Глава 1. Я приезжаю в Москву.
Я некоторое время тупо и в полной растерянности смотрела на пустой перрон. Поезд, на котором я приехала, давно уже умчался вдаль, а я по-прежнему стояла здесь и совершенно ничего не могла понять. Потому что подобная нелепая ситуация оказалась для меня полнейшей неожиданностью. А если уж говорить начистоту, то это не могло бы присниться мне даже в самом страшном сне. Потому что на это попросту не хватило бы моей фантазии.
Точнее, ошибочно было уверять, что этот злополучный перрон был совершенно пуст. Это было, скорее, моё личное, а потому, так сказать, весьма субъективное впечатление. И, поскольку на самом деле оно совершенно не соответствовало действительности, то всех остальных оно попросту не касалось. Потому что на этом перроне в гордом одиночестве оказалась только я.
И, признаюсь честно, ещё никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой одинокой, забытой, заброшенной и никому не нужной, как в те первые минуты на вокзале в чужом городе!..
Я невольно искоса и с затаённой завистью бросила взгляд на девчушку, ехавшую некоторое время со мной в одном купе. Правда, я изо всех сил постаралась сделать это как можно более незаметно, поскольку мне, девушке весьма строгих нравов, выработанных излишне суровым воспитанием, стыдно было даже самой себе признаться в наличие у меня столь низменного чувства, как зависть. И всё-таки совсем не испытывать его я не могла. Потому что я видела, как, едва сойдя с поезда, эта счастливица тут же попала в крепкие объятия встречавшего её весьма симпатичного молодого человека, и теперь они уже бог знает, сколько времени, стояли вот так, нежно обнявшись и прижавшись друг к другу, и, кажется, просто не в силах налюбоваться на свою вторую половинку. Почти машинально отметив про себя, что эти влюблённые - весьма красивая и гармоничная пара, отлично смотрящаяся вместе, я снова с грустью вынуждена была вернуться в реальный мир и опять вспомнить о своей донельзя печальной, что уж тут греха таить, участи.
Трое крепких парней в солдатской форме оживлённо и громко спорили о чём-то неподалёку, и до меня долетали сплошные нецензурные словечки. Изредка они бросали в мою сторону весьма плотоядные косые взгляды, от которых мне почему-то невольно становилось очень сильно не по себе и хотелось одёрнуть и без того длинную юбку, - или поплотнее закутаться в безразмерную блузку. Но над всем этим преобладало желание побыстрее убраться отсюда куда-нибудь подобру-поздорову…
Но, в общем и целом, следовало признать, что всё в этом мире, похоже, было на своих привычных местах и шло своим чередом, согласно естественному ходу событий. И только меня саму, вопреки всем моим наивным ожиданиям, почему-то никто не встречал…
Я довольно долго стояла вот так, в гордом одиночестве, и беспомощно озиралась по сторонам, всё ещё в надежде на чудо, которое где-то заблудилось. Но чудес на этом свете, кажется, не бывает, - по крайней мере, так всегда уверяли мои родственники и немногочисленные друзья, да и самой мне в реальной жизни наблюдать их как-то пока ещё не приходилось. При этом я не была сильно глупой и прекрасно понимала, что я сама, со своими громоздкими чемоданами и наивной провинциальной физиономией впервые приехавшей в чужой город дурочки, судя по всему, кажусь со стороны крайне лёгкой и весьма заманчивой добычей. По крайней мере, эта скалящаяся неподалёку и ухмыляющаяся мне троица в солдатской форме, явно, именно так и посчитала, судя по всё ещё долетавшим до меня словечкам.
На самом деле я прекрасно осознавала всё, что происходит вокруг меня, но, к сожалению, вовсе даже не была особенно уверена в том, что сумею оказать им достойный отпор в случае необходимости. И ещё больше я сомневалась в том, что кто-нибудь пожелает вступиться за меня, если дело повернётся совсем уж плохо…
Поначалу я ещё наивно надеялась, что Эмма Гордеева, - та самая девушка, которая звонила мне домой, и, отчасти, благодаря которой я в один миг всё бросила и примчалась в Москву, - просто немного запоздала. Пробки, - или что там ещё бывает в большом городе?.. И некоторое время я тщетно утешала себя мыслью о том, что сейчас эта самая Эмма непременно объявится, рассыпаясь в извинениях передо мною, подхватит от раскаяния мои чемоданы, и всё, разумеется, будет в полном порядке… Правда, на самом деле успокоения мне все эти рассуждения приносили совсем немного, потому что минуты бежали одна за другой, - и, как мне тогда казалось, ужасно быстро, - а я по-прежнему стояла одна на перроне, как беспросветная брошенная идиотка. И совершенно не представляла себе, что мне вообще теперь делать, если обстоятельства сложились таким вот нелепым и причудливым образом…
Можно было, конечно, в душе настойчиво проклинать саму себя за то, что у меня не хватило ума хотя бы сразу же записать номер телефона связавшейся со мной девушки, чтобы сейчас позвонить ей и поинтересоваться, где её черти носят?.. Но тогда, когда я с ней разговаривала, мне как-то даже и в голову не пришло спросить его. Тем более, что в тот миг я на все сто процентов была уверена в том, что Эмма непременно встретит меня на вокзале, как и обещала. В конце концов, ведь всё это нужно было именно ей, а не мне самой! И вот теперь, благодаря собственной беспросветной глупости, я чувствовала себя безнадёжно потерявшейся в огромном городе, и для меня, доселе ни разу в жизни ещё не покидавшей пределы своего родного крохотного и тихого посёлка городского типа, это было, признаться честно, далеко не самое приятное ощущение, на которое я могла бы рассчитывать в данной ситуации. Но, по мере того, как незаметно проходило время, моё настроение коренным образом менялось в худшую сторону. И, вместо беспомощности и растерянности, меня начал охватывать нешуточный гнев на кинувшую меня девицу, а также глухое раздражение на саму себя. Вообще-то, следует отметить, что я всегда в душе была человеком довольно вспыльчивым и обидчивым, хотя большинство моих знакомых об этом даже и не догадывались. Просто я неплохо умела владеть собой и держать свои эмоции в узде. Моё тщательно культивируемое внешнее спокойствие и даже кажущаяся безмятежность были прекрасной маской, удачно скрывающей целый ураган страстей. И многие, в принципе, покупались на это. А потом бывали неприятно удивлены.
Просто всё дело было в том, что я действительно хорошо умела держать себя в руках, - жизнь научила, надо признаться, - и потому вывести меня из равновесия обычно было не так-то просто. Но, уж если кому-то это всё-таки удавалось, то пенять он потом мог только на себя. В душе я была обычной деревенской девчонкой, а деревенские девушки умеют постоять за себя!..
Итак, я начинала потихоньку заводиться… Ну, а поскольку сразу же выплеснуть всё своё раздражение мне было пока что попросту не на кого, то оно незаметно росло внутри меня, как снежный ком, ожидая возможности вырваться наружу. Хотя, как я в тот момент небезосновательно подозревала, ждать ему тоже придётся ещё очень долго… И ещё не факт, что виновница всех этих моих переживаний вообще ещё когда-нибудь встретится на моём жизненном пути…
“Да что она вообще воображает о себе, эта чёртова девка?.. - билась в моём мозгу довольно-таки злобная мысль, снова и снова заставлявшая меня в бессильной ярости сжимать кулаки. - Что я буду ждать её здесь вечно?.. До второго пришествия?.. Может, мне, чёрт её подери, следует раскинуть палатку прямо здесь, на этом перроне?.. И спокойно сидеть - посиживать, в надежде на то, что она соизволит-таки объявиться?..”
Больше всего меня в те минуты выводило из себя осознание того, что я сама примчалась сюда, как сумасшедшая, - словно за мной гнались по пятам, - на первом же попутном поезде, едва успев собрать вещи. И всё это только потому, что однажды поздним летним вечером в моём доме раздался телефонный звонок, и незнакомая мне девушка, о которой я никогда ранее в своей жизни и не слыхивала, в течение целого часа, за ради Христа и во имя всех святых, буквально умоляла меня немедленно приехать в Москву, обещая мне очень высокооплачиваемую работу, - да ещё и просто баснословное, по меркам моего родного посёлка, вознаграждение после её завершения.
За сумму, предложенную мне в этом разговоре, мне пришлось бы не один год трудиться без выходных на местном коммутаторе связи. А другой работы в нашем посёлке отродясь не бывало…
Этот неожиданный - и такой странный, если уж говорить начистоту - телефонный звонок разом всё перевернул в моей жизни и поставил с ног на голову. И в моей, в общем-то, скромной и даже робкой провинциальной душе вдруг проснулся какой-то неведомый мне доселе дух авантюризма, унаследованный, очевидно, от каких-то там неимоверно дальних предков - первопроходцев, о которых я даже и не подозревала. И эта дремавшая, до поры, до времени, тяга к приключениям донельзя ошарашила не только моих родных и близких, но и меня саму.
Я всегда по жизни слыла очень тихой и послушной девочкой, не доставлявшей никаких проблем и неприятностей своим родителям. Так что стоит ли упоминать, что искательницей приключений я не была никогда даже в потаённых мечтах. Мне такое даже и в страшном сне не могло бы присниться. И решительностью особой я никогда раньше не отличалась, а потому всегда, прежде, чем что-либо совершить, - даже если речь шла о совершенно невинном незначительном поступке, - я обдумывала каждое своё решение, наверное, тысячи раз. Да и то далеко не всегда способна была самостоятельно определиться, как мне всё-таки следует поступить, и нередко вынуждена была обращаться за путным советом к своей сестре, которая, хоть и была немного помладше меня, но в житейских вопросах всегда слыла куда более разумной и практичной девушкой, чем я сама, и обладала, к тому же, куда большим здравым смыслом.