Она начала стирать границы между сном и явью в прошлую среду, хотя календарь давно перестал иметь значение. Сначала это были мелочи: на столе появлялась чашка, которой не было в шкафу, в воздухе повис запах груш из детского сада, хотя за окном стояла зима. Потом из щелей между половицами пророс папоротник, которого она не сажала, а из розетки вместо гула трансформатора доносилось далекое пение сестры, которую она похоронила десять лет назад. Она не испугалась, приняла это как данность — видимо, реальность решила сдать позиции, устав от ее безразличия.
Теперь по утрам она пьет чай с тенью от яблони, что отбрасывает на стол не солнце, а память о дачном лете 1993 года. Она научилась различать, какая птица за окном — настоящая, а какая лишь отголосок несбывшегося желания улететь. Стены комнаты стали мембраной, пропускающей голоса из тех жизней, где она сделала другой выбор. Иногда она слышит, как смеется ее сын, которого у нее никогда не было, и этот звук греет сильнее, чем реальное солнце.
Сегодня дверь в прихожей ведет не на лестничную клетку, а в поле, где она в семь лет потеряла свой первый зуб. Она стоит на пороге, одной ногой в панельной многоэтажке, другой — в том бесконечном июне. «Что выберешь?» — спрашивает ветер, пахнущий выхлопными газами с полынью. Она закрывает глаза и делает шаг вперед, не вниз и не вверх, внутрь.
Оказывается, сойти с ума — это не потерять связь с реальностью, а наконец-то увидеть все ее слои одновременно.