Марина открыла банковское приложение прямо посреди застолья и увидела ноль. Четыреста тысяч рублей — их общие накопления на машину — исчезли. Она подняла глаза на мужа. Олег стоял рядом с огромной картиной в резной раме, которую только что подарил своей матери на юбилей, и смотрел на Марину с каким-то торжеством. Вот оно. Месть за диван.
Полтора года назад всё было иначе. Олег ещё разговаривал с ней, хоть и мало. Потом он стал приходить с работы и сразу садиться за компьютер — гонки, стрелялки, танки. До полуночи. Марина пыталась заговорить — он кивал, не слушая. Заслуженный отдых после стройки, говорил. Имею право.
Когда приближался шестидесятилетний юбилей её матери, Марина решилась.
— Олег, мне нужно поговорить.
Он вышел из комнаты с наушниками на шее, лицо отсутствующее.
— Маме нужен диван, она давно присмотрела кожаный. Я хочу ей подарить на юбилей. Надо взять из наших накоплений.
— Угу.
— Ты слышишь меня? Я возьму с общего счёта, который на машину. Нам придётся отложить покупку.
Олег смотрел куда-то мимо неё, пальцы машинально двигались, будто всё ещё на клавиатуре.
— Ну бери, если надо.
Он развернулся и ушёл обратно к монитору. Марина выдохнула. Значит, согласен.
Через неделю диван привезли. Мать сидела на нём, гладила обивку, глаза влажные от счастья. Марина сфотографировала, отправила Олегу. Он прочитал, но не ответил.
Вечером он зашёл на кухню, когда она мыла посуду. Бросил на стол чек, который она оставила в сумке.
— Шестьдесят тысяч. Ты серьёзно?
Марина вытерла руки.
— Ты разрешил. Я тебе сказала, ты согласился.
— Я не слушал, о чём ты там. Думала, я в курсе, сколько стоят твои подарки?
Голос его стал жёстче, громче.
— Это были наши деньги на машину. Общие деньги. Ты просто взяла и спустила их, не спросив нормально.
— Я спрашивала. Ты сам сказал «бери».
— Я был занят, ты прекрасно видела.
Марина чувствовала, как внутри всё сжимается, но продолжила мыть тарелки. Спорить бесполезно. Олег постоял, хмыкнул и ушёл. А дальше началось настоящее молчание.
Семь месяцев он с ней не разговаривал. Совсем. Кивал, если спрашивала что-то по делу, отворачивался, если пыталась объяснить. Марина привыкла глотать обиды, не раздувать конфликты. Мать учила: в семье надо уметь терпеть. Она терпела. А внутри копилось что-то тяжёлое и холодное.
Однажды вечером она готовила ужин, Олег сидел за столом с телефоном. Марина поставила перед ним тарелку с котлетами.
— Спасибо, — буркнул он, не поднимая глаз.
Она замерла.
— Ты сейчас со мной поговорил?
Он пожал плечами.
— Ну и что.
— Олег, тебе не кажется, что это ненормально? Мы живём вместе, а ты со мной семь месяцев молчишь из-за дивана.
Он поднял на неё глаза. Холодные.
— Из-за того, что ты не посоветовалась со мной. Из-за того, что ты решаешь за меня. За нас обоих.
Марина отступила на шаг.
— Я спрашивала. Ты согласился.
— Не слушал я тебя. Был занят.
— Вот именно. Ты всегда занят. Гонками. Танками. Чем угодно, только не мной.
Олег встал из-за стола, оставив тарелку нетронутой.
— Я устаю на работе. Я имею право отдыхать, как хочу. А не выслушивать твои претензии.
Он ушёл в комнату, закрыл дверь. Марина осталась стоять на кухне, глядя на остывающие котлеты. Она поняла тогда, что разговаривать бессмысленно. Он не хочет слышать. Он хочет, чтобы она виновата была. И всё.
Когда приближался юбилей матери Олега, он вдруг стал странно оживлённым. Шептал по телефону, прятал экран, когда Марина заходила. Она не придавала значения. Может, подарок готовит.
В день праздника родственников набилось человек двадцать. Свекровь сидела во главе стола в нарядном платье, принимала поздравления. Олег вёл себя возбуждённо, поглядывал на часы. После салатов он встал с бокалом игристого в руке.
— Мама, у меня для тебя особенный подарок. Я долго его искал. Ты всю жизнь любила красивые вещи, старину. Вот.
Он вышел в коридор и вкатил что-то большое под тканью. Гости загудели. Свекровь засмеялась. Олег стянул драпировку.
Картина. Огромная, в резной раме, пейзаж с пожелтевшим лаком. Старинная, явно дорогая.
— Антиквариат, мама. Конец девятнадцатого века. Настоящая живопись.
Марина достала телефон. Открыла их общий счёт. Ноль. Все накопления исчезли. Она подняла глаза. Олег смотрел прямо на неё через стол. В его взгляде читалось торжество. Вот так. Справедливость восстановлена.
Гости ахали, рассматривали раму. Свекровь качала головой — мол, сынок, что ты натворил, такие траты. Марина встала. Взяла сумку, надела куртку прямо в зале. Олег дёрнулся к ней.
— Ты куда? Не устраивай сцен.
Она посмотрела на него молча. Не крикнула, не хлопнула дверью. Просто вышла. Поймала такси, поехала к родителям.
Свекровь позвонила в тот же вечер. Марина не брала трубку, но мать потом пересказала. Старшая женщина устроила сыну разнос. Сказала, что ему шестьдесят лет на вид, а ведёт себя как обиженный школьник. Что картина ей не нужна, она требует условий, реставрации. Что он потратил семейные деньги из мести, а не из любви. И что Марина права, что ушла.
Олег звонил три дня подряд. Марина не отвечала. Ей не хотелось слушать оправдания. Она устала. От молчания, от игр, от того, что в их доме нельзя было просто поговорить, не копя обиды.
Через неделю пришло сообщение: «Встретимся? Я исправил всё». Марина не поверила, но согласилась. Кафе возле её работы, Олег сидел у окна, крутил телефон в руках. Когда она вошла, протянул букет роз. Она взяла, но не села.
— Деньги на счёте, — сказал он, и голос дрожал. — Все. До копейки. Продал консоль, фигурки свои коллекционные, остальное в кредит взял. Картину в салоне оставил на хранение, буду продавать потихоньку. Проверь.
Марина открыла приложение. Сумма вернулась. Она медленно села.
— И что дальше? Я вернусь, через полгода ты снова обидишься и устроишь новую месть?
Олег сжал пальцы в кулаки на столе.
— Я записался к психологу. Понимаю, звучит как отмазка. Но я правда хочу понять, почему так себя веду. Почему молчу вместо разговора. Почему мщу вместо того, чтобы решать проблемы. Я не хочу так больше.
Марина смотрела на него и впервые за долгое время видела не обиженного мужа, а растерянного человека.
— Олег, ты понимаешь, что ты сделал? Ты семь месяцев молчал из-за дивана. Потом спустил наши деньги на картину назло мне. При всех. На юбилее своей матери.
— Понимаю. Сейчас понимаю.
— А тогда не понимал?
Он опустил глаза.
— Тогда я думал, что ты виновата. Что ты должна почувствовать то же, что я. Что это справедливо.
— Справедливо унижать меня перед твоей семьёй?
— Нет. Не справедливо. Я был идиотом.
Марина откинулась на спинку стула.
— Я не вернусь сейчас. Мне нужно время. Мне нужно увидеть, что ты меняешься, а не просто красиво говоришь.
— Понимаю. Буду ждать. Сколько надо.
Прошло семь месяцев. Столько же, сколько длилось его молчание. Марина жила у родителей, встречалась с Олегом раз в неделю. Смотрела, как он меняется. Медленно, через усилие, но меняется. Ходил к психологу, платил кредит, работал. Главное — научился говорить. Не отмалчиваться, не копить. Когда что-то не нравилось — говорил сразу.
Однажды они гуляли в парке. Олег остановился.
— Я понял одну вещь. Я всегда думал, что если промолчу, проблема рассосётся сама. Что если не замечать её, она исчезнет. А она только росла. И я взрывался. Картина — это был взрыв. Я хотел сделать тебе больно, как мне было от дивана. Но на самом деле мне было больно не от дивана. А от того, что я не чувствовал себя важным. Что меня не слышат. Хотя это я сам тебя не слышал.
Марина посмотрела на него внимательно.
— Ты правда это понимаешь?
— Да. Не сразу дошло, но да.
Она вздохнула.
— Хорошо. Я вернусь. Но если снова начнётся молчание, обиды, игнор — я уйду навсегда. Без разговоров.
— Договорились.
Они вернулись в квартиру вместе. Вечером сидели на кухне, разговаривали о работе, о мелочах, о том, что накопилось. Олег слушал, отвечал, не прятался за экраном. Консоли больше не было, и он не собирался покупать новую.
Зазвонил телефон. Свекровь.
— Марина, доченька, хочу сказать спасибо. Ты заставила моего сына повзрослеть. Он всю жизнь был такой — всё в себе копит, потом бабах. А теперь звонит, объясняет, разговаривает по-человечески. Ты молодец, что не стерпела тогда.
Марина молча смотрела на Олега. Он протянул руку через стол, накрыл её ладонь своей.
— Спасибо вам, — ответила Марина. — Но это он сам до всего дошёл.
Когда трубка отключилась, они ещё долго сидели молча. Но это молчание было другим — не ледяным, не злым. Просто тишина двух людей, которые наконец перестали бояться друг друга.
Олег сжал её руку чуть крепче.
— Я больше не буду прятаться за экраном. Обещаю.
— Не обещай. Просто делай.
Он кивнул.
— Делаю.
Марина посмотрела на него и поняла, что верит. Не потому, что он красиво говорит. А потому что семь месяцев он доказывал делом. Ходил к психологу, платил кредит, менялся. Медленно, но по-настоящему.
Она встала, подошла к окну. За стеклом темнело, зажигались фонари. Олег подошёл сзади, обнял её за плечи. Она не отстранилась. Прислонилась к нему и почувствовала, что устала от борьбы. Что хочет просто жить. Разговаривать, ссориться, мириться — но честно. Без молчания, без мести, без накопления обид.
— Больше никаких картин, — сказала она тихо.
— Никаких, — усмехнулся он. — Обещаю. То есть просто делаю.
Марина улыбнулась. Первый раз за много месяцев. И это было начало. Не счастливый финал, не победа. Просто начало жизни, в которой можно было говорить правду, не боясь услышать молчание в ответ.
Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!