Длинный гудок такси слился с ночным шумом города, и Яна осталась одна на тихой, знакомой улице. Три дня внеплановой командировки вымотали ее донельзя. Вместо пятничных посиделок с коллегами — срочный вызов к клиенту, нервные переговоры и душный номер в гостинице, где пахло чужими жизнями. Теперь ее манила лишь одна мысль — свой диван, тишина и долгий-долгий сон до полудня.
Она потянула за ручку чемодана на колесиках, и тот, предательски грохоча по плитке тротуара, нарушал субботнюю вечернюю идиллию. «Артем наверняка футбол смотрит, на столе следы от пиццы, а он спит перед телевизором», — с легкой улыбкой подумала она. Решение вернуться на день раньше было спонтанным, и она специально не звонила, представляя, как удивит мужа. Мысленно она уже заваривала себе чай, принимала горячий душ и заваливалась в кровать, под чистое белье, которое пахнет домом, а не стандартным кондиционером из отеля.
Подъем на лифте показался вечностью. Вот он, пятый этаж. Знакомая щель под дверью соседа напротив, куда вечно забивался мусор. Она беззвучно вставила ключ в замочную скважину своей квартиры, стараясь не греметь, чтобы сохранить элемент сюрприза. Но в тот момент, когда латунь ключа коснулась механизма, до нее донеслись голоса. Не один, не два, а сразу несколько. Громкие, возбужденные, перебивающие друг друга.
Яна нахмурилась. Артем редко кого-то приглашал, тем более без предупреждения. Может, друзья? Но что-то было не так. Интонации были не праздными, не дружескими. В них слышалась какая-то напряженная, деловая горячка.
Она приостановилась, не решаясь повернуть ключ. Сквозь массивную дверь голоса доносились приглушенно, но отдельные слова пробивались ясно.
— Ну, и как дела? — услышала она высокий, пронзительный голос Светланы, жены его брата. — Долго ты еще будешь это тянуть?
— Не торопи меня, — буркнул в ответ Артем. — Все не так просто.
— Да что там может быть сложного? — в разговор вступил басок Дениса. — Сказал бы прямо.
Яна невольно прижалась лбом к прохладной поверхности двери. Зачем они тут? И в такой час? Неловкое предчувствие, холодной змейкой, скользнуло по коже. Она собиралась зайти, широко улыбнуться и сказать «Здрасьте, я ваша Таня!», но следующая фраза Светланы впилась в нее, как шип.
— Когда ты ее уже уговоришь, наконец? Эта «хозяйка» уже совсем зазналась!
Слово «хозяйка» прозвучало с таким ядовитым, уничижительным пренебрежением, что у Яны перехватило дыхание. Оно повисло в воздухе за дверью, а затем растворилось в нервном смешке Дениса.
Рука сама разжалась, и ключ, глухо звякнув, повис в замке. Весь туман усталости будто рукой сняло. Внутри все застыло. «Хозяйка». Так они говорили о ней? Это была она. В своей же квартире. Та самая квартира, которую она, не спав ночей, выбирала с бабушкой, которую они вместе оформляли, в которую въехали за месяц до того, как та попала в больницу… Последний подарок, последняя опора.
Она медленно, как во сне, вынула ключ из замка, боясь издать любой звук. Чемодан стоял рядом немым укором. Все ее планы на тихий вечер рухнули, разбившись о каменную грань непонятной, но страшной правды. Она не вошла в квартиру. Она отступила на шаг, потом на другой, прислонилась к стене лифта. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в висках.
О чем они там договариваются? Что хотят уговорить? И почему это слово, «хозяйка», прозвучало как оскорбление?
Вопросы, на которые не было ответов, звенели в тишине подъезда, оглушая ее громче любого такси.
Секунда, другая, третья. Яна стояла, прислонившись к холодной стене кабины лифта, и не могла пошевелиться. Грохот чемодана, который она нечаянно задела ногой, отозвался в тишине подъезда как выстрел. Она замерла, ожидая, что дверь сейчас распахнется и на нее уставятся изумленные лица мужа и его родни. Но за дверью, поглощенные своим спором, ничего не услышали.
Ее дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в ушах. Она снова сделала шаг к двери, на этот раз тихо, как мышь, приставив ухо к самой щели между полотном и косяком.
Голос Артема звучал устало и раздраженно:
—Я понимаю, что вам срочно. Но нельзя же вот так, с наскока. Нужно время, чтобы все обдумать, подготовить.
— Какой наскок, Артем? — тут же врезал его брат Денис. — Мы тебе уже месяц эту песню поем! Пока вы в браке, у тебя есть права. Законных полправа! Нужно действовать, а не ждать, пока она сама догадается и сделает выводы.
Слова «пока вы в браке» и «законных полправа» прозвучали для Яны как приговор. Рука сама потянулась к груди, сжимая сквозь ткань пальто кулон — подарок бабушки. Эта квартира была их общей мечтой, их крепостью. Бабушка, откладывая с каждой пенсии, помогала ей, сироте, собрать на первый взнос. Каждая трещинка на потолке, каждый след от кошки на подоконнике были частью ее жизни, ее истории. И теперь они, за этой дверью, говорили об этом как о каком-то активе, который нужно срочно «подготовить» и разделить.
— Речь о будущем моего ребенка, пойми! — завела свою шарманку Светлана, и в ее голосе послышались слезы, которые Яна уже научилась отличать от искренних. — Без прописки в этом районе мы не сможем подать документы в гимназию! Это же твой племянник! Ты хочешь, чтобы он рос в какой-то дыре?
— Я ни чего не хочу, — вздохнул Артем, и Яна услышала, как он проводит рукой по столу, вероятно, отодвигая чашку. — Но Яна… она не противная. Она добрая. Если правильно преподнести… Сказать, что это временно, только для школы…
— Вот именно! — подхватила Светлана, и слезы в ее голосе тут же исчезли, сменившись деловым напором. — Она же добрая, она не откажет! Скажешь, что это для племянника, для его будущего. Она не сможет отказать ребенку. А там… там видно будет. Главное — начать.
— А там, — вступил Денис, — когда Светка будет прописана, можно будет и о мамином капитале подумать. Ему же тоже нужны улучшения жилищных условий. Мы вложим его сюда, в эту квартиру, и моя доля будет уже не призрачной.
Яна отшатнулась от двери, словно обожглась. Клубок неясных опасений вдруг распутался, превратившись в леденящую душу ясность. Речь шла не просто о прописке. Речь шла о планомерном захвате. Они говорили о ее доме, о ее личном, неприкосновенном пространстве, как о лотерейном билете, который нужно поскорее обналичить. Используя ее доброту. Используя ребенка как разменную монету. А Артем… Артем не защищал их общий дом. Он искал способ, как ей это «правильно преподнести».
В ушах зазвенело. Ком в горле стал таким большим, что стало трудно дышать. Она больше не могла это слушать. Еще секунда — и она либо распахнет дверь с криком, либо разрыдается тут же, в подъезде.
Она, шатаясь, отступила назад. Рука сама нащупала кнопку вызова лифта. Механизм послушно загудел. Последнее, что она услышала, прежде чем дверь лифта закрылась, отрезая ее от того страшного разговора, был голос Дениса:
— Да брось ты, она же тебя насквозь не видит. Просто действуй.
Лифт поехал вниз. Яна смотрела на свое бледное отражение в полированной стали двери и не узнавала себя. Доброта… Та самая доброта, с которой она впустила в их жизнь его родственников, помогала им деньгами, выслушивала их бесконечные жалобы, оказалась ее слабым местом, дырой в крепостной стене, в которую они теперь и хотели ударить.
Она вышла на улицу. Вечерний воздух, еще недавно такой желанный, теперь казался густым и удушающим. Она стояла на тротуаре рядом со своим чемоданом, единственной твердой точкой в рушащемся мире, и не знала, что делать дальше. Но одно она понимала с кристальной ясностью: войти в ту квартиру сейчас, встретиться с ними лицом к лицу, она не сможет. Не сейчас. Не в этом состоянии.
Она достала телефон. Пальцы дрожали. Она пролистала контакты, нашла номер подруги Ольги и набрала его, прижав аппарат к уху.
— Оль, — сказала она, и ее голос прозвучал чужим и надтреснутым. — Ты дома? Я… Я могу к тебе приехать? Сейчас.
Положив трубку, она глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки. Шок и боль постепенно отступали, уступая место новому, незнакомому до сих пор чувству — холодной, спокойной ярости. Они думали, что она еще в командировке. Они думали, что могут спокойно делить ее жизнь, как пирог.
«Хорошо, — подумала она, с силой взявшись за ручку чемодана. — Хорошо. Посмотрим, что у вас получится».
Ночь у Ольги пролетела в тумане бессонницы и отрывистых, путанных объяснений. Подруга, практичная и резкая, сразу встала на ее сторону, что дало Яне хоть какую-то опору. Но ни горячий чай, ни успокоительные капли не могли снять главное — ледяную глыбу внутри, вросшую в самое нутро. Она не плакала. Слезы приходят от обиды, а ею двигала теперь иная, более холодная и страшная эмоция — предательство.
На следующее утро, поблагодарив Ольгу и оставив у нее чемодан, Яна поехала домой. Она выбрала тот самый час, когда обычно возвращалась из командировки. Рука не дрожала, когда она вставляла ключ в замок. Лицо было маской спокойствия, натренированной за годы работы с трудными клиентами.
В прихожей пахло кофе и вчерашним ужином. Артем сидел на кухне за ноутбуком, но экран был темным. Он поднял на нее глаза, и Яна заметила мгновенную суетливую вспышку в его взгляде — вину, смешанную с испугом.
— Яна! Ты… ты когда? — он встал, сделав шаг к ней, но не решаясь обнять.
— Сегодня утром. Рейс перенесли, — она отвела глаза, снимая пальто, чтобы скрыть их выражение. Ее голос прозвучал ровно, почти обыденно. — Устала жутко.
— Надо было позвонить, я бы встретил! — в его голосе прозвучала натянутая забота. Он взял ее пальто и неловко повис в нерешительности.
Яна прошла на кухню, будто ничего не произошло. Она увидела три чашки в раковине. Ее взгляд скользнул по ним и тут же отвел. Села на свой стул, отодвинув в сторону крошки от вчерашнего печенья.
— Как командировка? — спросил Артем, садясь напротив. Он не смотрел на нее, уставившись в темный экран ноутбука.
— Обычно. Сделали, что хотели. — Она сделала глоток воды из своей любимой кружки. — А тут что было? Гости?
Артем екнул. Она видела, как напряглись его плечи.
— Да… Денис со Светой заходили. Вечером. Просто посидели.
— По делу? — спросила Яна, и ее сердце заколотилось где-то в горле, но лицо оставалось невозмутимым.
— Ну… — он заерзал. — Вообще, да. У них там опять проблемы.
Он замолчал, ожидая, что она спросит «какие?». Но Яна молчала, подняв на него взгляд. Она давила на него тяжестью этого молчания, заставляя его говорить первым, раскрывать карты.
— С пропиской, — сдался он, наконец. — Для ихнего Сашки. В ту самую гимназию, помнишь, я рассказывал? Без прописки в нашем районе не попасть. А у них, в своей дыре, только обычная школа.
— А, — коротко бросила Яна, отставив кружку. — Понятно.
Ее реакция явно обескуражила его. Он ждал участия, сочувствия, вопросов. А получил ледяную стену.
— Яна, они в отчаянии, — он попытался вложить в голос тепло, но получилось фальшиво. — Света прямо рыдает. Ребенок-то не виноват.
— Ребенок действительно не виноват, — согласилась Яна, и ее голос прозвучал мягко, но в этой мягкости была сталь. — Жаль, что взрослые решают свои проблемы за счет чужих квартир.
Артем вспыхнул.
— Что значит «чужих»? Это наш дом!
— Наш, — подтвердила она, все так же глядя на него прямо. — И пока он наш, все решения мы принимаем вместе. А не под давлением родственников, которые приходят в мое отсутствие.
Он не нашелся, что ответить. Пауза затянулась. Яна встала и подошла к окну, глядя на серый двор. Она знала, что он сейчас чувствует: замешательство, злость от того, что его планы рушатся, и подспудный страх — а не узнала ли она чего?
— Я очень устала, Артем, — сказала она, не оборачиваясь. — Давай не будем сейчас об этом. У меня голова раскалывается.
Он с облегчением ухватился за эту соломинку.
— Конечно, конечно. Отдохни.
Весь день они двигались по квартире как два призрака, избегая прямых взглядов и опасных тем. Напряжение витало в воздухе, густое и тягучее, как сироп. Артем был неестественно суетлив и разговорчив, рассказывая какие-то незначительные новости о работе, о соседях. Яна отвечала односложно, делая вид, что листает рабочие письма на телефоне.
Она видела, как его раздражает ее холодность. Как он сжимает кулаки, когда она уходит от его попыток прикоснуться. Он пытался вернуть все на круги своя, вернуть ту Яну, которую можно было «уговорить», которая была «добрая». Но той Яны больше не было.
Вечером, когда они сидели перед телевизором, не видя, что происходит на экране, Артем не выдержал. Он резко выключил пультом звук и повернулся к ней. Его лицо исказила обида и злость.
— Яна, хватит играть в дурочку! — выпалил он, и его голос сорвался на крик. — Я же вижу, что ты все поняла! Речь о моей семье! О моем племяннике!
Яна медленно перевела на него взгляд. В ее глазах не было ни страха, ни гнева. Только холодная, бездонная пустота.
— Я прекрасно поняла, о чем речь, — сказала она тихо и четко. — Игра только начинается. И, дорогой мой, правила в этой игре устанавливаю не ты.
Тишина, повисшая после ее слов, была оглушительной. Артем смотрел на нее, не мигая, будто видел впервые. Его лицо из красно-гневного стало бледным, почти серым. Он не ожидал такого — холодного, расчетливого отпора. Он готовился к слезам, к истерике, к чему-то горячему и эмоциональному, что можно было бы утихомирить ложными обещаниями. Но не к этому ледяному спокойствию.
— Какие еще правила? — прошипел он, вскакивая с дивана. — Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Это моя семья!
— А я кто? — так же тихо спросила Яна, поднимаясь ему навстречу. Ее руки были сжаты в кулаки, ногти впивались в ладони, но голос не дрогнул. — Просто «хозяйка», которую нужно уговорить? Дойная корова с квартирой?
Артем отшатнулся, словно его ударили. В его глазах мелькнул настоящий, животный страх. Он понял, что она знает. Знает все.
— Ты… ты подслушивала? — выдавил он.
В этот момент в дверь позвонили. Резко, настойчиво, как будто кто-то снаружи уже давно ждал этого сигнала.
Не дожидаясь ответа, Артем шагнул к двери и рывком ее открыл.
На пороге стояли Денис и Светлана. На их лицах были наигранно-серьезные маски, но в глазах Дениса прыгали возбужденные огоньки, а Светлана уже делала глубокий вдох, готовясь к своей театральной речи.
— Мы слышали крики, — с напускным участием начал Денис, переступая порог без приглашения. — Опять ссоритесь? Нехорошо.
— Мы пришли мирить, — тут же подхватила Светлана, направляясь к Яне с распростертыми объятиями, от которых та инстинктивно отпрянула. — Яночка, родная, не кипятись ты! Мы все для вас, для семьи!
Яна стояла посреди гостиной, ощущая себя зверем в загоне. Трое против одной. Они окружили ее, и воздух стал густым и токсичным.
— Вам не кажется, что это не ваше дело? — холодно спросила Яна, глядя на Светлану.
— Как это не наше? — всплеснула руками та. — Когда брат моего мужа страдает? Когда речь о будущем моего ребенка? Это дело всей семьи!
— Речь идет о моей квартире, — отрезала Яна. Ее голос наконец дрогнул, прорвалась наружу накопившаяся боль. — О моей личной собственности. И я не дам никого сюда прописывать.
Наступила секундная пауза, и тогда в дело вступил Денис, перейдя от псевдозаботы к открытому давлению.
— Вот видишь, Артем, — он бросил взгляд брату, — я же говорил. Наживается на твоих чувствах. Держит тебя здесь, как на привязи. А сама — «я, я, я». «Мое, мое, мое».
— Да как ты можешь быть такой эгоисткой? — завела новую волну Светлана, и по ее щекам тут же покатились идеально подобранные слезы. — Мой ребенок… мой мальчик… он будет толкаться в этой убогой школе с гопниками из-за тебя! Из-за твоей жадности!
Это было последней каплей. Все сомнения, вся жалость, все остатки любви к Артему, который стоял и молча смотрел на это цирковое представление, испарились.
— Хватит! — крикнула Яна, и ее голос, сорвавшись, зазвенел в тишине. Она обвела их взглядом, полным такой ненависти и презрения, что Светлана на мгновение замолчала. — Выйдите все отсюда! Вон из моего дома! Сейчас же! Это моя квартира!
Она увидела, как Артем сжимает кулаки. Его лицо исказила гримаса чистой, неприкрытой злобы. Он сделал шаг к ней, и в его глазах было что-то пугающее.
— Наша! — проревел он, и слюна брызнула из его рта. — Пока мы в браке — все наше! Половина моя! И я решаю, кого здесь прописывать! Ты поняла? Я решаю!
Эти слова повисли в воздухе, как приговор. Они были не просто ложью. Они были обесцениванием всего их общего прошлого, всего, что у них было. Это был удар ниже пояса, окончательно разрушивший хрупкие остатки доверия.
Яна не стала ничего отвечать. Она посмотрела на него — на этого чужого, озлобленного человека — потом на его жадную родню, выжидающе замершую в предвкушении победы.
Она развернулась, прошла в прихожую, на ходу схватив свою сумку и телефон. Она не брала пальто, не брала ключи. Ей нужно было просто уйти. Сейчас же.
— Яна! Куда ты?! — крикнул ей вслед Артем, но в его голосе уже слышалась неуверенность.
Она не обернулась. Она вышла на площадку и, не глядя, с силой захлопнула дверь. Громкий хлопок отозвался эхом в пустой лестничной клетке.
Спускаясь по ступенькам, она не чувствовала ног. В ушах гудело. Но впервые за эти сутки в ее душе воцарилась ясность. Война была объявлена открыто. И теперь она знала, что делать дальше.
Ольга встретила ее на пороге своей однокомнатной квартиры с выражением лица, в котором смешались жалость и готовность к бою. Увидев Яну — бледную, без пальто, с пустыми глазами, — она просто молча обняла ее и повела на кухню, где уже стоял заранее приготовленный крепкий сладкий чай.
— Рассказывай все, с самого начала, — сказала Ольга, когда Яна обеими руками обхватила горячую кружку, пытаясь согреть закоченевшие пальцы.
И Яна рассказала. Все, что услышала за дверью. Все, что было сказано вечером. Циничные планы Дениса, театральные слезы Светланы и самое страшное — слова ее мужа о том, что половина квартиры его, и он решает, кого прописывать. Говорила она монотонно, почти без эмоций, как будто читала протокол чужого заседания.
Ольга слушала, не перебивая, и ее лицо становилось все суровее.
— Тварь, — без всяких прикрас вынесла она вердикт, когда Яна закончила. — И его братва — тоже. Но твой Артем — самый главный тварь. Потому что предал тебя, самую близкую.
— Он сказал... что пока мы в браке, это наше общее, — тихо произнесла Яна, глядя на пар, поднимающийся от чая.
— Чушь собачья! — отрезала Ольга. — Квартира твоя, куплена до брака. Это твоя личная собственность. У него там нет никаких «половин»! Немедленно к юристу. У меня есть знакомый, Александр Викторович, специалист как раз по семейному и жилищному праву. Честный и жесткий. Позвоню ему сейчас же.
На следующий день Яна сидела в строгом, функциональном кабинете напротив немолодого человека с внимательными, умными глазами. Александр Викторович выслушал ее так же внимательно, как и Ольга, изредка делая пометки в блокноте.
— Итак, — он отложил ручку. — Квартира приобретена вами до регистрации брака, что подтверждается договором купли-продажи и свидетельством о регистрации права, где вы указаны единственным собственником. Это ключевой момент. Согласно Семейному кодексу, имущество, принадлежавшее одному из супругов до вступления в брак, является его личной собственностью и разделу не подлежит.
Он говорил спокойно и четко, и его слова действовали на Яну лучше любого успокоительного. Это была не просто эмоция, это был закон. Твердая почва под ногами.
— Значит, он не может никого прописать без моего согласия?
— Абсолютно. Для регистрации кого-либо в жилом помещении требуется нотариально заверенное согласие всех собственников. В данном случае — только вас. Без вашей подписи никакие манипуляции невозможны.
Яна глубоко вздохнула, впервые за двое суток почувствовав, как спадает камень с души.
— Однако, — юрист сложил руки на столе, — я должен вас предупредить. Отчаявшись добиться своего законным путем, семья может пойти на другие манипуляции. Провокации, давление, шантаж. Попытку вынудить вас дать согласие под угрозой, скажем, испортить ремонт или навредить вашему имуществу, пока вы находитесь в квартире. Или создать условия, при которых вы сами захотите поскорее от всего этого избавиться. Им нужна ваша реакция — слезы, истерика, слабость. Этого допустить нельзя.
— Что же мне делать? — спросила Яна. — Я не могу просто ждать их следующего хода.
— Вам нужно собрать доказательства, — пояснил Александр Викторович. — Если ситуация усугубится и дойдет до суда о признании их действий противоправными или для ограничения их доступа в квартиру, ваши слова должны быть чем-то подкреплены. Показания свидетелей — вашей подруги, например, — это хорошо. Но вещественные доказательства — аудио- или видеозаписи — лучше.
Мысль о том, чтобы устанавливать камеру в своем же доме, показалась Яне отвратительной. Это было похоже на предательство самой себя, на признание, что ее крепость пала и превратилась в поле боя. Но, вспомнив наглые, жадные лица Дениса и Светланы и предательские слова мужа, она сжала кулаки. Другого выхода не было.
— Я поняла, — тихо сказала она. — Спасибо вам.
Вернувшись домой под вечер, она застала Артема за уборкой. Он метил пол, старательно оттирая пятно, которого, казалось, и не было. Вид у него был виноватый и настороженный.
— Яна, я... — начал он.
— Не надо, — остановила она его, снимая куртку. — Давай просто помолчим.
Она прошла в гостиную, поставила на полку новую беспроводную колонку, которую купила по дороге. Крошечная камера в ней была почти не видна. Сердце ее бешено колотилось. Каждый щелчок, когда она через приложение на телефоне подключала устройство к сети, отдавался в ушах оглушительным грохотом. Она чувствовала себя грязной. Но и сильной.
За ужином она вдруг подняла на него глаза.
— Ладно, — сказала она с наигранной усталостью. — Я подумала. Может, я действительно была слишком резка. Ты прав, ребенок ни при чем. Давай... давай позовем в выходные Дениса со Светланой. Обсудим все как цивилизованные люди. Без скандалов.
Эффект был мгновенным. Лицо Артема просияло. В его глазах вспыхнул торжествующий огонек, который он тут же попытался погасить, нахмурив брови и сделав серьезное лицо.
— Правда? — он потянулся через стол, чтобы взять ее руку, но она убрала ее под стол. — Яна, я знал, что ты все поймешь! Ты самая добрая...
— Да, — перебила она его, вставая и унося свою тарелку в раковину. Она стояла к нему спиной, глядя в черный квадрат ночного окна, в котором отражалась их искаженная, почти незнакомая жизнь. — Я самая добрая. Только не напоминай мне об этом.
Она чувствовала его радостное возбуждение. Он уже, наверное, мысленно звонил брату и сообщал о победе. Он думал, что она сдалась.
Он не понимал, что она только что расставила капкан. И сама назначила дату, когда в него должны будут войти.
Субботний вечер. В квартире пахло жареной курицей, специями и легким ароматом дорогого вина, которое Денис принес с видом щедрого благодетеля. Яна накрывала на стол, расставляя тарелки и салфетки с механической точностью. Внутри все было сжато в тугой, холодный ком, но руки не дрожали.
Артем суетился вокруг брата и невестки, подливая им вина. Он был неестественно весел и разговорчив, бросал на Яну довольные взгляды, словно говоря: «Вот видишь, как все хорошо!». Он был уверен, что она сломалась, что приняла их правила игры.
— Яночка, просто не знаю, как тебя благодарить, — Светлана, сияя, взяла ее за руку. Ее пальцы были влажными от жира с куриной ножки. — Ты не представляешь, какое облегчение для меня, для матери! Теперь у моего Сашеньки будет будущее!
Яна мягко, но настойчиво освободила свою руку.
— Мы же просто поговорим, Света. Ничего еще не решено.
— Конечно, конечно! — подхватил Денис, чокаясь с Артемом. — Главное — диалог! А там видно будет.
Он подмигнул брату, и этот жест, полный мужского понимания, не ускользнул от Яны. Она молча села на свое место, будто вкопанная в пол. Еда стояла в горле комом, но она делала вид, что ест, запивая вином, которое казалось горьким.
Разговор первое время крутился вокруг нейтральных тем, но вино делало свое дело. Щеки у гостей порозовели, языки развязались. Артем, выпив больше обычного, разомлел и уже не скрывал своего торжества.
— Я же говорил, — он похлопал брата по плечу, обращаясь к нему, но глядя на Яну. — Все уладится. Надо просто уметь договариваться.
— Да уж, не то что некоторые, — фыркнула Светлана, наливая себе третью рюмку коньяка, который Денис достал после вина. — Некоторые только и знают, что «мое, мое». Как собака на сене.
Яна промолчала, опустив глаза в тарелку. Ее молчание они приняли за слабость.
— Ну, вообще-то, это и есть ее право, — с напускным благородством произнес Артем, но в его голосе звучала издевка. — Закон есть закон. Но мы же семья! Мы найдем выход.
— Выход простой, — Денис отхлебнул коньяку и отставил бокал с решительным видом. — Пропишешь Свету. А там, глядишь, и на мою долю переоформим. Скажем, что для кредита бизнесу нужно под залог. Ты же не против свой бизнес развивать, брат?
Артем задумчиво кивал, будто обдумывая гениальный план.
— Ну, кредит... это дело серьезное...
— А что серьезного? — Денис махнул рукой. — Оформим ипотеку на вас двоих, ты же в браке! А деньги я в дело вложу. Или на ремонт тут, чтоль, пустим. Мамин капитал еще подтянем, ему же тоже улучшение жилищных условий положено. Мы вложим его сюда, в эту квартиру, и моя доля будет уже не призрачной. А там... — он многозначительно посмотрел на брата, — там, глядишь, и развод, и мы с тобой все по-честному, пополам! Без лишних глаз.
Яна застыла, не в силах пошевелить ни одним мускулом. Она слышала это раньше, за дверью, но сейчас, подвыпившие, они говорили еще откровеннее, еще циничнее. Они уже делили ее дом, ее жизнь, строя планы на ее же деньги.
Артем, пьяный и довольный, согласно мычал.
— Пополам... это справедливо. Я тут тоже жизнь положил.
— Вот и я говорю! — Денис громко хлопнул его по спине. — А ты боялся! Я же видел, как она на тебя посматривает за ужином. Думаешь, не поняла, что ты с нами заодно? Она же тебя насквозь не видит, братан! Она верит в твою честность. Просто действуй по плану.
Светлана захихикала, подливая себе еще коньяку.
— А я говорила, что она ломается, но сдастся! Видишь, Артем? Женщина всегда сдается, если правильно надавить. Жаль, ребенка пришлось в эту историю втянуть, но что поделаешь... Цель оправдывает средства.
В этот момент Яна подняла на них глаза. Она посмотрела на мужа — этого чужого, жадного человека, с таким удовольствием предававшего ее. Она посмотрела на его родню — наглую, прожженную и беспринципную. И в этот миг последняя, крошечная часть ее сердца, которая еще могла бы простить, замерла и превратилась в лед.
Она не сказала ни слова. Она встала и, сославшись на головную боль, вышла из-за стола. В спальне она взяла в руки телефон. На экране приложение для камеры показывало стабильный сигнал. Красная точка мигала, подтверждая, что запись идет. Она сохранила файл, отправила копию в облако и Ольге, и только тогда позволила себе выдохнуть.
Снаружи доносился пьяный смех и победные тосты. Они праздновали. Они были так уверены в своей победе.
Яна подошла к окну и смотрела на огни города. Вместо боли и обиды ее переполняла теперь странная, почти безмятежная ясность. Война была почти окончена. У нее на руках было оружие, против которого у них не было защиты. Цинизм, жадность и предательство — все это было теперь записано на ее цифровой носитель.
Она тихо вернулась в гостиную с пустой коробкой из-под обуви и, не говоря ни слова, начала складывать в нее свои самые необходимые вещи из прихожей и с полок в спальне: документы, паспорт, ноутбук, украшения от бабушки.
— Ты куда это? — с пьяной ухмылкой спросил Артем, выходя из кухни.
— Уезжаю, — просто сказала Яна, не глядя на него. — Ранний выезд на объект. Не провожай.
Она прошла мимо него, взяла свою уже собранную сумку и ту самую коробку, и вышла за дверь. Она не оглянулась ни разу. Позади оставались звуки их пьяного веселья, запах чужой еды и призраки той жизни, которой больше не существовало.
У нее было все, что ей было нужно. И тихая, холодная уверенность в том, что в следующий раз, когда она переступит этот порог, все будет по-другому. Навсегда.
Неделя, проведенная у Ольги, напоминала подготовку к военной операции. Каждый день был расписан по минутам. Встреча с юристом Александром Викторовичем, на которой он, просмотрев видеозапись, лишь сухо заметил: «Отличные доказательства. Цинизм, согласованные противоправные действия, корыстный умысел. Суд это оценит». Подача заявления на развод с приложением расшифровки самого яркого фрагмента записи. И наконец, визит в агентство недвижимости, где ей выдали коробку с новыми, блестящими замками.
Теперь Яна стояла у двери своей квартиры, но на сей раз не одна. Рядом с ней, опершись на костыль, стоял сурового вида слесарь Игорь, рекомендованный агентом как человек, который не задает лишних вопросов и работает быстро.
— Меняем, — коротко сказала Яна, протягивая ему ключи от старого замка.
Он молча кивнул, достал инструмент, и через несколько минут привычный ритмичный стук наполнил тишину подъезда. Яна наблюдала, как отлетают на пол знакомые винты, как из паза извлекается механизм, который все эти годы защищал ее покой. Теперь он стал символом уязвимости.
Она не слышала шагов, поглощенная процессом. Резкий, злой окрик заставил ее вздрогнуть.
— Что ты здесь делаешь?!
Она медленно обернулась. Артем стоял в нескольких шагах, его лицо было перекошено яростью. Чуть поодаль, как тени, маячили Денис и Светлана. На их лицах застыло выражение торжествующего любопытства.
— Меняю замки, — спокойно ответила Яна, поворачиваясь к ним. — Это мое право, как единственной собственницы.
— Ты с ума сошла! — Артем сделал резкий шаг вперед, но Игорь, не прекращая работы, бросил на него тяжелый взгляд, и тот замедлился. — Это мой дом! Я живу здесь!
— Жил, — поправила его Яна. — До вчерашнего дня. Вот. — Она протянула ему толстый конверт. — Повестка в суд. На развод.
Он не взял конверт, просто уставился на него, будто на ядовитую змею. Денис, фыркнув, выступил вперед.
— Ну, началось! Драма! Думаешь, суд тебе квартиру одну оставит? Половина брату положена по закону!
— Нет, не положена, — все так же ровно сказала Яна. Она чувствовала, как нарастает холодная, уверенная сила. — Квартира — моя личная собственность, приобретенная до брака. Статья 36 Семейного кодекса. Ваш брат не имеет на нее никаких прав. Ни на половину, ни на четверть. Ни на пыль в прихожей.
— Врешь! — крикнул Артем, но в его голосе уже послышались нотки паники. — Я столько сил в нее вложил!
— Вложил? — в голосе Яны впервые прозвучала издевка. — Ты имеешь в виду ту самую «силу», с которой соглашался прописать Светлану, а потом оформить долю на Дениса под фиктивный кредит? Ту самую «силу», с которой планировал развод, чтобы поделить мою квартиру с братом?
Она видела, как кровь отливает от его лица. Денис и Светлана переглянулись, их уверенность начала таять.
— Что за бред ты несешь? Какие кредиты? — попытался взять инициативу Денис, но его голос дрогнул.
— А вот послушаем, — Яна достала телефон, нашла нужный файл и нажала «play».
Из динамика телефона, тихо, но с жуткой отчетливостью, послышались их собственные голоса, записанные в ту самую субботу.
— Пропишешь Свету. А там, глядишь, и на мою долю переоформим. Скажем, что для кредита бизнесу нужно под залог... Оформим ипотеку на вас двоих, ты же в браке! А там... глядишь, и развод, и мы с тобой все по-честному, пополам!
— Я же говорила, что она ломается, но сдастся! Жаль, ребенка пришлось в эту историю втянуть, но что поделаешь... Цель оправдывает средства.
Эффект был сокрушиющим. Артем стоял, словно пораженный громом, его рот был приоткрыт, а глаза выдали животный, панический страх. Он смотрел на Яну, потом на брата, который отступил на шаг, и на Светлану, покрасневшую до корней волос.
— Это... это подделка! — выдохнул Артем, но это уже был лепет загнанного в угол зверя.
— Нет, — тихо сказала Яна, останавливая запись. — Это вы. Настоящие. Это вы за моим столом, с моим вином в руках, делили мою жизнь. Ты не муж мне, Артем. Ты был маклером для своей семьи. И ваша сделка сорвалась.
В этот момент слесарь Игорь с громким щелчком вставил новый замок в дверь.
— Готово, — он протянул Яне два новеньких ключа. — Можете проверять.
Яна взяла ключи. Они были холодными и тяжелыми в руке. Символом ее возвращенной безопасности.
— Ты... ты не можешь просто так меня выгнать! — закричал Артем, но в его крике была уже лишь беспомощность.
— Могу, — ответила она, глядя ему прямо в глаза. — Твои вещи я сложила в коробки. Они будут ждать тебя в подъезде, пока ты не заберешь. Больше ты сюда не войдешь. Ни ты, — ее взгляд скользнул по Денису и Светлане, — ни ваша жадная, нищая братия. Вон.
Она повернулась к ним спиной, вставила новый ключ в замок и повернула его. Уверенный, металлический щелчок прозвучал как финальный аккорд.
Она вошла в квартиру, не оглядываясь, и закрыла за собой дверь. Последнее, что она услышала снаружи, прежде чем замок щелкнул снова, уже изнутри, был сдавленный, яростный крик Артема, обращенный к Денису:
— Я же говорил! Говорил, что не надо было так!
Но было поздно. Дверь закрылась. Тишина ее дома, наконец, стала настоящей.
Суд по расторжению брака прошел быстро и буднично. Зал заседаний пах старым деревом и пылью. Яна сидела рядом со своим адвокатом, Александром Викторовичем, и смотрела на судью, не видя ее лица. Она ощущала лишь легкую вибрацию от его спокойного, ровного голоса, зачитывавшего материалы дела.
Артем сидел напротив, один. Его брат с женой не пришли, будто растворились, испарились, как только исчезла перспектива легкой добычи. Он выглядел постаревшим и съежившимся, не поднимал глаз, его плечи были ссутулены. Когда судья упомянула о представленных видеодоказательствах, он лишь молча кивнул, не в силах оспаривать очевидное.
— На основании статьи 21 Семейного кодекса Российской Федерации, брак между гражданами Артемом Сергеевичем К. и Яной Дмитриевной К. расторгнуть, — прозвучало четкое, лишенное эмоций решение. — Исковые требования о признании имущества личной собственностью истицы удовлетворить. Квартира, расположенная по адресу… остается в единоличной собственности Яны Дмитриевны.
Слово «остается» прозвучало для Яны не как победа, а как долгожданный, горький выдох. Она не чувствовала торжества. Только пустоту, как после тяжелой болезни, когда тело ослаблено, но кризис миновал.
Артем, не глядя на нее, быстро вышел из зала, хлопнув дверью. Александр Викторович что-то говорил ей, пожимал руку, поздравлял. Она благодарила его, но слова доносились как сквозь вату.
И вот она вернулась домой. В свою квартиру. Ту самую, но уже совсем другую.
Она проделала огромную работу, пока шел суд. Выбросила все его вещи, которые он так и не забрал из подъезда. Отдала благотворительности старый спортивный костюм, который он так любил, и пару потертых кроссовок. Собрала в мусорный пакет все его гигиенические принадлежности, старые журналы, завалявшиеся за диваном носки. Каждый выброшенный предмет был маленьким шагом к очищению.
Она переставила мебель. Диван, который всегда стоял у окна, теперь располагался у стены. Кресло перенесла в спальню. Освободившееся пространство заполнила большим комнатным растением — фикусом с глянцевыми темно-зелеными листьями. Он был живым, растущим, он дышал и не был связан ни с какими плохими воспоминаниями.
Она выбросила ту самую скатерть, на которой остались пятна от их пьяного ужина. Купила новую, простую и светлую. Вымыла окна, и теперь солнечный свет лился в комнату, не встречая преград, освещая паркет, на котором не было следов чужого присутствия.
Квартира наполнялась новыми запахами. Запах свежесваренного кофе по утрам, аромат лавандового средства для мытья полов, тонкий запах воска от новой свечи. Постепенно, день за днем, она вытесняла из углов призрачный шлейф прошлого — запах чужого пота, табачного дыма от Дениса и тяжелого, дешевого парфюма Светланы.
Однажды вечером, разбирая старые бумаги, она наткнулась на фотографию. Они с Артемом на море, несколько лет назад. Они загорелые, счастливые, оба смеются, обнявшись. Она смотрела на свое улыбающееся лицо и не могла вспомнить, что чувствовала тогда. Тот человек на фотографии был незнакомцем.
Она не стала рвать снимок, не стала его жечь. Она просто отнесла его к мусорному ведру и выпустила из рук. Фотография беззвучно упала на остатки очистков и смятые бумажки. Она закрыла крышку. И все.
Теперь она стояла у окна, глядя на зажигающиеся в сумерках огни города. В квартире было тихо. Ни громких голосов, ни злобного шепота, ни тягостного ожидания скандала. Только тиканье часов, доносящееся из кухни, и ровное, спокойное биение ее собственного сердца.
Ей было грустно. Но это была светлая, чистая грусть, как после прощания с кем-то, чей путь разошелся с твоим. Не было больше ни гнева, ни ненависти, ни желания мщения. Была лишь тихая усталость и огромная, выстраданная благодарность за покой.
Она купила себе не просто квартиру когда-то. Она купила себе свободу. И заплатила за нее самую высокую цену — веру в любовь и доверие к самому близкому человеку. Но теперь она знала точно — никакая цена не была слишком высокой за это тихое, чистое, принадлежащее только ей пространство. За право быть единственной хозяйкой в своем доме и в своей жизни.
Она глубоко вздохнула, поправила ветку фикуса и пошла на кухню, чтобы заварить себе чаю. Впереди была вся жизнь. И впервые за долгое время она дышала полной грудью, не ощущая тяжести на плечах. Все только начиналось.