— Слышь, Серёг, а у тебя тётка в Москве живёт? — дядя Миша, сосед справа, перегнулся через забор с таким видом, будто собирался поделиться координатами клада.
Я даже секатор не выпустил из рук, так и застыл над кустом смородины.
— Живёт. А что?
— Так её не стало, — сообщил дядя Миша с выражением человека, который только что принёс важную новость, но не уверен, хорошую или плохую.
Секатор выпал из рук в малину. Тётя Галя, единственная сестра отца, с которой я виделся ровно трижды в жизни — в детстве, на похоронах родителей и один раз случайно в метро. Последнее было лет пятнадцать назад. Она тогда прошла мимо, сделав вид, что не узнала. Я ответил взаимностью.
— Откуда знаешь?
— Так нотариус приезжал, весь участок вверх дном перевернул, тебя искал, — дядя Миша явно растягивал удовольствие. — Я ему сказал: Серёга на даче бывает только по выходным, звоните лучше. Номер дал.
Нотариус позвонил через час. Голос у него был усталый, как у человека, который за день объездил пять деревень в поисках наследников, не желающих наследовать.
— Сергей Владимирович? Вы являетесь единственным наследником по завещанию вашей тётушки Соколовой Галины Владимировны. Прошу вас прибыть в контору для оформления документов.
— Какое наследство? — я растерялся. — Мы с ней двадцать лет не общались.
— Трёхкомнатная квартира в центре Москвы, — нотариус произнёс это так буднично, будто речь шла о трёх килограммах картошки. — Арбат, старый фонд. Плюс счёт в банке.
Я сел прямо на грядку с огурцами, раздавив парочку особо крупных.
На следующий день я уже ехал в Москву. Жена Оксана названивала каждые полчаса.
— Серёж, ты узнал, сколько квадратов? А район точно хороший? А соседи кто? Может, сразу продадим и возьмём две квартиры поменьше — Димке одну, нам другую побольше?
Димка — это наш сын, которому на следующей неделе стукнет тридцать пять. Живёт с нами, потому что "снимать дорого, а ипотеку брать страшно". При этом на новый айфон каждый год почему-то не страшно.
— Оксан, давай сначала разберёмся, — я смотрел в окно электрички на мелькающие дачные посёлки.
— Разбираться тут нечего! Квартира на Арбате — это миллионов тридцать минимум! Мы наконец-то заживём по-человечески!
Я послушал ещё минут пять о том, как мы заживём, и положил трубку на беззвучный режим.
Нотариус оказался мужчиной лет пятидесяти с философским взглядом человека, видевшего все круги семейного ада.
— Присаживайтесь, Сергей Владимирович. Сейчас всё расскажу.
Он достал толстую папку.
— Ваша тётушка скончалась три недели назад. Завещание она составила год назад, всё вам. Квартира — девяносто два квадратных метра, исторический центр. Счёт в банке — два миллиона рублей. Однако есть нюанс.
Я напрягся. В моей жизни нюансы никогда не предвещали ничего хорошего.
— Какой?
— В квартире прописан и проживает внук вашей покойной тётушки, Филипп. Ему двадцать восемь лет, он... как бы это помягче... человек с особенностями.
— В смысле?
— Аутизм. Работает программистом удалённо, вполне самостоятелен, но очень тяжело переносит перемены. После ухода бабушки у него случился срыв, сейчас принимает лекарства. Выселить его юридически возможно, но...
Нотариус посмотрел на меня так, будто проверял, остались ли во мне хоть какие-то признаки человечности.
— Я не законченный эгоист, — сказал я. — Просто растерянный наследник.
— Тогда советую сначала познакомиться с Филиппом. Вот адрес.
Квартира оказалась в старинном доме с ажурными балконами и скрипучими дубовыми лестницами. Я поднялся на четвёртый этаж и позвонил. Долго никто не открывал, потом щёлкнул замок, и в приоткрытой двери показалось худое лицо молодого парня в очках.
— Да?
— Здравствуй. Я Сергей, племянник Галины Владимировны. Можно войти?
Филипп молча отступил вглубь квартиры. Внутри пахло старыми книгами и кофе. Три комнаты были заставлены стеллажами, на которых громоздились тома энциклопедий, альбомы с репродукциями, папки с нотами.
— Бабушка коллекционировала книги, — пояснил Филипп монотонным голосом. — Здесь четыре тысячи семьсот восемьдесят два экземпляра. Я сосчитал.
— Впечатляет.
— Нотариус сказал, что квартира теперь ваша, — Филипп смотрел куда-то мимо меня. — Я понимаю, что должен съехать. Но мне нужно время. Я не могу быстро. У меня распорядок. Я не могу его нарушать, иначе всё идёт неправильно.
В его голосе не было ни просьбы, ни мольбы. Просто констатация факта, как будто он читал инструкцию к бытовому прибору.
— Послушай, Филипп, — я сел в старое кресло. — Никто тебя отсюда не выгоняет. Мне надо подумать.
Он кивнул и ушёл в свою комнату. Я остался один среди книжных стеллажей и призраков чужой жизни.
Телефон ожил — Оксана.
— Ну что? Видел квартиру? Я уже разговаривала с риелтором, он сказал, что за такую можно выручить миллионов сорок, если срочно не продавать!
— Оксан, тут живёт парень. Внук тёти Гали.
— И что? Пусть съезжает. Это же теперь наша квартира!
— Он инвалид.
— Серёж, ты что, совсем? При чём тут это? У него есть ноги? Пусть идёт и снимает где-нибудь на окраине. А мы тут заживём наконец-то нормально!
Я посмотрел на закрытую дверь комнаты Филиппа.
— Я перезвоню, — бросил я и отключился.
Вернулся я на дачу поздно вечером. Оксана встретила на пороге с видом генерала перед решающим сражением. За её спиной маячил Димка с бутылкой пива.
— Пап, мам говорит, там трёшка на Арбате! Ты представляешь, какие перспективы? Я смогу наконец свою квартиру получить, девушку нормальную найду, а не как сейчас — всё стесняюсь, что с родителями живу.
— Тридцать пять лет стеснялся — ещё год потерпи, — буркнул я, проходя на кухню.
— Это почему год? — Оксана пристроилась рядом. — Серёж, мы же договорились: продадим быстро и разделим деньги. Я уже прикинула: на двадцать пять миллионов можем взять Димке однушку в новостройке, а себе двушку побольше. Останется ещё и на ремонт.
— А как же парень, который там живёт?
— Какой парень? — Димка вклинился в разговор. — Пап, ты чего? Это ТВОЯ квартира по наследству. По закону.
— По закону — да. По совести — вопрос.
Оксана так посмотрела на меня, будто я предложил раздать все деньги бездомным.
— Серёжа, милый, ну ты же умный человек. Какая совесть? Тётку твою видел три раза за жизнь! Она сама от тебя бегала как от чумы! А теперь мы должны из-за какого-то левого парня упускать шанс?
— Он не левый. Он её внук. И он болен.
— Больных много, — отрезала жена. — На всех не напасёшься.
Я встал и вышел на веранду. За забором возился дядя Миша, явно подслушивая наш разговор.
— Серёга, ты это, не дури, — подал он голос. — Квартира в Москве — дело серьёзное. Тем более на Арбате.
— Спасибо, Михалыч, но я как-нибудь сам.
Следующую неделю я провёл в размышлениях. Оксана объявила мне бойкот и общалась исключительно через Димку, который периодически заходил в комнату с видом парламентёра.
— Пап, ну мам говорит, что ты неадекватный. Что нормальные люди так не поступают.
— Димка, тебе тридцать пять. Может, пора уже самому квартиру заработать?
Сын обиделся и ушёл дуться к себе. В доме повисла звенящая тишина, которая бывает, когда все друг на друга злы, но помолчать не могут.
В пятницу я снова поехал в Москву. Филипп открыл дверь быстрее, на этот раз даже посмотрел мне в глаза — на секунду, но всё же.
— Я принёс пирожки. Помнишь, бабушка пекла?
Он кивнул и впустил меня внутрь. Мы сидели на кухне, пили чай, и Филипп рассказывал — монотонно, без эмоций, но с такими подробностями, что у меня всё внутри сжалось.
Тётя Галя забрала его к себе, когда ему было пять. Родители — дочь тёти и её муж — погибли в автокатастрофе. Диагноз поставили позже, когда в детском саду начались проблемы. Тётя Галя не сдала его в интернат, как советовали врачи. Она учила его жить. Учила разговаривать с людьми, ходить в магазин, готовить еду. Нашла ему курсы программирования, где он оказался гением. Теперь он работает удалённо на западную компанию, зарабатывает прилично, но из квартиры выходит редко — только по чёткому маршруту в продуктовый и обратно.
— Бабушка говорила, что когда её не станет, я смогу сам, — Филипп вертел в руках кружку. — Но я не могу. Я пробовал снять квартиру в интернете, но там надо с людьми разговаривать, договариваться, а у меня не получается. Я сказал что-то не так, и хозяйка решила, что я странный. Отказала.
— Филя, а если я не буду тебя выселять?
Он поднял глаза — в них мелькнуло что-то похожее на надежду.
— Совсем?
— Совсем. Будешь жить, как жил. Работать, платить за коммуналку. А я иногда буду приезжать, проверять, всё ли в порядке.
— Но это ваша квартира. Зачем вам это?
Я пожал плечами.
— Даже не знаю.
Когда я вернулся на дачу, семейный совет был в полном сборе. Оксана, Димка, и даже тёща — мать Оксаны, бабушка Нина, которая приехала специально из своей квартиры "поговорить с зятем".
— Серёжа, — начала она тоном, каким обычно объясняют что-то особо непонятливому ребёнку. — Ты же понимаешь, что поступаешь неправильно? Мы семья. А семья должна держаться вместе. Эти деньги могли бы решить все наши проблемы.
— Какие именно проблемы, Нина Павловна?
— Ну как какие! Димочке квартира нужна, нам ремонт, я себе новый холодильник хотела — старый совсем износился.
Я посмотрел на неё, потом на жену, потом на сына. Димка отвёл взгляд.
— Значит, так, — я встал. — Квартиру я не продам. Парень там останется жить. Два миллиона с банковского счёта отдам вам — на Димкину квартиру, на ваш ремонт, на что хотите. Но трогать Филиппа я не дам.
— Два миллиона? — взвизгнула Оксана. — Серёжа, ты совсем обалдел? На два миллиона в Москве сарай не купишь!
— Тогда снимите что-нибудь. Или пусть Димка сам заработает. Ему уже, между прочим, тридцать пять.
— Пап, ну ты чего? — Димка наконец заговорил. — Я же твой сын! А этот парень — вообще непонятно кто!
— Он человек, у которого никого не было, кроме одной старой женщины. И я не собираюсь предавать его.
Оксана встала и направилась к выходу, за ней потянулись свекровь и Димка.
— Хорошо, — бросила жена с порога. — Живи со своим любимым Филиппом. Только без меня.
Дверь хлопнула. Я остался один на веранде под жужжание комаров и треск кузнечиков.
Дядя Миша просунул голову из-за забора.
— Серёг, ты это... того... правильно решил.
— Спасибо, Михалыч.
— А чего благодарить? Правда она и в Африке правда. У меня вот брат был — тоже за наследство цеплялся, племянника родного на улицу выставил. Теперь один сидит в своей трёхкомнатной, звонит иногда, жалуется: одиноко, мол. А кто виноват?
Я усмехнулся.
— Ты прав, Михалыч.
Через месяц Оксана вернулась. Не насовсем — пришла забрать вещи. Димку уже забрала бабушка к себе, он теперь "искал работу получше, чтобы накопить на квартиру". На самом деле играл в компьютерные игры и жаловался бабушке на жестокого отца.
— Знаешь, Серёж, — сказала Оксана, упаковывая в коробку свои многочисленные кремы. — Я всегда знала, что ты странный. Но чтобы настолько...
— Оксан, тебе нужны были деньги или я?
Она замолчала, уставившись на тюбик с антивозрастным средством.
— Деньги бы помогли, — наконец выдавила она. — Я устала, понимаешь? Устала от этой дачи, от вечной экономии, от того, что мы никогда никуда не ездим, ничего себе не позволяем.
— А разве я запрещал?
— Нет, но... — она махнула рукой. — Неважно уже. Ты сделал свой выбор. Я делаю свой.
Когда она уехала, я вышел в сад. Яблони стояли, усыпанные плодами, малина наливалась соком, огурцы завивались по шпалерам. Я вдруг понял, что впервые за много лет чувствую что-то похожее на покой.
Филиппу я позвонил вечером.
— Как дела?
— Нормально. Работаю. Сегодня сходил в новый магазин — вы говорили, там овощи свежее. Правда, продавщица странно посмотрела, когда я спросил, есть ли у них морковь ровно триста граммов, но она нашла.
Я рассмеялся.
— Филя, а давай в выходные приедешь ко мне на дачу? Покажу, как яблони прививать. Тётя Галя любила это дело.
— Правда? Она никогда не рассказывала. А как туда добираться? Мне нужна подробная инструкция, с номерами транспорта и временем в пути.
— Напишу всё. И встречу на станции.
— Хорошо. Приеду.
Филипп появился в субботу утром, с огромным рюкзаком, в котором оказались три смены одежды, аптечка, ноутбук и термос с чаем.
— Бабушка говорила, что в дорогу надо брать с собой всё необходимое, — пояснил он.
Мы провели выходные в саду. Я показывал ему, как прививать яблони, как обрезать малину, как правильно подвязывать помидоры. Филипп слушал внимательно, всё записывал в блокнот и задавал очень конкретные вопросы: "А под каким углом делать срез? А на какой высоте подвязывать? А сколько минут держать прививку?".
Дядя Миша заглянул через забор.
— Это кто, Серёга? Помощник?
— Филипп из Москвы.
— А, понятно, — дядя Миша одобрительно кивнул. — Хорошее дело — молодёжь к земле приучать. А то всё в телефонах сидят.
Вечером мы сидели на веранде, пили чай с малиновым вареньем. Филипп вдруг спросил:
— Сергей, а почему вы не продали квартиру? Вам же предлагали много денег.
— Потому что деньги заканчиваются, а совесть остаётся, — я пожал плечами. — Глупо звучит, да?
— Нет. Логично. Бабушка говорила, что самое дорогое — это когда кто-то просто есть. Рядом. И не предаёт.
Мы помолчали. Комары звенели, лягушки квакали в соседском пруду, где-то вдалеке лаяла собака.
— Знаешь, Филя, — сказал я, глядя на звёзды. — У меня есть предложение. Давай ты будешь приезжать сюда каждые выходные? Поможешь мне с садом. Я научу тебя всему, что умею. А ты меня научишь своим компьютерным штукам — может, и мне в старости пригодится.
Филипп задумался — он всегда долго обдумывал предложения.
— Каждые выходные — это значит стабильный график. Это хорошо. Я люблю стабильность. Договорились.
Мы пожали друг другу руки, и я вдруг подумал, что вот так иногда находишь семью там, где совсем не ждал. Не по крови, не по документам, а просто потому что встретились два одиноких человека и решили не быть одинокими вместе.
Димка позвонил через неделю.
— Пап, мам сказала, что вы с какой-то женщиной встречаетесь. Это правда?
— Нет, Дим, я на даче с Филиппом сад привожу в порядок.
— А кто такой Филипп?
— Хороший парень. Приезжай как-нибудь, познакомлю.
— Пап, я не понимаю, что с тобой произошло, — голос сына был растерянным. — Ты какой-то... другой стал.
— Может, я просто стал собой, Дим. А не тем, кем вы все хотели меня видеть.
— Это как?
— Приезжай, покажу. И привози свою девушку, если найдёшь наконец. Места хватит всем.
Димка приехал. Один, без девушки — "не получилось как-то". Он ходил по саду, смотрел на грядки, на новую беседку, которую мы с Филиппом построили за три выходных.
— Класс, пап. Не знал, что ты так можешь.
— Я и сам не знал, — признался я. — Пока не попробовал.
Филипп как раз возился с компьютером на веранде.
— Филя, это мой сын Димка.
Филипп кивнул, не поднимая глаз от экрана.
— Здравствуйте. Сергей говорил про вас. Вы работаете в офисе и живёте с бабушкой.
Димка покраснел.
— Временно живу. Пока квартиру не найду.
— Понятно. У меня тоже была такая проблема. Но Сергей помог.
Вечером мы сидели втроём на веранде. Димка молчал, что-то обдумывая.
— Пап, а можно я тоже буду иногда приезжать? Просто так, помочь с чем-нибудь.
— Конечно, Дим. Всегда рад.
— А мама... маму ты простишь?
— Я на неё и не злился. Просто мы хотели разного. Она — денег и комфорта. Я — покоя и честности. Ни то, ни другое не плохо и не хорошо. Просто разное.
Димка задумчиво кивнул.
— Знаешь, пап, может, ты и прав. Может, мне тоже пора что-то своё найти. Не квартиру за чужие деньги, а... что-то настоящее.
— Вот и найди, — я похлопал его по плечу. — А пока помоги-ка нам теплицу поставить. Филипп уже всё просчитал, где она должна стоять по градусам и сторонам света.
Мы втроём ставили теплицу, и я думал о том, что жизнь странная штука. Ты думаешь, что знаешь, чего хочешь, а потом оказывается, что хотел совсем другого. Не миллионов, не квартир, не одобрения родни, а просто — тишины. И покоя. И права быть честным.