— Сема, нам через три дня платить надо. За мебель. Сто восемьдесят тысяч.
Нинель стояла в прихожей, снимая куртку. Муж сидел на диване с телефоном, даже не поднял головы.
— Какую мебель? — наконец спросил он.
— Как какую? Для ремонта же заказывали. Шкаф, комод, полки. Помнишь, я тебе показывала? Ты сказал, что красиво.
Сема отложил телефон и посмотрел на нее с недоумением.
— Нинель, у нас таких денег нет. Я тебе говорил — не трать сейчас на ремонт.
— Так деньги есть, — она прошла в комнату, села напротив. — Твоя мама должна вернуть через два дня. Она обещала. Я ей звонила вчера, она сказала — верну, конечно верну, не переживай.
Воцарилась тишина. Сема уставился на жену так, будто она только что заговорила на китайском.
— Какая мама? Моя мама?
— Ну да. Она же два месяца назад просила взаймы. На ремонт крыши на даче. Сто восемьдесят тысяч. Я ей перевела, она обещала через месяц вернуть.
Лицо мужа постепенно краснело. Он встал, прошелся по комнате, остановился у окна.
— Нинель, ты о чем вообще? Какие сто восемьдесят тысяч?
— Сема, я же серьезно говорю! — голос Нинель задрожал. — Пятнадцатого августа я перевела ей деньги. Она просила срочно, сказала, что крыша течет, надо починить.
— А расписка есть?
Вопрос прозвучал холодно. Нинель почувствовала, как внутри все сжалось.
— Какая расписка? Это же твоя мама. Марина Геннадьевна всегда была ко мне хорошо. Зачем мне расписку брать?
Сема достал телефон и набрал номер. Нинель слышала длинные гудки, потом знакомый голос свекрови:
— Сынок, привет!
— Мам, ты у Нинели деньги брала? Сто восемьдесят тысяч?
Пауза. Очень долгая пауза.
— Какие деньги, Семочка? — голос у Марины Геннадьевны стал тонким, жалобным. — Я не понимаю, о чем ты.
— Нинель говорит, что ты два месяца назад просила взаймы.
— Я? — свекровь ахнула. — Боже мой, да что она выдумывает! Откуда у меня такие деньги взяться? Я же нищая! Пенсия четырнадцать тысяч!
Нинель вскочила с дивана.
— Дай мне телефон!
Но Сема отстранил ее рукой.
— Мам, ты точно не брала?
— Сынок, клянусь тебе! Ничего я не брала! Может, она что-то путает?
Марина Геннадьевна всхлипнула. Потом заплакала. Настоящие, громкие рыдания полились из динамика.
— Зачем она на меня наговаривает? Я же ей всегда как родной была!
Сема нажал отбой. Повернулся к Нинель. Лицо его было каменным.
— Ты слышала?
— Сема, она врет! — Нинель чувствовала, как начинает трясти. — Послушай, у меня есть переписка! Есть банковский перевод!
— Покажи.
Она схватила свой телефон, открыла сообщения, ткнула пальцем в экран.
— Вот! Смотри! Пятнадцатого августа! Она мне писала!
Сема взял телефон, пробежался глазами по строчкам. Нинель помнила эту переписку наизусть.
«Ниночка, дорогая, выручи старуху. На даче крыша потекла, надо срочно чинить, а у меня денег нет. Дашь взаймы 180 тысяч? Через месяц верну, как пенсию получу и подработки».
«Конечно, мамуль, сейчас переведу. Не переживайте».
«Спасибо, родная! Ты у меня золотая! Верну обязательно!»
Сема молча читал. Потом открыл банковское приложение на ее телефоне, нашел перевод от пятнадцатого августа. Сто восемьдесят тысяч рублей на карту Марины Геннадьевны Уступовой.
— Ну и что? — он бросил телефон на диван. — Может, ты ей просто подарила.
— Что?
— Может, на день рождения дала. Или еще на что.
— Сема, ты в своем уме? Какой подарок? Я полтора года эти деньги копила! На наш ремонт!
— Тогда зачем отдала?
Голос его повысился. Нинель отшатнулась.
— Она просила! Обещала вернуть!
— Как ты смеешь с мамы деньги требовать? Ничего она тебе не должна! — внезапно заорал Сема. — Ничего!
— Но она же брала! Вот же переписка!
— Может, это не она писала! Может, кто-то с ее телефона!
— Сема...
— Хватит! — он схватил куртку. — Я не хочу это слушать. Ты хочешь нищую пенсионерку разорить? Хочешь, чтобы моя мать из-за тебя на улице оказалась?
— Я просто хочу вернуть свои деньги!
— Забудь про них! — Сема распахнул дверь. — И не смей больше к маме с такими требованиями лезть!
Дверь хлопнула. Нинель осталась одна. Она опустилась на диван, уставилась в пустоту. Руки тряслись. В голове была каша.
Как это произошло? Как она могла оказаться виноватой?
Телефон завибрировал. Сообщение от свекрови: «Нинель, зачем ты Семочку расстраиваешь? Я никаких денег у тебя не брала. Может, тебе к врачу надо?»
***
На следующий день Нинель взяла больничный. Голова раскалывалась, думать было невозможно. Она сидела на кухне, листала переписку со свекровью, перечитывала одни и те же строчки.
Все было. Просьба. Обещание вернуть. Слова благодарности.
Как можно было так нагло врать?
В дверь позвонили. Нинель открыла — на пороге стояла соседка, Вера Петровна. Пожилая женщина с проницательными серыми глазами и седой короткой стрижкой.
— Чего это ты вчера на площадке рыдала? — спросила она без предисловий. — Мужик бьет?
— Нет, не бьет, — Нинель вытерла глаза. — Просто... ситуация такая.
— Рассказывай. У меня весь день свободен.
Они сели на кухне. Нинель выложила всю историю от начала до конца. Вера Петровна слушала молча, только иногда кивала.
— Вот так, — закончила Нинель. — Даже муж мне не верит. Говорит, что я выдумываю.
— Классика, — Вера Петровна усмехнулась. — Свекровь тебя развела по полной программе. А сынок маменькин, что ты хотела?
— Но у меня же есть доказательства!
— Доказательства — это хорошо. Но расписки нет. А в суде без расписки дело плохое.
— В суд? — Нинель похолодела. — Я не хочу в суд. Это же семья все-таки.
— Тогда прощайся с деньгами, — Вера Петровна пожала плечами. — Твоя свекровь из тех, кто на жалость давит. Она будет плакать, стонать, прикидываться нищей. И Семен твой ей верить будет, а не тебе.
Нинель опустила голову. Внутри все болело.
— Послушай мой совет, — Вера Петровна наклонилась ближе. — Иди к ней сама. Без Семена. Поговори. Только запиши разговор на диктофон. Пусть при тебе признает, что брала деньги. Это будет доказательство.
— Она же не признается.
— А ты спроси про переписку. Спроси, почему она писала, что вернет деньги. Может, проговорится.
Нинель задумалась. Идея была разумной.
— А если не сработает?
— Тогда в полицию, — Вера Петровна встала. — Заявление по факту мошенничества. У тебя есть переписка, есть перевод денег. Это уже что-то. Пусть разбираются.
— Я не могу на свекровь в полицию заявление написать!
— Тогда смирись и забудь, — Вера Петровна направилась к двери. — Только потом не жалуйся.
Она ушла. Нинель осталась одна с тяжелыми мыслями.
Вечером она все-таки решилась. Позвонила Марине Геннадьевне.
— Алло? — голос свекрови был настороженным.
— Это я, Нинель. Можно к вам подъехать? Поговорить надо.
— О чем нам говорить?
— О деньгах.
Марина Геннадьевна помолчала.
— Приезжай. Только без Семена.
Нинель включила диктофон на телефоне, положила его в карман куртки и поехала.
Свекровь жила в старой пятиэтажке на окраине. Открыла дверь с непроницаемым лицом, молча пропустила внутрь.
— Ну? — спросила она. — Зачем пришла?
— Марина Геннадьевна, — Нинель старалась говорить спокойно. — Мы же всегда хорошо общались. Я вас всегда уважала. Скажите честно — почему вы отказываетесь возвращать деньги?
— Какие деньги? — свекровь выпрямилась. — Я ничего у тебя не брала! Сколько можно повторять!
— Но вот же переписка! — Нинель достала телефон, показала экран.
Марина Геннадьевна даже не посмотрела.
— Это мог кто угодно написать! Может, ты сама себе с чужого телефона отправила!
— У меня банковский перевод на вашу карту.
— Ну и что? Может, ты мне на день рождения подарила! Или просто так помогла! Я не просила!
Нинель чувствовала, как внутри поднимается волна гнева.
— Вы просили! На ремонт крыши на даче!
— На даче? — свекровь усмехнулась. — У меня никакой дачи нет! Ты что, совсем умом тронулась?
Нинель осеклась. Точно. Дачи у Марины Геннадьевны действительно не было. Значит, она врала с самого начала.
— Тогда на что вы потратили деньги? — тихо спросила Нинель.
Марина Геннадьевна вдруг села на стул и закрыла лицо руками. Плечи ее задрожали. Из-под пальцев полились слезы.
— Ты хочешь меня разорить? — всхлипывала она. — Я старая! Больная! У меня пенсия четырнадцать тысяч! Мне на жизнь не хватает! А ты требуешь какие-то деньги! Совести у тебя нет!
— Я не требую, я прошу вернуть то, что вы взяли.
— Я ничего не брала! — свекровь вскочила. — Уходи! Немедленно! И не смей больше сюда приходить!
Нинель молча вышла. В лифте включила запись, прослушала. Все было слышно четко. Отрицание. Ложь про дачу. Слезы.
Но главное — ни одного признания.
***
Сема вернулся поздно вечером. Нинель сидела на кухне с телефоном в руках.
— Где была? — спросил он сухо.
— У твоей матери.
Лицо Семена потемнело.
— Зачем?!
— Хотела поговорить. Выяснить, почему она отрицает все.
— И что?
— Она продолжает врать. Говорит, что я сама себе переписку придумала.
Сема сел напротив, тяжело вздохнул.
— Нинель, хватит уже. Мама мне все рассказала. Ты к ней приперлась, устроила скандал, требовала деньги. Она в слезах была весь вечер!
— Я никакого скандала не устраивала! — возмутилась Нинель. — Я спокойно спросила, почему она не хочет возвращать долг!
— Она говорит, что никакого долга нет.
— Сема, послушай запись!
Нинель включила диктофон. Голос свекрови звучал жалобно, надрывно. Слезы, обвинения, отрицания.
Сема слушал молча. Потом отодвинул телефон.
— Ну и что? Мама старая, могла забыть. Зачем ты ее мучаешь?
— Забыть?! Сто восемьдесят тысяч забыть?!
— Найди деньги сама, если надо!
— Это МОИ деньги! Я их копила полтора года! Откладывала с каждой зарплаты!
— А мама меня растила тридцать четыре года! — Сема повысил голос. — Так что ты ей больше должна, чем она тебе!
Нинель открыла рот, но не смогла ничего сказать. Это было настолько абсурдно, что мозг отказывался обрабатывать информацию.
— Ты серьезно? — наконец выдавила она.
— Абсолютно. Мама для меня святое. И если ты не можешь это понять — проблемы твои.
Он встал и ушел в комнату, громко хлопнув дверью.
Нинель осталась сидеть на кухне. Слезы катились по щекам, но она даже не пыталась их вытирать.
Как она могла так ошибиться в человеке?
Утром, когда Сема уехал в рейс, Нинель позвонила Олегу — младшему брату мужа. Они виделись редко, но всегда общались нормально.
— Привет, — раздался спокойный голос. — Что-то случилось?
Нинель рассказала всю историю. Олег слушал молча, лишь изредка вздыхая.
— Понятно, — сказал он наконец. — Нинель, я тебе сочувствую. Правда. Но я в это не полезу.
— Почему?
— Потому что бесполезно. Мать такая, какая есть. Она и у меня денег просила года три назад. Я не дал. Она обиделась, теперь почти не общаемся. На праздники видимся, и то через силу.
— Может, ты поговоришь с ней? Или с Семой?
— Нет, — Олег был категоричен. — Это ваши проблемы. Я не хочу становиться между вами.
— Олег...
— Нинель, послушай. У тебя два варианта. Либо смиришься и забудешь про деньги. Либо разводишься с Семой. Третьего не дано. Он маму никогда не предаст. Никогда. Даже если она неправа.
— Но это же несправедливо!
— Справедливость — понятие относительное. Семен маменькин сынок. Ты же знала, за кого выходила замуж?
Нинель молчала. Да, знала. Но думала, что это нормально — любить мать, заботиться о ней. Не думала, что это будет означать слепое потакание любым капризам.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Удачи тебе, — попрощался Олег и отключился.
Нинель села на диван, обхватила колени руками. Внутри росла пустота. Ощущение, что весь мир перевернулся.
А через два дня надо платить за мебель. Сто восемьдесят тысяч. Иначе сгорит залог в тридцать тысяч, и ремонт придется отложить на неизвестно сколько.
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера.
«Нинель, это Тамара Ивановна, помните меня? Работаю с Мариной Геннадьевной в школе. Хотела вам кое-что сказать. Можно встретиться?»
Нинель уставилась на экран. Тамара Ивановна? Коллега свекрови? Зачем она пишет?
«Конечно, можно. Где и когда?» — быстро ответила она.
«Завтра в обед у метро? Около кафе на первом этаже. Я в двенадцать буду».
Нинель согласилась. Весь остаток дня она гадала, что могла узнать Тамара Ивановна. Может, свекровь с кем-то делилась? Рассказывала о деньгах?
На следующий день Нинель приехала к метро за десять минут до назначенного времени. Тамара Ивановна уже ждала — полная женщина лет пятидесяти с добрым круглым лицом.
— Нинель, здравствуйте! — она помахала рукой. — Пойдемте, посидим внутри, там теплее.
Они устроились за столиком у окна. Тамара Ивановна долго возилась с сумкой, явно собираясь с мыслями.
— Я не знаю, правильно ли делаю, — наконец начала она. — Но мне совесть не дает покоя. Марина Геннадьевна хороший человек, но иногда... ну, вы понимаете.
— Что случилось? — Нинель наклонилась ближе.
— Месяц назад она купила шубу. Дорогую такую, красивую. Я ее спросила — откуда деньги? Она говорит, накопила. Ну я и подумала — молодец, значит, откладывала понемногу.
Нинель замерла.
— Какую шубу?
— Норковую. Темно-коричневую. Я даже сфотографировала, когда она мне показывала. Хотите покажу?
Тамара Ивановна полезла в телефон, нашла фотографию. На экране красовалась роскошная шуба явно не из дешевых.
— А когда она ее купила? Точно помните?
— Ну, где-то в середине сентября. Недели три назад примерно. Хвасталась, что в магазине на распродаже взяла, но все равно недешево вышло. Она сказала — сто пятьдесят пять тысяч отдала.
У Нинель внутри все оборвалось. Пятнадцатого августа она перевела деньги. В середине сентября свекровь покупает шубу за сто пятьдесят пять тысяч. Откуда у пенсионерки с четырнадцатью тысячами такие деньги?
— Можете мне эту фотографию скинуть? — попросила она.
— Конечно, — Тамара Ивановна переслала снимок. — Я просто подумала, что вам надо знать. Марина Геннадьевна вчера жаловалась на работе, что невестка придирается к ней, требует какие-то деньги. А у самой новая шуба висит. Мне как-то нехорошо стало.
— Спасибо вам, — Нинель встала. — Огромное спасибо.
Она вышла на улицу, достала телефон. Пальцы дрожали, когда она набирала номер Веры Петровны.
— Вера Петровна! У меня есть доказательство!
Она примчалась к соседке через полчаса. Показала фотографию, рассказала про разговор с Тамарой Ивановной.
— Вот, — Вера Петровна кивнула. — Твое доказательство. Пенсионерка на четырнадцать тысяч в месяц купила шубу за сто пятьдесят пять? Откуда деньги, спрашивается?
— Она потратила мои деньги на себя, — Нинель чувствовала, как закипает внутри. — И еще смеет говорить, что нищая!
— Иди в полицию, — Вера Петровна была серьезна. — Пиши заявление о мошенничестве. У тебя есть переписка, есть банковский перевод, есть свидетель покупки дорогой шубы. Этого хватит для возбуждения дела.
— Но это же свекровь...
— А она думала о тебе, когда деньги тратила?
Нинель молчала. Вера Петровна была права.
— Если не пойдешь — останешься ни с чем. И мебель потеряешь, и залог. А эта твоя Марина Геннадьевна будет ходить в шубе за твои деньги.
Нинель сжала кулаки.
— Хорошо. Пойду.
В отделении полиции приняли быстро. Следователь — женщина лет сорока с усталым лицом — внимательно выслушала.
— Переписку покажите. Банковский перевод. Фотографию шубы тоже.
Нинель выложила все на стол. Следователь изучала документы минут десять.
— Расписки нет?
— Нет. Я доверяла.
— Понятно. Ну что ж, повод для возбуждения дела есть. Вызовем вашу свекровь на допрос. Посмотрим, что она скажет.
— А что будет дальше?
— Если она признается — будем говорить о возврате денег. Если нет — проведем проверку. Запросим данные у банка, опросим свидетелей. Это займет время.
Нинель подписала заявление дрожащей рукой. Выходя из отделения, она чувствовала себя опустошенной. Сделала то, что никогда не думала делать — написала на родственника в полицию.
Вечером позвонил Сема.
— Где ты? — голос был ледяным.
— Дома.
— Мне мама звонила. Говорит, тебе повестка из полиции пришла. На мое имя.
Нинель растерялась.
— На твое? Это ошибка. Повестка должна была прийти ей.
— Так вот она и пришла! К маме! Ты что натворила?!
— Я написала заявление в полицию.
Тишина. Долгая, звенящая тишина.
— Ты... на мать... в полицию... написала?! — голос Семена дрожал от ярости.
— Да. Потому что она украла у меня деньги. И купила себе шубу за сто пятьдесят пять тысяч.
— Какую шубу?! Откуда ты это взяла?!
— Мне сказали. Показали фотографию. Она купила ее в сентябре, через месяц после того, как взяла у меня деньги.
— Да как ты посмела! — заорал Сема. — Это моя мать! Ты понимаешь?! Моя мать!
— И она обокрала меня!
— Забери заявление! Немедленно!
— Нет.
— Тогда собирай вещи, — голос стал холодным. — Уходи из моего дома.
— Сема...
Он бросил трубку. Нинель стояла посреди комнаты, держа телефон в руке. Слезы катились по щекам, но она даже не замечала.
Все. Конец.
Она позвонила Вере Петровне. Та согласилась приютить на время.
— Приходи, места хватит. У меня комната пустая, сын давно съехал.
Нинель собрала сумку с вещами и ушла. В квартиру Семена больше не вернулась.
***
Повестка на допрос пришла Марине Геннадьевне через неделю. Она сразу позвонила сыну, рыдая в трубку.
— Семочка, твоя жена меня в тюрьму сажает! Я старая, больная! Там меня живой не выпустят!
Сема примчался к Нинель на работу. Ворвался в помещение склада, где она принимала очередную партию товара.
— Забери заявление! — рявкнул он прямо на пороге.
Коллеги обернулись. Нинель покраснела, кивнула начальнику и вышла во двор.
— Я не заберу, — сказала она твердо.
— Ты хочешь, чтобы мою мать посадили?!
— Я хочу вернуть свои деньги. Пусть она отдаст — и я заберу заявление.
— У нее нет денег!
— А шуба за сто пятьдесят тысяч откуда? — Нинель достала телефон, показала фотографию. — Вот она. Твоя нищая мама. В норковой шубе за мои деньги.
Сема смотрел на экран, и лицо его постепенно бледнело.
— Может, она в кредит взяла...
— Да брось! Какой кредит пенсионерке дадут?
— Может, накопила!
— За месяц? При зарплате двадцать тысяч?
Сема молчал. Потом сказал тихо:
— Я с тобой развожусь.
— Пожалуйста, — Нинель повернулась и пошла обратно на склад. — Документы пришлешь — подпишу.
Она не оглянулась. Слезы застилали глаза, но она шла прямо, не сбавляя шага.
Допрос назначили на следующую неделю. Марина Геннадьевна пришла в сопровождении Семена. Нинель вызвали тоже — как потерпевшую.
Они сидели в разных концах коридора, не глядя друг на друга. Свекровь всхлипывала, Сема обнимал ее за плечи, бросал на Нинель злые взгляды.
Марину Геннадьевну вызвали первой. Она вышла через час — лицо красное, заплаканное.
Потом пригласили Нинель. Следователь показала ей протокол.
— Ваша свекровь сначала отрицала все. Говорила, что не брала денег, что вы выдумываете. Но когда я показала ей переписку, банковский перевод и данные о покупке шубы, она сдалась.
— Призналась?
— Да. Сказала, что брала деньги в долг. Хотела вернуть, но потом решила, что вы не будете требовать. Деньги потратила на шубу и еще кое-что. Теперь возвращать нечем.
— И что дальше?
— Если она вернет деньги и вы заберете заявление, дело закроют. Если нет — возбудим уголовное по статье мошенничество. Ей светит до двух лет.
Нинель кивнула. Внутри не было ни радости, ни злорадства. Только пустота.
Марина Геннадьевна вернуть деньги сразу не могла. Пришлось продавать шубу. Нашли покупательницу через две недели — отдала за сто тысяч. Остальное Сема собирал по друзьям, занимал где мог.
Через месяц Нинель получила свои сто восемьдесят тысяч. Полностью. Марина Геннадьевна передала их через следователя, даже не попыталась встретиться.
В присутствии следователя Нинель написала расписку о получении денег и забрала заявление. Дело закрыли.
А еще через неделю пришла курьерская служба. Документы на развод. Нинель подписала, даже не читая. Ничего делить не было — квартира съемная, имущества общего почти нет.
Она собрала вещи и переехала к Вере Петровне окончательно. Та не возражала.
— Живи, пока квартиру не снимешь, — говорила она. — Мне не тяжело.
Нинель устроилась на вторую работу — по выходным в небольшом магазине. Копила на съемное жилье. Мебель в итоге пришлось отменить — ремонт откладывался на неопределенный срок.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне, Вера Петровна спросила:
— Жалеешь?
— О чем?
— Что в полицию пошла. Что развелась.
Нинель задумалась. Потом покачала головой.
— Нет. Не жалею. Деньги я вернула. А главное — я поняла, с кем живу. Представляешь, если бы это вскрылось через пять лет? Через десять? Когда у нас дети были бы?
— Правильно мыслишь.
— Знаете, что самое страшное? — Нинель посмотрела в окно. — Не то, что она украла. А то, что он мне не поверил. Даже когда у меня все доказательства были. Он выбрал мать, которая врала, а не жену, которая говорила правду.
— С таким жить нельзя, — согласилась Вера Петровна. — Рано или поздно он бы тебя предал еще раз.
Нинель кивнула. Больно было. Очень больно. Три года брака рухнули из-за денег и лжи. Но теперь она точно знала — доверять нужно с умом. И что нельзя жертвовать собой ради чужого спокойствия.
Она посмотрела на свой телефон. Сообщений от Семена не было. От Марины Геннадьевны тоже. Как будто их и не существовало.
Что ж. Значит, так тому и быть.
Впереди была новая жизнь. Трудная, без поддержки, без мужа. Но честная. И это было главное.
Нинель открыла приложение по поиску квартир. Начинать надо было с чего-то. С малого. С чистого листа.
И может быть, в этот раз она будет осторожнее. Умнее. Сильнее.
Она улыбнулась своему отражению в темном окне. Да. Она справится.
Обязательно справится.