— Девушка, а вы шторы подшиваете?
Вера подняла глаза от швейной машинки. В дверях ателье стояла пожилая женщина с большим полосатым пакетом в руках. Лицо усталое, но аккуратное — волосы убраны под платок, пальто старое, но чистое.
— Конечно. Давайте посмотрим, что у вас.
Женщина подошла к столу, с трудом подняла пакет и выложила на столешницу тяжёлые бежевые шторы. Ткань добротная, видно, что служит уже лет двадцать, может, больше.
— Мне вот тут метра полтора убрать надо, — она показала на край. — Переехала в другую комнату, а там потолки ниже. Сколько будет стоить?
Вера взяла ткань в руки, прикинула объём работы.
— Триста рублей за обе.
— Хорошо. Когда будет готово?
— Завтра к трём часам дня подойдёт?
Женщина кивнула. Вера достала блокнот, начала записывать — имя, телефон, адрес.
— Зинаида Фёдоровна Соколова, улица Октябрьская, дом четырнадцать.
Вера замерла с ручкой над бумагой.
— Октябрьская? Так мы же соседи! Я в двенадцатом доме живу.
Зинаида Фёдоровна удивлённо подняла брови.
— Вот как бывает... А я всё одна сижу, соседей толком не знаю. Вы давно здесь?
— Год снимаю квартиру. С дочкой вдвоём, после развода.
— Тяжело, наверное... — в голосе старушки прозвучало сочувствие.
Вера пожала плечами.
— Бывает и хуже.
На следующий день Вере нужно было закрыть ателье пораньше — Машу из школы забирать. Шторы были готовы с утра, и она решила сама занести, по пути. Четырнадцатый дом стоял рядом с её двенадцатым — такая же старая пятиэтажка. Пришлось подниматься на пятый этаж пешком, таща тяжёлый свёрток.
Зинаида Фёдоровна открыла дверь, увидела Веру с пакетом — удивилась.
— Ой, а у вас что, доставка ещё есть?
— Нет, — Вера перевела дыхание после лестницы, — мне просто нужно было пораньше закрыть, я и решила сама занесу.
— Ой, девочка, что ж ты так... Я бы сама зашла! — старушка виновато взяла пакет. — Спасибо большое. Сколько я вам должна?
— Да ничего. Мы же соседи, какие деньги.
— Как — ничего? Вы работу сделали!
— Зинаида Фёдоровна, ну что вы. Мне не сложно было.
Старушка помялась на пороге, потом решительно взяла Веру за руку.
— Тогда хоть чаю попейте. Пирог вчера пекла, как раз есть с чем угостить.
Вера хотела отказаться, но в глазах Зинаиды Фёдоровны была такая надежда, что не смогла.
Квартира оказалась чистой, но старой — мебель ещё советская, на стенах выцветшие обои, на подоконниках герань в глиняных горшках. Пахло пирогами и чем-то тёплым, домашним. Зинаида Фёдоровна усадила её за стол, поставила чайник, достала тарелку с пирогом.
— А дочка у вас в школе?
— Да, во второй класс ходит. Машенька её зовут.
— Хорошее имя, — Зинаида Фёдоровна налила чай в чашки с потрескавшимся рисунком. — У меня тоже двое детей. Сын в Мурманске живёт, дочь — в Краснодаре. Далеко совсем.
— Наверное, скучаете?
— Скучаю, — тихо согласилась старушка. — Редко звонят. У них своя жизнь, дети, работа... Я понимаю.
Но в голосе слышалась такая тихая обида, что Вере стало не по себе.
— У меня тоже родители далеко, на Алтае живут, — сказала она. — Я сюда ради мужа переехала. Так и осталась.
Зинаида Фёдоровна покачала головой.
— Да, тяжело тебе. Понимаю, милая.
Так началось их знакомство. Сначала Вера просто заходила — поздороваться, спросить, как дела. Потом стала приносить продукты из магазина — всё равно мимо проходила. Зинаида Фёдоровна пыталась отдавать деньги, но Вера отмахивалась.
— Да ладно вам, мне не тяжело.
Через несколько месяцев, когда на работе стали задерживать допоздна с заказами, Вера робко спросила:
— Зинаида Фёдоровна, а можно Машу иногда у вас оставлять после школы? Просто мне бывает задержаться надо, а её не с кем...
— Конечно, Верочка! — старушка просияла. — Мне даже веселее будет! Я её покормлю, уроки с ней сделаем.
Маша сначала стеснялась, но быстро освоилась. Баба Зина, как она её прозвала, угощала конфетами "Мишка на Севере" из хрустальной вазочки, рассказывала старые сказки, учила вязать крючком. Девочка приносила рисунки из школы — их вешали на холодильник магнитиками. К зиме Зинаида Фёдоровна начала вязать Маше шарф — медленно, с трудом, руки уже плохо слушались, но упорно.
Вера помогала всем, чем могла. Принести тяжёлые сумки. Сходить в аптеку за лекарствами. Починить кран на кухне, который всё время капал. Подшить покрывало. Вызвать сантехника, когда батарея потекла.
Так прошло почти два года.
Однажды, это было в начале осени, Зинаида Фёдоровна позвала Веру на чай и достала из шкафа старую шкатулку с перламутровой крышкой. Открыла, пошарила внутри и извлекла небольшую серебряную брошь в форме цветка — лепестки тонкой работы, в центре маленький гранат.
— Верочка, я хочу, чтобы это у тебя было, — она протянула брошь.
Вера отшатнулась.
— Зинаида Фёдоровна, что вы... Я не могу взять. Это же ваше семейное.
— Именно поэтому и даю. — Старушка взяла её руку, вложила брошь в ладонь. — Мне она дорога, но мне уже недолго осталось. Хочу, чтобы она у тебя была. Как память.
— Не говорите так...
— Верочка, не обижай меня, — в голосе Зинаиды Фёдоровны прозвучала просьба. — Такое я могу подарить только близкому человеку. Ты для меня стала очень дорога. Вижу, душа у тебя чистая. Это от всего сердца тебе.
Вера сжала брошь в пальцах, чувствуя, как к горлу подступает ком.
— Спасибо, — только и смогла выдавить она.
Зинаида Фёдоровна обняла её за плечи, и они так сидели молча, пока чай не остыл.
Через несколько недель, уже ближе к зиме, однажды вечером, когда Маша уже спала на диване у бабы Зины, укрытая пледом, Зинаида Фёдоровна заварила чай и села напротив Веры за стол. Руки у неё дрожали — то ли от старости, то ли от волнения.
— Верочка, Олег вчера звонил, — сказала она тихо. — Первый раз за три месяца.
— Ну и хорошо, — Вера налила ей чаю.
— Две минуты говорили. Я спросила, как внук, а он: "Нормально, мам, мне бежать надо". И всё. Повесил трубку.
Вера молчала. Что тут скажешь?
— А Танечка в прошлом месяце звонила. Тоже на бегу. Спросила, живая ли я, и сразу — "Ну ладно, мам, у меня дела". — Зинаида Фёдоровна обхватила чашку ладонями. — Верочка, они меня совсем забыли. Я сама звоню иногда, а они будто тяготятся. Олег вообще трубку не берёт часто.
— Зинаида Фёдоровна, ну что вы...
— Нет, ты не понимаешь. Раньше хоть изредка приезжали. Олег четыре года назад был, на мой юбилей. А Таня — два года назад, с внуками. А теперь... — она замолчала, глядя в окно, где за стеклом падал мелкий снег.
Вера протянула руку, накрыла её сухую морщинистую ладонь.
— У них своя жизнь. Далеко они.
— Далеко, — эхом повторила Зинаида Фёдоровна. — А ты вот рядом. И Машенька. Вы мне как семья стали, правда.
Она помолчала, потом посмотрела на Веру долгим взглядом.
— Верочка, мне тебя так жалко... Квартиру снимать — больших денег стоит ведь.
— Ничего, справляемся, — Вера попыталась улыбнуться.
— Ты мне очень помогла. Я ведь без тебя даже обслужить себя толком не могу. Руки не те уже, здоровье... — Зинаида Фёдоровна сжала её пальцы. — Знай, Верочка, я тебя отблагодарю. Обязательно отблагодарю.
Вера кивнула, не придавая словам особого значения. Подумала, что бабушка, может, деньги хочет дать в помощь или ещё что-то. Старые люди любят отдариваться.
— Да не нужно мне ничего, Зинаида Фёдоровна. Я вам от души помогаю.
— Знаю, знаю, — старушка погладила её по руке. — Но всё равно. Я должна.
Холода пришли рано. В начале декабря Вера проснулась от звонка — половина седьмого утра, на экране высветилось "Зинаида Фёдоровна". Сердце ёкнуло. Бабушка никогда не звонила так рано.
— Алло?
— Верочка, — голос был слабый, натужный, — прости, что так рано... Мне плохо. Совсем плохо.
Вера вскочила с кровати, натянула халат.
— Я сейчас приду. Держитесь.
Машу оставила спать, выбежала из квартиры, через минуту была у двери четырнадцатого дома. Поднялась на пятый этаж, позвонила. Никто не открывал. Сердце колотилось так, что в ушах шумело.
— Зинаида Фёдоровна! Откройте!
Тишина.
Вера сбежала вниз к консьержке Тамаре Ивановне — та дремала за столом с кружкой остывшего чая.
— Тамара Ивановна, у вас ключ от квартиры Зинаиды Фёдоровны есть?
— Есть, она мне запасной давала, — консьержка встрепенулась. — Что случилось?
— Ей плохо. Быстрее!
Они поднялись вместе, открыли дверь. Зинаида Фёдоровна лежала в прихожей на полу, привалившись спиной к стене. Лицо серое, губы синеватые.
— Я хотела дверь открыть... не дошла, — прошептала она.
Вера присела рядом, взяла её за руку — ледяная.
— Сейчас, сейчас, всё будет хорошо.
Тамара Ивановна вызвала скорую. Приехали быстро — врачи осмотрели, дали лекарство, увезли в больницу. Вера поехала следом, просидела в коридоре до обеда, пока врачи осматривали, делали анализы. Потом вышел молодой доктор, усталый.
— Сердце. В таком возрасте это уже... — он не закончил фразу. — Мы её положим на неделю, понаблюдаем. Но возраст есть возраст.
Вера кивнула, не в силах говорить.
Зинаиду Фёдоровну выписали через девять дней. Вера встретила её у больницы, помогла донести сумку. Бабушка шла медленно, останавливаясь на каждой лестничной площадке.
— Верочка, я вот подумала там, в больнице... — она остановилась на третьем этаже, тяжело дыша. — Надо дела в порядок привести. Мало ли что.
— Зинаида Фёдоровна, не говорите так.
— Надо, милая. Я старая уже. Документы кое-какие оформить надо.
Через несколько дней она попросила:
— Верочка, ты не могла бы меня в центр проводить? Мне к нотариусу надо, документы кое-какие оформить.
Вера согласилась, даже не спрашивая зачем. В субботу они поехали на автобусе до центра, вышли на улице Советской. Нотариальная контора помещалась в старом кирпичном здании на втором этаже.
— Ты посиди здесь, я быстро, — Зинаида Фёдоровна кивнула на скамейку в коридоре.
Вера ждала минут сорок. Сидела, листала телефон, смотрела в окно на заснеженную улицу. Интересно было, конечно, что бабушка оформляет, но неудобно было спрашивать — личное дело.
Наконец дверь открылась. Зинаида Фёдоровна вышла, выглядела спокойной, даже довольной.
— Всё, Верочка, оформила что надо. Теперь душа спокойна.
— Что-то срочное было? — машинально спросила Вера, без всякой задней мысли.
— Да так, документы разные... На старость надо всё в порядок привести.
Вера не стала настаивать.
Дни шли своим чередом. Зинаида Фёдоровна вроде бы окрепла после больницы, даже шарф для Маши продолжила вязать. Но двигалась всё медленнее, больше времени проводила на диване под пледом. Маша приходила из школы, делала уроки за столом, ела печенье, болтала о своих школьных делах. Баба Зина слушала, улыбалась, гладила её по голове.
— Машенька, ты такая умница, — говорила она. — Расти хорошей девочкой.
Однажды вечером в начале декабря Вера зашла забрать дочь. Маша спала на диване, укрытая тем самым пледом с рыжими кистями. Зинаида Фёдоровна сидела рядом, гладила её по волосам.
— Верочка, присядь, — она кивнула на кресло.
Вера села. На столе стояли чашки, из них шёл пар.
— Что-то случилось?
— Нет-нет. Просто хочу поговорить. — Зинаида Фёдоровна налила чай, придвинула чашку. — Олег позавчера звонил. Первый раз за четыре месяца.
— Ну хоть звонит.
— Минуту говорили. Я спросила, как внук подрастает, а он: "Нормально, мам, некогда мне, на работе аврал". И бросил трубку. — Она помолчала. — А Таня вообще с сентября не звонила. Я сама набирала в октябре — не взяла трубку. Потом написала: "Мам, извини, была занята".
Вера молчала. Что тут скажешь?
— Верочка, они меня совсем забыли. Для них я уже никто. А ты... — Зинаида Фёдоровна посмотрела на спящую Машу. — Ты и Машенька — вы мне семьёй стали. Настоящей семьёй.
— Зинаида Фёдоровна...
— Нет, ты послушай. Я хочу, чтобы ты знала: я благодарна тебе. За всё. За помощь, за доброту, за то, что не бросила старуху. — Она сжала руку Веры. — Я всё устроила. Всё будет хорошо. Обещаю.
Вера не поняла, что она имела в виду, но кивнула.
Утром восьмого декабря Вера собирала Машу в школу, когда телефон зазвонил. Тамара Ивановна, консьержка.
— Вера, поднимись к Зинаиде Фёдоровне. Быстрее.
Голос дрожал.
Вера почувствовала, как всё внутри похолодело.