Свекровь положила передо мной листок, исписанный её аккуратным учительским почерком. Столбик цифр, даты, суммы. Внизу — жирная черта и итог: два миллиона триста тысяч рублей.
— Вот, — сказала она спокойно. — Это то, что вы мне должны. Раз уж Витя уехал — будешь отдавать ты.
***
Витя уехал три недели назад. Собрал чемодан, пока я была на работе, оставил записку на холодильнике: «Прости. Так будет лучше. Не ищи». И всё. Восемь лет брака — одна записка на магните с котиком.
Первые дни я была в шоке. Звонила ему — телефон выключен. Писала — сообщения не доходили. Спрашивала общих знакомых — никто ничего не знал. Или делали вид, что не знали.
На пятый день позвонила свекровь.
— Зоя, ты в курсе, что Витя в Краснодаре?
— Что?
— В Краснодаре. У какой-то женщины. Мне соседка написала, её дочь там живёт, видела его в торговом центре. С блондинкой.
Я села на пол прямо в прихожей. Ноги не держали.
— Как... в Краснодаре?
— А вот так. Сбежал, значит. От жены, от матери, от всех. Весь в отца — тот тоже в своё время... Ну, неважно. Ты давай приезжай ко мне. Поговорить надо.
Я подумала тогда — поддержать хочет. Всё-таки свекровь, почти родной человек. Тоже ведь переживает, сын бросил.
Наивная.
***
Меня зовут Зоя, и в свои тридцать один я работаю продавцом-консультантом в магазине бытовой техники. Детей нет, не получилось. Квартира съёмная, машины нет. Всё, что было «наше» с Витей — оказалось его или вообще ничьим.
Со свекровью Ларисой Дмитриевной отношения были... ровные. Не тёплые, не холодные — никакие. Она работала учительницей математики, вышла на пенсию два года назад. Жила одна после развода, характер имела жёсткий, деньги считала до копейки. Витю любила, но странной любовью — требовательной, удушающей. Он от неё и сбегал всю жизнь, сначала в армию, потом в наш брак, теперь вот — в Краснодар.
— Садись, — Лариса Дмитриевна указала на стул, когда я приехала. — Чай будешь?
— Буду, — кивнула я.
Она налила, поставила передо мной чашку. Сама села напротив, сложила руки на столе.
— Значит, так, Зоя. Витя сбежал — это факт. Искать его бесполезно, я его знаю. Если решил — не вернётся. Но есть проблема.
— Какая?
— Денежная. За восемь лет вашего брака я дала Вите в долг два миллиона триста тысяч рублей. На свадьбу, на ремонт, на его бизнес дурацкий, на машину, которую он разбил через полгода. Вот, я всё записывала.
Она положила передо мной тот самый листок.
Я смотрела на цифры и не понимала.
— Лариса Дмитриевна, это... это же Витины долги. Не мои.
— Ваши общие. Вы же в браке были. Значит, всё пополам.
— Но я не брала этих денег...
— А жила на них? Свадьбу справляла? В отремонтированной квартире жила? На машине ездила?
Я открыла рот — и закрыла. Потому что формально она была права. Свадьба была, ремонт был, машина была. Только вот...
— Лариса Дмитриевна, свадьбу Витя хотел. Я предлагала расписаться тихо, без застолья. Он сказал — мама обидится, надо по-человечески.
— Ну и что? Ты же не отказалась.
— Ремонт — тоже его идея была. Я говорила — давай сами потихоньку, он сказал — у мамы займём, потом отдадим.
— Потом так и не отдали.
— А бизнес его — я вообще была против! Говорила — не лезь в это, прогоришь! Он не слушал!
— Но деньги-то я дала, — свекровь смотрела на меня спокойно, как на ученицу, которая не выучила урок. — И теперь хочу получить обратно. Витя сбежал — значит, ты будешь отдавать.
— Два миллиона?! Откуда?!
— Это твои проблемы. Можешь частями. Тысяч по двадцать в месяц. За десять лет расплатишься.
Я смотрела на неё и не верила своим ушам. Десять лет. По двадцать тысяч. С моей зарплаты, из которой пятнадцать уходит на съёмную квартиру.
— Лариса Дмитриевна, — сказала медленно, — я не буду платить за Витины ошибки. Это его долги. Пусть он и отдаёт.
— Он в Краснодаре с блондинкой. Думаешь, будет отдавать?
— Это ваши с ним дела. Я тут ни при чём.
Свекровь откинулась на спинку стула. Улыбнулась — нехорошо, холодно.
— Зоя, ты не понимаешь. У меня есть расписки. На каждую сумму Витя расписку писал. И там написано: «Мы, Виктор и Зоя Кравченко, обязуемся вернуть...» Понимаешь? Мы. Не он один — вы оба.
Внутри у меня всё оборвалось.
— Какие расписки? Я ничего не подписывала...
— А тебе и не надо было. Витя за вас обоих расписывался. Как глава семьи.
— Это... это подделка!
— Это его подпись. И ваша общая фамилия. В суде разберутся.
***
Домой я ехала как в тумане. Голова гудела, руки тряслись. Два миллиона. Расписки. Суд.
Позвонила подруге Лене — единственному человеку, которому могла доверять.
— Лен, мне конец.
— Что случилось?
Я рассказала. Всё, от начала до конца. Лена слушала молча, только иногда присвистывала.
— Зой, — сказала она, когда я закончила, — это развод на деньги. Чистой воды.
— В смысле?
— В прямом. Витька сбежал, а мамаша решила на тебе отыграться. Расписки эти — фуфло скорее всего. Ты же не подписывала ничего?
— Нет. Никогда.
— Значит, это его личные долги. Не совместные. Она тебя на понт берёт.
— Но она сказала — в суд подаст...
— Пусть подаёт. Без твоей подписи — ничего не докажет. Это не совместный кредит, не ипотека. Это её сыночек у неё занимал. Сыночек и должен отдавать.
— А если он не вернётся?
— Тогда это её проблемы. Надо было воспитывать нормально.
Я немного выдохнула. Но тревога не отпускала.
— Лен, а если она правда подаст в суд? У меня на адвоката денег нет...
— Есть бесплатные юридические консультации. Сходи, узнай. Но я тебе говорю — она блефует. Пугает, чтобы ты сама заплатила. Не ведись.
***
К юристу я попала через неделю. Бесплатная консультация в районной администрации — пятнадцать минут, очередь на два часа, зато бесплатно.
Женщина-юрист выслушала меня, посмотрела фотографии расписок, которые свекровь прислала мне в подтверждение своих слов.
— Значит, так, — сказала она. — Расписки написаны вашим мужем. Не вами. Ваша подпись нигде не стоит.
— Да, но там написано «мы, Виктор и Зоя»...
— Написать можно что угодно. Юридическую силу имеет подпись. Если вы не подписывали — это не ваше обязательство. Это личный долг вашего мужа перед его матерью.
— То есть я ничего не должна?
— По этим распискам — нет. Другой вопрос, если бы это был официальный кредит, взятый в браке на общие нужды. Тогда долг делился бы пополам. Но здесь — частный займ между сыном и матерью. Вы к нему отношения не имеете.
Я почувствовала, как с плеч падает огромный камень.
— А если она подаст в суд?
— Пусть подаёт. Суд откажет. Нет оснований взыскивать с вас чужой долг.
— А она может как-то... ну, надавить? Заставить?
Юрист покачала головой.
— Морально — может. Юридически — нет. Главное — не подписывайте ничего. Никаких бумаг, соглашений, признаний долга. Ничего. Если будет давить — посылайте к вашему мужу. Это его мать, его долг, его ответственность.
***
Вечером позвонила Лариса Дмитриевна. Голос был ледяной.
— Зоя, ты подумала?
— Подумала, — ответила я спокойно. — И была у юриста.
Пауза.
— У какого юриста?
— У обычного. Который объяснил мне, что я вам ничего не должна. Расписки — между вами и Витей. Я их не подписывала.
— Но вы в браке...
— Это частный займ, не кредит. Витин долг — не мой. Хотите получить деньги — ищите Витю.
— Ты понимаешь, что я могу подать в суд?
— Подавайте. Суд откажет. Юрист сказал.
Молчание. Долгое, тяжёлое. Я слышала, как свекровь дышит в трубку — часто, зло.
— Ты думаешь, ты умная, да? — прошипела она наконец. — Думаешь, отвертелась? А я тебе скажу, Зоя: ты испортила моему сыну жизнь. Из-за тебя он сбежал. Из-за тебя у него ничего не получилось. Ты — неудачница, которая тянула его на дно.
Слова били наотмашь. Я знала, что это неправда, но всё равно было больно.
— Лариса Дмитриевна, — сказала, стараясь, чтобы голос не дрожал, — ваш сын сам принимал решения. Сам брал деньги, сам открывал бизнес, сам разбивал машину. И сбежал тоже сам. К другой женщине. Я тут ни при чём.
— Ты его не удержала! Жена должна уметь удержать мужа!
— Жена — не тюремщик. Если человек хочет уйти — он уйдёт. И никакие деньги, никакие долги его не остановят.
— Ты ещё пожалеешь, Зоя. Я тебе обещаю.
— До свидания, Лариса Дмитриевна.
Я положила трубку. Руки дрожали, но внутри было странное чувство — лёгкость. Как будто я впервые за восемь лет сказала правду вслух.
***
Следующие две недели свекровь звонила каждый день. Сначала угрожала, потом уговаривала, потом снова угрожала. Я перестала брать трубку — просто скидывала вызов и всё.
Потом она начала писать. СМС, сообщения в мессенджерах. «Ты меня в могилу сведёшь». «Я всем расскажу, какая ты». «Ты останешься одна, никому не нужная».
Я показала сообщения Лене.
— Зой, это травля, — сказала она. — Чистой воды. Заблокируй её везде.
— А если она правда в суд подаст?
— Тогда узнаешь официально. Повестку пришлют. А пока — блокируй и живи спокойно.
Я заблокировала. И знаете что? Стало легче. Намного легче.
Но совсем свекровь не угомонилась. Через неделю мне позвонила мама — моя мама, которая жила в другом городе и с Ларисой Дмитриевной виделась раза два за всё время.
— Зоя, что происходит? Мне твоя свекровь звонила, такого наговорила...
— Мам, не слушай её. Она меня шантажирует.
— Чем?
Я рассказала. Про Витю, про Краснодар, про расписки, про два миллиона.
— Так, — сказала мама после паузы. — И ты ей отказала?
— Да. Это не мой долг.
— Правильно сделала, — голос мамы потеплел. — Я горжусь тобой, дочка. Ты всегда была слишком мягкой. Боялась обидеть, боялась отказать. А тут — молодец. Не дала себя раздавить.
Я почувствовала, как в глазах защипало.
— Мам, мне страшно. Я одна теперь. Без мужа, без денег, в съёмной квартире...
— И что? Ты живая, здоровая, работаешь. Тридцать один год — не конец жизни. Это начало. Новое начало.
— Ты правда так думаешь?
— Я так знаю. Приезжай ко мне на выходные. Отдохнёшь, поговорим нормально. А эту мегеру забудь. Она тебе никто теперь.
***
В суд Лариса Дмитриевна так и не подала. То ли юристы ей объяснили, что шансов нет, то ли просто выдохлась. Звонить перестала, писать тоже.
А через месяц объявился Витя.
Не вернулся — просто позвонил. Номер был незнакомый, краснодарский.
— Зой, привет. Это я.
Я молчала. Не знала, что сказать.
— Зой, ты слышишь?
— Слышу.
— Я хотел... ну, объяснить. Извиниться.
— Поздновато, не находишь?
— Знаю. Но я должен был. Ты хорошая, Зой. Это не из-за тебя. Это из-за меня. Я просто... устал. От всего. От мамы, от долгов, от жизни этой. Хотел начать сначала.
— С блондинкой.
— Её зовут Света. Мы в интернете познакомились. Она... ну, она другая. С ней легко.
— А со мной было тяжело?
Пауза.
— Со мной было тяжело, Зой. Самому с собой. Ты ни при чём.
Странно, но злости не было. Была только усталость. И какое-то... облегчение, что ли.
— Витя, твоя мама требует с меня два миллиона. За все твои долги.
— Что?! Серьёзно?
— Серьёзно. Расписками трясёт, судом грозит.
— Но это же... это мои долги. Не твои.
— Вот и я так сказала. Она не согласна.
Он помолчал.
— Зой, я поговорю с ней. Это неправильно. Ты не должна...
— Я уже сама разобралась. Юристу показала, заблокировала её везде. Но если хочешь помочь — позвони ей, объясни. Может, тебя послушает.
— Хорошо. Я позвоню.
— И ещё, Витя. Давай разведёмся. Официально. Чтобы всё по-честному.
— Да, конечно. Я... я пришлю согласие. На развод.
— Спасибо.
— Зой...
— Что?
— Прости. Правда.
— Принято, — сказала я. — Будь счастлив, Витя. Со своей Светой.
И положила трубку.
***
Развод оформили через три месяца. Витя прислал нотариальное согласие, я подала заявление, всё прошло тихо и быстро. Делить было особо нечего — квартира съёмная, машину он давно разбил, совместных накоплений не существовало.
Лариса Дмитриевна на развод не приехала. Но через неделю после того, как всё было готово, она мне написала. Одно сообщение с незнакомого номера.
«Зоя, Витя мне всё объяснил. Я была неправа. Прости, если сможешь».
Я долго смотрела на экран. Не знала, что ответить.
В итоге написала: «Принято».
Не «ничего страшного». Не «я вас понимаю». Просто — принято. Потому что понимать и прощать — разные вещи. И простить я пока не готова. Может, потом. Может, никогда.
***
Прошло полгода. Я всё так же работаю в магазине, всё так же снимаю квартиру — правда, другую, поменьше и подешевле. Откладываю понемногу, мечтаю о своей однушке где-нибудь на окраине. Может, через несколько лет накоплю на первый взнос.
Витя иногда пишет — поздравляет с праздниками, спрашивает, как дела. Я отвечаю коротко, вежливо. Мы не друзья, но и не враги. Просто два человека, которые когда-то были вместе, а теперь — нет.
Лариса Дмитриевна больше не появлялась. Витя сказал, что она ездила к нему в Краснодар, познакомилась со Светой, вроде даже подружились. Ну и хорошо. Пусть будут счастливы все вместе.
Недавно я встретила бывшую коллегу, с которой работала ещё до брака. Она посмотрела на меня и сказала:
— Зойка, ты изменилась.
— В смысле?
— Ну, раньше ты была такая... забитая, что ли. Всё время извинялась, всё время боялась кого-то обидеть. А сейчас — другая. Уверенная какая-то.
Я подумала и поняла, что она права. Изменилась. Не сразу, не вдруг — постепенно, день за днём. Когда осталась одна. Когда пришлось отстаивать себя. Когда поняла, что никто, кроме меня, это не сделает.
Вечером позвонила Лена.
— Зой, как ты?
— Нормально. Даже хорошо.
— Правда?
— Правда. Знаешь, я думала, что без Вити умру. Что не справлюсь одна. Что буду никому не нужная неудачница, как свекровь говорила.
— И?
— И ничего. Жива. Справляюсь. И даже счастлива иногда. По-своему, по-маленькому. Но счастлива.
— Я рада, подруга. Ты заслужила.
— Спасибо, Лен. За всё. Без тебя я бы точно сломалась.
— Не сломалась бы. Ты сильнее, чем думаешь. Просто раньше не знала об этом.
Я положила трубку и улыбнулась. Может, она права. Может, всё это — потеря мужа, шантаж свекрови, одиночество — было нужно, чтобы я наконец узнала себя. Настоящую. Не ту, которая восемь лет подстраивалась под других, а ту, которая может сказать «нет» и не сгореть от стыда.
Оказывается, не сгораешь. Оказывается, наоборот — начинаешь дышать.
Кто бы мог подумать.
А вы смогли бы отказаться платить по чужим счетам, даже когда вас убеждают, что это ваш долг?