В нашей квартире поселилась гулкая, тягучая тишина. Знаете, это особая пустота, которая заполняет каждый угол, когда месяцами нет тяжелого топота и привычного мужского покашливания. Мой Андрей снова отбыл «на вахту». Крайний Север, вечная мерзлота, суровое нефтяное ремесло и мобильная связь, которая пробивается только в исключительных случаях, если забраться на самую верхушку сосны — таков был наш домашний миф. Я оставалась на «большой земле», в нашей вечно требующей латания трешке, один на один с тяжёлым долговым прессом, семилетним Данькой и перманентным режимом готовности. Мое существование превратилось в ритм "до" и "после": месяц я дышу полной грудью рядом с ним, месяц — задерживаю дыхание, экономлю на всём и живу от гудка до гудка.
— Лен, ты непостижимая женщина, — привычно начинала свекровь, Антонина Петровна, заезжая проверить внука. — Большинство бы уже расцвело слезами и отчаянием, а ты стоишь, словно неприступная крепость. Андрей ведь ради вас там, в ледяной пустыне, свои силы оставляет.
Я только молча подливала ей кипятка. А что мне было делать? Банк не принимает горести за оплату, платеж по кредиту нужно вносить неукоснительно, а собрать Даньку в первый класс — это финансовый полёт в космос. Андрей работал «месяц через месяц», но за последний год его командировки растянулись, как резина. То сменщик сломает ногу, то буровая платформа встанет, то метель запечатает все пути. Я верила ему без тени сомнения. У меня выработался, наверное, особый синдром жены вахтовика — не задавать лишних вопросов и блюсти тишину. Мы же десять лет вместе, прошли студенческие общаги с тараканами и пустые макароны. Разве можно отказаться от такого прошлого?
В тот колючий ноябрьский вторник всё пошло наперекосяк. Даньку скрутила простуда, из школы позвонили: «Забирайте, температура 38». Я отпросилась, примчалась, уложила сына, напоила морсом и обнаружила, что холодильник демонстрирует абсолютную пустоту — ни лимонов, ни курицы. Пришлось выскочить в гипермаркет на соседней улице. Ноябрьская слякоть швырялась в лицо, ветер пронизывал до костей, я куталась в старый пуховик и мечтала лишь об одном: скорее укрыться в тепле.
В магазине царило настоящее столпотворение. Я толкала тележку со скрипучим колесом между рядами с бытовой химией, когда уловила периферийным слухом знакомый звук. Смех. Низкий, с легкой хрипотцой. Так смеялся Андрей, когда мы смотрели КВН или когда Данька выдавал очередную остроту.
Я застыла на месте, прижав пачку стирального порошка. Сердце сделало болезненный скачок. «Чушь, — одернула я себя. — У тебя недосып и нервное истощение. Андрей за тысячи километров, в Новом Уренгое, пишет, что там минус сорок и ходят непуганые медведи».
Ноги, словно чужие, повели меня на звук. Я свернула к отделу игрушек. И тут реальность разлетелась на осколки. Мир вдруг стал опасно четким, контрастным и ужасающим.
У полки с куклами стоял он. Мой Андрей. Не в той засаленной робе, в которой он обычно присылал смазанные фото (где видны только борода и каска). На нем было солидное кашемировое пальто песочного цвета (я и не подозревала о его существовании), модный шарф, он был гладко выбрит и пах даже отсюда финансовой стабильностью и самоуверенностью.
Рядом с ним опиралась на локоть миниатюрная, ухоженная блондинка в норковой шубке «автоледи». А за руку он держал девочку лет пяти в розовом комбинезоне.
— Папочка, ну возьми! — тянула девочка, дергая моего мужа за рукав того самого незнакомого пальто. — Я хочу этот домик для пони!
— Машунь, твои пони скоро завладеют всем районом, — мягко пошутил Андрей тем самым голосом, которым он обычно успокаивал меня после тяжелого дня. — Давай лучше набор доктора.
— Андрюш, не занудничай, — лениво произнесла блондинка. — Ладно, бери. У нас же возвращение отца, праздник.
«Возвращение отца». Эти слова обожгли изнутри. Я спряталась за стеллажом с огромными плюшевыми медведями, чувствуя, как к горлу подкатывает спазм. Руки, сжимавшие тележку, побелели, как алебастр. Это не мог быть он. Ошибка. Двойник. Брат-близнец, которого разлучили при рождении, как в заезженном кино.
Но у «двойника» была привычка чиркать пальцами по часам на левом запястье характерным жестом. И маленькая родинка над воротом рубашки. Это был Андрей. Тот самый, который вчера вечером шептал мне в трубку: «Связь на исходе, Ленка, люблю, целую, тут снежный шторм, оборудование засыпало, не беспокойся».
Здесь, в теплом, пахнущем булочками и кофе гипермаркете, никакого шторма не наблюдалось. Здесь царил эпизод чужой жизни, где мой муж исполнял главную, отцовскую роль.
Первым желанием было вылететь из-за угла. Заорать так, чтобы перегорела вся проводка. Разбить ему о голову банку с корнишонами. Вцепиться этой блондинке в волосы. Но я вросла в кафельную плитку. Я смотрела, как они выбирают торт — «Киевский», который он якобы на дух не переносил из-за орехов. Как он целует женщину в висок. Как подхватывает девочку на руки.
Внутри меня всё обратилось в пепел за одну долю секунды. Та наивная, верная Лена, которая штопала мужу дырки и экономила на себе ради «северной прибыли», испарилась между рядами с игрушками. Осталась холодная, трезвомыслящая фурия. Я опустила шапку до бровей, подняла воротник, бросила тележку и начала преследование.
Они вышли на парковку, оживленно беседуя, и сели в серебристый кроссовер. Не новый, но явно не дешёвый. У нас машины не было — Андрей твердил, что средства аккумулируются на расширение, каждая копейка на счету. Я поймала частника у входа.
— Шеф, идем за тем серебристым, — голос был чужим, словно отполированный металл.
— Детективная история? — хмыкнул водитель, но понял намек и не расспрашивал.
Поездка была абсурдна и мучительна — всего двадцать минут. В соседний, «престижный» район с элитными новостройками. Они въехали во двор с огороженной территорией. Я вышла у шлагбаума, запомнила подъезд и окна на третьем этаже, где вскоре забрезжил мягкий желтый свет.
Я вернулась домой, к больному сыну, в полузабытьи дала лекарства, сварила бульон. Меня колотило, как в припадке. Значит, «Новый Уренгой» — это двадцать минут на такси? Значит, «плохая связь» — это просто отключенный телефон для «другой» жизни? Значит, все эти годы я была запасной скамейкой?
Мне нужны были неопровержимые улики. Просто выгнать? Он вывернется. Скажет, что это сестра троюродная, что я всё нафантазировала, что у меня нервное расстройство. Андрей мастерски владел ложью, я ведь десять лет была слепа. Мне нужно было понять всю схему.
На следующий день я взяла отгул. Даньку отвезла к матери. Сама устроила наблюдательный пункт возле того дома. Прождала три часа. Около одиннадцати из подъезда вышла блондинка с дочкой. Андрея не было — «отогревался после морского похода», видимо. Я пошла следом. Девочку она оставила в частном саду, а сама направилась в салон красоты.
Стратегия оформилась мгновенно. Я дождалась, пока она выйдет — вся обновленная, с безупречной укладкой — и пошла за ней в кофейню.
— Ой, простите, тысяча извинений! — я специально устроила столкновение с ней у кассы, якобы неловко повернувшись с подносом. Салфетки рассыпались по полу.
— Ничего страшного, — она улыбнулась. Приятная женщина, ухоженная, спокойная. Кольцо на пальце — с бриллиантом, не чета моему скромному колечку.
Я предложила угостить её кофе в качестве компенсации. Она согласилась — видимо, было одиноко. Её звали Марина. Разговор потеплел сразу. Я представилась новой соседкой.
— А вы работаете? — спросила я, помешивая ложечкой пенку.
— У меня свой небольшой интернет-магазинчик, белье, домашняя одежда, — охотно поделилась Марина. — Но сейчас больше посвящаю себя дому. Муж позволяет жить без излишних волнений.
— Повезло, — кивнула я, стараясь, чтобы чашка не стучала о блюдце от мелкой дрожи. — А мой вечно в разъездах.
— Ох, как же это знакомо! — всплеснула руками Марина. — Мой тоже. Представляете, он капитан дальнего плавания. Рейсы до полугода, бывает. Но сейчас вот вернулся, отпуск. Мы так соскучились! Он у нас эпизодический, но яркий отец.
Капитан. Дальнего. Плавания.
Я осатанела от услышанного. Вот оно что. Для меня он мученик-полярник, для неё — морской волк. Блестяще! И главное, как практично: «в море нет покрытия», «на буровой нет сигнала». Идеальное прикрытие, не требующее проверок.
— И как давно вы вместе? — осторожно поинтересовалась я.
— Пять лет. Дочке Машеньке четыре. Познакомились, когда он в порту, такой благородный, в морской форме... Правда, деньги не всегда вовремя, там специфика, то ремонт судна, то задержки. Квартиру и машину мне папа подарил. Андрей больше на продукты и текущие расходы дает. Но я не ропщу, главное — добытчик в доме.
Головоломка сложилась. Альфонс. Обыкновенный содержанец. Там — обеспеченная женщина с квартирой, где он играет роль капитана и отдыхает от лишений. Здесь — я, тягловая лошадь, где он играет уставшего работягу, которого надо жалеть и обстирывать. А деньги? Видимо, имитировал оборот, создавая видимость прибыли, или где-то таксовал, пока «был на вахте».
— Марина, — я посмотрела ей прямо в глаза, отказавшись от роли соседки. — У вашего капитана есть шрам на левом колене? От велосипеда? И родинка на шее справа?
Она замерла, пирожное выпало из рук. Выражение лица исказилось, став влажной, ошеломлённой маской.
— Откуда вы знаете?
— И привычка поправлять часы характерным движением двух пальцев?
Лицо Марины мгновенно побелело, став полотном.
— Кто вы? Соперница?
— Нет, — я достала телефон, открыла галерею. — Я — его венчанная жена. Уже десять лет. А это наш сын, Даниил, семь лет. Вот фото.
Марина смотрела на экран, как на последний приговор. Она листала фотографии дрожащими пальцами, и я видела, как её мир распадается. Андрей в той самой куртке. Андрей с сыном.
— Это невозможно... — прошептала она. — Он же... он же сейчас дома, спит. Сказал, голова болит после шторма.
— Он болен не штормом, а ложью, — жестко прервала я. — А мне сказал, что в Новом Уренгое, прозябает на морозе.
Мы сидели в молчании. Две женщины, жертвы одного и того же мелкого, изворотливого обманщика. Я ждала эмоционального взрыва, но Марина проявила завидную выдержку. Она выпрямилась, в глазах появился решительный блеск.
— Какой мерзавец, — выдохнула она. — А я ведь ему погасила кредит на кроссовер. Сказал, проблемы из-за банковских операций.
— А я ипотечное бремя тащу, пока он «гробит здоровье», — с горечью произнесла я.
— Что будем делать? — спросила Марина. — Я пойду и выброшу его вещи прямо сейчас.
— Нет, — остановила я. — Это быстро и безынтересно. Пусть он почувствует, что такое охота. У меня есть другой сценарий.
Через три дня у Андрея официально заканчивалась «вахта». По легенде он должен был прибыть ночным поездом. Я накрыла стол. Достала праздничный сервиз, запекла мясо. Надела самое красивое платье. Даньку отправила к бабушке, чтобы избавить от этого фарса.
Звонок. Сердце стучало, как поршень, но я изобразила улыбку. Открываю.
На пороге стоит мой «добытчик». В старой куртке, с огромной сумкой (видимо, набитой кирпичами для имитации тяжести), небритый, лицо изображает глубокое страдание.
— Ленуся! — и тянет руки. — Родная, я дома! Жуть, а не вахта, думал, ноги протяну там.
Я позволила себя обнять. От него пахло знакомым одеколоном и... едва уловимо — чужими духами.
— Проходи, измучился, наверное, — воркую. — У меня небольшая неожиданность.
— Неожиданность? — оживился, скидывая ботинки. — Стол накрыла? Сокровище моё.
Прошел на кухню, опустился на стул, ноги вытянул.
— Давай, жена, за моё возвращение!
Я достала бутылку.
— Подожди, Андрюш. Сюрприз не в напитке. Я решила внести изюминку в отношения. Позвала гостей. Они очень хотели с твоей работой поближе познакомиться. Входи!
Дверь спальни плавно отворилась. На пороге появилась Марина. В той самой шубе, холодная и безупречная. И Машу за руку держит.
Андрей задохнулся. Глаза выкатились, рот открылся, как у рыбы, выброшенной на берег. Он стал малиновым, потом мертвенно-бледным.
— Ма... Марина? — прохрипел он. — Ты... вы... почему здесь?
— Привет, капитан, — голос Марины звучал, как лед. — Или, может быть, нефтяник? Мы тут с Леной обменялись рабочими графиками. Оказалось, ты работаешь в двух местах одновременно.
Андрей вскочил, опрокинув стул. Его взгляд метался между нами.
— Это... это недоразумение... Я объясню... — заскулил он, прижимаясь к стене.
— Недоразумение — это твоя жизнь, — сказала я, скрестив руки. — Мы знаем абсолютно всё, Андрей. Про «вахты», про «рейсы», про то, как ты жонглируешь двумя семьями в пределах одного города.
— Папа, а почему ты в этой старой куртке? — звонко спросила маленькая Маша. — Ты же говорил, что она для самых опасных работ на палубе.
Андрей закрыл лицо ладонями, словно пытаясь стереть свое существование. Это был эпицентр разрушения его двуличного мира.
— Уходи! — тихо сказала я.
— Лена, прошу, дай мне минуту... — он попытался шагнуть ко мне.
— Убирайся! — крикнула я так, что задрожали стекла. — Собирай свой походный реквизит и исчезни.
— И ко мне можешь даже не пытаться, — добавила Марина, сжав губы. — Замки я сменила вчера. Вещи твои в черных мешках у консьержа. А я подаю на алименты. И на компенсацию средств, которые ты у меня «одолжил».
— А я подаю на развод, — поставила точку я. — И на раздел. Имущества у тебя нет, кроме этой сумки. Так что делить будем исключительно долги.
Он стоял, униженный, ничтожный, лишенный ореола измученного добытчика. Схватил свою сумку и скрылся из квартиры быстрее ветра, даже не обувшись, сунув ноги в ботинки прямо в носках уже в подъезде. Дверь захлопнулась с финальным стуком.
Тишина снова воцарилась, но теперь она была легкой. Освобождающей.
— Ну что, — Марина тяжело выдохнула и опустилась на стул. — Наш «морской волк» ушёл.
— И слава богу, — отозвалась я. — Маш, хочешь торт? Дядя Андрей не будет, у него строгий рацион.
Девочка радостно кивнула.
Мы пили чай. Марина оказалась порядочной женщиной, просто попавшей в ловушку красивых историй. Мы не стали подругами — общий обман был слишком тяжел. Но в тот вечер мы были непримиримыми союзницами.
Андрей пытался вернуть нас. Звонил, рыдал, ночевал на лестничной площадке, клялся, что «был одержим», что любит только меня. Я оставалась глуха. Свекровь, узнав правду, сначала устроила скандал, но когда Марина прислала ей фото Андрея с дочерью и его переписки, смолкла. Даже пробормотала извинения.
Развод состоялся быстро. Алименты он платит регулярно — теперь ему действительно пришлось поехать на Север, настоящий, чтобы покрыть ущерб и содержать двоих детей. Говорят, там стужа и изнурение. Но я не трачу на него эмоций.
Я перевернула страницу: без графиков «до» и «после», без фонового напряжения ожидания. Оказалось, что дом без него притягивает деньги, а не поглощает их, и стал гораздо чище. Я больше не съёживаюсь, проходя мимо отдела игрушек в супермаркете. Теперь я — главный штурман своей жизни. А того мужчину в пальто я иногда вспоминаю. Как напоминание о том, что красивая картинка часто бывает лишь обманчивым фасадом, за которым зияет абсолютная пустота.
Благодарю за прочтение! Искренне надеюсь, что эта история вам понравилась. С наилучшими пожеланиями, ваш W. J. Moriarty🖤