - но именно таковой я и была в реальности. Наивной провинциальной дурочкой, - без каких-либо преувеличений даже в своих собственных глазах, - безрассудно сунувшей голову в пасть тигру…
Надеясь всё-таки на лучшее и не желая никаких неприятностей, я, с независимым и гордым видом, попыталась как бы невзначай проскользнуть мимо военных, словно рассчитывая на то, что они не обратят на меня внимания, но краем глаза успела заметить, что они все дружно двинулись вслед за мной. Ну, вот, только этого мне ещё и не хватало для полного счастья!.. Действительно, - не успела сойти с поезда, как уже умудрилась, кажется, вляпаться в неприятности… Но что мне было делать?.. Разве что притвориться, что я ничего не замечаю вокруг себя, и идти дальше, как ни в чём не бывало…
В принципе, тогда я ещё не думала всерьёз, что мне может угрожать какая-нибудь реальная опасность, просто на всякий случай попыталась ускорить шаг, чтобы поскорее выйти из здания душного вокзала на улицу. Но это, надо заметить, оказалось не так-то просто с двумя оттягивающими мне руки стопудовыми чемоданами. А потому ничтожнейшее расстояние, которое любой нормальный человек преодолел бы за несколько секунд, показалось мне километрами!.. А до выхода было ещё далеко…
- Эй, красотка, а ну-ка остановись!.. - окликнул меня кто-то из парней, но я, естественно, и не подумала послушаться его. - Стой, я тебе говорю!..
Ага, сейчас!.. Этот окрик словно придал мне дополнительные силы, наглядно доказывая, что мне стоит поторопиться, и я ещё быстрее устремилась к выходу.