Слова, прозвучавшие снизу, повисли в воздухе, густые и звенящие, как удар клинка о клинок. Для Лорелайн они прозвучали громче, чем любой церковный колокол, оглушив ее, парализовав волю и мысли. Она замерла на верхней площадке лестницы, вцепившись в перила белыми от напряжения пальцами. Ее взгляд, еще секунду назад пустой и отрешенный, был теперь прикован к фигуре внизу с такой силой, словно она пыталась силой воли удержать его, не дать ему растаять, как мираж. «Сильван…» — беззвучно прошептали ее губы под вуалью. Это не было видением. Это был он. Настоящий, живой, запыленный и прекрасный в своем отчаянном порыве.
Миссис Гронгер, напротив, от неожиданности и возмущения на мгновение онемела, ее лицо окрасилось густым багровым румянцем. Она обернулась, метнув на Лорелайн ядовитый, испытующий взгляд, а затем снова устремилась к нарушителю спокойствия.
— Как вы смеете?! — ее голос, обычно холодный и властный, теперь визжал от ярости. — Как вы смеете врываться в приличный дом и произносить такие возмутительные вещи в такое утро! Джонсон! Немедленно выставить этого… этого сумасшедшего! А если он будет сопротивляться — позовите прислугу и кучера, пусть вышвырнут его вон!
Дворецкий, смущенный и растерянный, сделал неуверенный шаг вперед, но Сильван, не обращая на него внимания, не сводил глаз с Лорелайн.
— Вы не можете выйти за него, Лорелайн! — повторил он, и в его голосе теперь звучала не только мольба, но и стальная решимость. — Это будет величайшей ошибкой в вашей жизни! Я не позволю этому случиться!
— Не позволите? — фыркнула миссис Гронгер, надменно выпрямившись. — А кто вы такой, чтобы что-либо позволять или не позволять в этом доме? Как ваше имя, сударь? Я требую немедленно назвать себя!
Сильван на секунду перевел на нее свой пылающий взгляд. Он выпрямился во весь рост, отбрасывая с плеч дорожный плащ, и его вид — уверенный, аристократичный, полный неподдельной силы — заставил тетку невольно отступить на шаг.
— Мое имя, сударыня, — произнес он четко и громко, так, чтобы слышали все собравшиеся внизу слуги и гости, застывшие в изумлении, — Сильван Блэйк. Я — единственный сын и наследник Олдрича Блэйка из Ашберна в Дербишире.
Имя, словно удар хлыста, пронеслось по холлу. Миссис Гронгер побледнела так, что даже румяна не смогли скрыть ее внезапной бледности. Ее рот приоткрылся от изумления, а глаза расширились, выказывая смесь шока, страха и внезапно вспыхнувшей алчной надежды. Блэйки! Их состояние, их влияние были знакомы даже в их, северном, графстве. Этот запыленный, взъерошенный юноша был наследником одного из самых больших состояний в Англии? Ее мозг, всегда настроенный на расчет, заработал с бешеной скоростью, пытаясь переварить этот немыслимый поворот событий.
Этой краткой паузой воспользовался Сильван. Он резко отстранил остолбеневшего дворецкого и стремительно, двумя прыжками, взбежал по лестнице. Он не обращал внимания на миссис Гронгер, на Энни, которая смотрела на него, раскрыв рот от восхищения, на всех остальных. Его мир сузился до одной-единственной фигуры в свадебном платье цвета увядшей розы.
Он остановился перед Лорелайн на ступеньку ниже, так что их глаза оказались на одном уровне. Его грудь вздымалась от быстрого бега и волнения, а во взгляде читалась такая бездна чувств — мольбы, надежды, отчаяния и обожания, — что у нее перехватило дыхание.
И затем, к всеобщему изумлению, он опустился перед ней на одно колено, прямо на холодный камень ступеней. Он взял ее холодную, дрожащую руку в свою, и его пальцы, шершавые от дорожной пыли, были удивительно теплыми и живыми.
— Мисс Лорелайн Эверард, — произнес он громко и четко, и в наступившей гробовой тишине каждое слово звучало, как клятва. — Я совершил долгий и трудный путь, чтобы найти вас. Я знаю, что все это безумно, что это против всех правил и условностей. Но я также знаю, что не могу жить, зная, что вы принадлежите другому. Прошу вас, сделайте меня самым счастливым человеком на свете. Согласитесь стать моей женой.
Лорелайн смотрела на него, и мир вокруг поплыл, потерял четкие очертания. Она чувствовала лишь тепло его руки, видела лишь его глаза, полные искренности и боли. Все ее существо рвалось сказать «да», выкрикнуть это счастливое, освобождающее слово. Но годы дрессировки, вечное чувство долга и вины, ледяной страх перед скандалом и общественным осуждением сковали ее язык.
— Я… — ее голос прозвучал хрипло, едва слышно. — Я бы сказала вам «да»… О, Боже, я бы сказала… но… — Она с отчаянием покачала головой, и слезы брызнули из ее глаз, затуманивая вуаль. — Через полчаса должна начаться свадьба. Я дала слово мистеру Локвуду. Я не вправе… я не могу его нарушить…
В этот самый момент парадная дверь, которая оставалась приоткрытой, распахнулась настежь. На пороге, залитый утренним солнцем, стоял мистер Годфри Локвуд. Он был в своем лучшем темном сюртуке, его лицо было торжественным и строгим. Он прибыл, чтобы забрать свою невесту.
Картина, представшая его глазам, была настолько невероятной, что на мгновение он застыл, не в силах пошевелиться или понять что-либо. Его невеста в полном свадебном облачении стоит на лестнице в слезах. Перед ней на коленях — незнакомый молодой человек, держащий ее за руку. В холле столпились перепуганные слуги и гости, а миссис Гронгер выглядела так, словно вот-вот хватит апоплексический удар.
— Что… что это означает? — прогремел наконец Локвуд, и его голос, обычно глухой и спокойный, зазвучал громко и грозно. Он сделал шаг вперед, и его лицо исказилось от гнева и оскорбленного достоинства. — Кто этот человек? И что он делает здесь?
Сильван поднялся с колен, но не отпустил руку Лорелайн. Он повернулся к новоприбывшему, и его осанка, его взгляд выдали в нем аристократа и хозяина положения.
— Моя фамилия Блэйк, сударь, — холодно представился он. — И я здесь для того, чтобы помешать совершиться величайшей несправедливости.
— Несправедливости? — фыркнул Локвуд, его глаза сузились. — Я вижу лишь одно — вы вторгаетесь в дом моей невесты и оскорбляете ее своими ухаживаниями в день нашей свадьбы! Это беспрецедентная наглость!
— Вашу невесту? — Сильван усмехнулся, и в его усмешке звучала горькая ирония. — Вы купили ее, сударь, как покупают новую породистую кобылу или усовершенствованный плуг. Вы предложили ей сделку, а не руку и сердце. И я здесь для того, чтобы предложить ей другой выбор.
Локвуд побагровел. Его кулаки сжались. Упрек в скупости и расчетливости, прозвучавший публично, задел его за живое.
— Вы, юнец, понятия не имеете, о чем говорите! — проревел он. — Мисс Эверард сделала свой выбор свободно и добровольно! И я намерен защищать свою честь и честь своей будущей супруги! Немедленно отпустите ее руку и убирайтесь прочь, пока я не приказал слугам вышвырнуть вас!
— Я не уйду без нее, — спокойно, но с непоколебимой твердостью заявил Сильван. — И, если вы считаете, что ваша честь задета, я готов дать вам удовлетворение. Здесь и сейчас.
В холле пронесся испуганный шепот. Локвуд смерил молодого человека презрительным взглядом.
— Дуэль? Вы вызываете меня на дуэль? Из-за этой… — он с явным усилием удержался от оскорбительного эпитета, кивнув в сторону Лорелайн, — …из-за этой девушки?
— Я вызываю вас на дуэль за право назвать эту девушку своей женой, — поправил его Сильван. Его глаза горели. — Или вы предпочитаете отступить?
Это был прямой вызов. Отступить сейчас для Локвуда означало бы навсегда покрыть себя позором и стать посмешищем всего графства. Его честь, пусть и своеобразно понимаемая, не позволяла ему этого сделать.
— Хорошо! — выдохнул он, срывая с себя перчатку и швыряя ее к ногам Сильвана. — Я принимаю ваш вызов! Оружие?
— Пистолеты, — не моргнув глазом, ответил Сильван.
Лорелайн, слушавшая этот ужасный диалог, не могла поверить своим ушам. Ее худший кошмар становился явью. Из-за нее, из-за ее ничтожной персоны, два человека сейчас будут стрелять друг в друга.
— Нет… пожалуйста, нет… — простонала она, пытаясь вырвать свою руку. — Не надо этого… Мистер Локвуд, умоляю вас…
Но Локвуд уже не слышал ее. Его глаза были полны ненависти к дерзкому юнцу, посмевшему бросить ему вызов.
Сильван же, наоборот, обернулся к ней и на мгновение прижал ее руку к своим губам. Его взгляд был полон обещания и нежности.
— Не бойтесь, — тихо сказал он ей. — Я спасу вас. Обещаю.
Затем он резко развернулся и спустился вниз, к ожидавшему его Локвуду. Гости и слуги в ужасе расступились, образуя коридор. Двое мужчин, не говоря больше ни слова, вышли через парадную дверь в солнечное утро.
Как только они скрылись из виду, в холле поднялся невообразимый переполох. Гости загалдели, служанки всплеснули руками, кто-то побежал за водой для миссис Гронгер, которая, наконец, нашла в себе силы лишиться чувств и грузно осела на ступеньки.
Лишь Энни Кларк, не обращая внимания на суматоху, подлетела к Лорелайн и схватила ее за руки, ее глаза сияли от возбуждения и ужаса.
— Лорелайн! Это он? Тот самый? Тот, кого вы видели в зеркале? — зашептала она, тряся ее за руки.
Лорелайн, вся бледная и дрожащая, могла лишь кивнуть, не в силах вымолвить ни слова. Ее сердце бешено колотилось, в висках стучало.
— О, Боже! О, Боже! — Энни захлопала в ладоши, но сразу же опечалилась. — Но дуэль… это же ужасно! Он может погибнуть! Что же делать?
Что же делать? Этот вопрос висел в воздухе. Лорелайн вырвалась из ее объятий и, подхватив тяжелые складки свадебного платья, бросилась к большому окну в холле, выходящему во внутренний двор. Энни последовала за ней.
Во дворе, на аккуратно подстриженном зеленом газоне, уже шли приготовления. Слуга Локвуда, исполнявший роль секунданта, принес из кареты хозяина изящный деревянный ящик с парой дуэльных пистолетов. Сильван и Локвуд стояли друг напротив друга, сняв сюртуки. Лицо Локвуда было мрачным и решительным, Сильван же выглядел спокойным и сосредоточенным, лишь легкая бледность выдавала его внутреннее напряжение.
Секундант вручил им по пистолету. Правила были краткими — противники должны были встать спиной друг к другу, по команде сделать десять шагов, развернуться и стрелять.
Лорелайн, прижавшись лбом к холодному стеклу, зажмурилась от ужаса. Она не могла смотреть, но и не могла оторваться. Ее жизнь, ее будущее, ее единственная надежда на счастье решались сейчас на этом зеленом ковре травы, под безжалостно ярким утренним солнцем.
Раздалась отрывистая команда. Две фигуры, спиной друг к другу, стали отсчитывать шаги. Раз. Два. Три… Каждый шаг отдавался в сердце Лорелайн ударом молота. Она молилась, умоляла неведомые силы о пощаде, о чуде.
Десять. Оба замерли. Повернулись. Подняли пистолеты.
И прозвучало два выстрела. Громких, раскатистых, разорвавших утреннюю тишину, как удар грома.
Лорелайн вскрикнула и открыла глаза.
Локвуд стоял, пошатываясь, его пистолет дымился. Он хватался левой рукой за правое предплечье, из которого сочилась алая кровь, пропитывая рубашку. Пуля Сильвана нашла свою цель.
Сильван стоял неподвижно, его пистолет был опущен. Он не стал добивать противника.
Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием раненого Локвуда. Он смотрел на Сильвана с ненавистью, но также и с холодным, расчетливым осознанием своего поражения.
— Довольно… — прохрипел он наконец, его лицо исказилось от боли и унижения. — Я удовлетворен. Эта… — он с трудом выговорил, — …эта бесприданница не стоит того, чтобы я рисковал своей жизнью дальше. Она ваша. Забирайте ее.
С этими словами он, не глядя больше ни на кого, повернулся и, прижимая раненую руку, зашагал к своему экипажу, оставляя за собой капли крови на идеально зеленом газоне. Его слуга бросился за ним.
Сильван медленно опустил пистолет. Он обернулся к дому, его взгляд устремился на Лорелайн, стоявшую у окна. И впервые за это утро на его лице появилась слабая, уставшая, но бесконечно счастливая улыбка.
В холле за его спиной воцарилась абсолютная, оглушительная тишина. Скандал, дуэль, отказ жениха… Все рухнуло в одно мгновение. И из обломков старой жизни рождалась новая, немыслимая, ослепительная и пугающая.
Лорелайн не чувствовала под собой ног. Она смотрела на Сильвана, идущего к ней через двор, и единственное, что она могла сделать, — это беззвучно заплакать, но на этот раз слезы были слезами не отчаяния, а безумного, оглушительного, невозможного счастья.
