Галина шла по мокрому тротуару под ярко-красным зонтом и улыбалась. Впервые за двадцать шесть лет она шла на маникюр. Не потому что появились деньги — их было столько же, сколько и раньше. Просто теперь она сама решала, на что их тратить.
А три часа назад всё началось с обычного чаепития у подруги.
— Галка, ты чего такая нарядная? — Людмила открыла дверь и замерла. — Это новое пальто? И сапоги? Ты что, в лотерею выиграла?
— Лучше, Люда. Намного лучше, — Галина прошла в квартиру. — Ставь чайник, такое расскажу — не поверишь.
На кухне уже сидела Валентина. Все трое дружили со школы, вместе работали на швейной фабрике, теперь все на пенсии. Раз в месяц обязательно собирались у кого-нибудь.
— Ой, Галочка! — всплеснула руками Валентина. — Похудела, помолодела, стрижка новая! Другой человек!
— Двадцать шесть лет с Витькой прожила и ни разу в нормальную парикмахерскую не ходила, — Галина присела за стол. — Всё сама чёлку подравнивала. А тут пошла в салон, мастер говорит: у вас прекрасные волосы, давайте форму сделаем. Я чуть не расплакалась прямо в кресле.
— Так вы что, разошлись? — Людмила едва не выронила чайник.
— Полгода как развелись. Официально, через суд.
Подруги переглянулись. Двадцать шесть лет — не шутка. Двое взрослых детей, внук. Трёхкомнатная квартира, дача. Казалось, образцовая пара.
— Не смотрите так, будто я преступление совершила, — махнула рукой Галина. — Наливайте чай и слушайте.
Людмила разлила чай, Валентина достала домашний пирог с яблоками. Галина откусила кусочек и зажмурилась.
— Какая вкуснота. Я себе такого двадцать шесть лет позволить не могла.
— Почему? Яблоки же копейки стоят.
— Яблоки — да. А масло хорошее, мука, сахар — это Витька считал лишней тратой. Вы же помните, какой он был... бережливый.
Подруги помнили. Виктор работал инженером, зарплата приличная, но в семье всегда была строжайшая экономия. Витька объяснял: откладываем на чёрный день.
— Помните, он мне на пятидесятилетие сковородку подарил? — продолжала Галина. — Самую дешёвую, с рынка. Сказал: практичный подарок. Обиделся потом, что я не обрадовалась.
— Помним. Ты плакала тогда.
— Это ещё цветочки. Ягодки начались, когда спина заболела. Врач сказал — нужен массаж, двенадцать сеансов по тысяче двести. Я Витьке говорю: давай возьмём из заначки, мне правда плохо. А он: зачем деньги тратить, я тебе сам помассирую.
— И что, помассировал?
— Один раз. Пять минут помял и сказал, что руки устали, — Галина усмехнулась. — Я три месяца мучилась, пока само не прошло. Пила таблетки, которые копейки стоят.
— Так вы же вроде неплохо жили? Витька прилично получал.
— В том-то и дело. — Галина отпила чай. — У него зарплата была семьдесят пять тысяч. Я на пенсии — восемнадцать. Почти сто на двоих. Квартира своя. Куда деньги девались — я не понимала.
— А он что говорил?
— Что откладываем. На старость, на лечение, мало ли что. Я верила. Думала: какой муж хозяйственный. А сама колбасу по акции покупала и радовалась, если на тридцать рублей сэкономила.
Галина замолчала. За окном шёл дождь, капли ползли по стеклу.
— Полтора года назад я случайно нашла у него в кармане чек, — продолжила она тихо. — Из автосалона. Семьсот восемьдесят тысяч. Первый взнос за машину.
— Какую машину? У вас же старая девятка была.
— Была. А Витька себе новый кроссовер оформил. Тайком. Сказал потом — хотел сюрприз сделать.
— За полтора миллиона сюрприз? А кредит на что платил?
— На наши деньги, — голос Галины дрогнул. — Те самые, что мы на старость откладывали. Оказалось — никакой заначки нет. Ничего нет. Есть машина и кредит на два года.
Повисла тишина. Галина достала платок, промокнула глаза.
— Я тогда с ним поговорила. Спрашиваю: Витя, как так? Я себе сапоги четвёртый год купить не могу, в дырявых хожу. А ты машину взял за полтора миллиона? Знаете, что он ответил?
Подруги молчали.
— «Ты не понимаешь. Мужчине нужна нормальная машина. Это статус. А сапоги — женская блажь».
— Ну знаешь! — не выдержала Валентина.
— Подожди, не всё. Я стала разбираться, куда деньги уходят. Выписки посмотрела, историю покупок. И выяснила.
Подруги подались вперёд.
— Рыбалка. Охота. Снасти специальные. Ружьё за сто двадцать тысяч. Поездки с мужиками на базы — по пятнадцать-двадцать за выходные. Это при том, что я дома считала, сколько пачек макарон до зарплаты осталось.
— Галка, ты могла раньше посмотреть...
— Могла. Не смотрела. Доверяла. Витька говорил: зачем тебе в финансы лезть, я контролирую. Вот и контролировал. Себе — ружья и рыбалки. Мне — дырявые сапоги.
Она допила остывший чай.
— Самое обидное знаете что? Когда я ему всё высказала, он ответил: радуйся, что муж есть. Останешься одна в пятьдесят два — кому нужна будешь?
— И что ты сказала?
— Ничего. Ушла в комнату. Легла и всю ночь не спала. Вспоминала. Как на всём экономила, чтобы детей поднять. Как на двух работах пахала, пока он карьеру строил. Как от всего отказывалась.
Галина помолчала.
— А утром встала и подала на развод.
— Вот так?
— А чего тянуть? Дети взрослые, своими семьями живут. Внуку четыре года, он и не заметит. Ещё двадцать лет терпеть — ради чего? Чтобы Витька на пенсии катер купил, а я в том же халате ходила?
— Как он отреагировал?
— Сначала не поверил. Потом разозлился. Потом уговаривать стал — погорячился, прости. Я говорю: Вить, двадцать шесть лет было по-одному. С чего по-другому станет?
— И что он?
— Детям жаловаться начал. Серёжа позвонил: мам, что происходит? Я всё рассказала. Про машину, про ружья. Знаете, что сын сказал? «Мама, я знал, что отец прижимистый, но не настолько». Оказалось, Витька и детям никогда не помогал. Когда Серёжа на свадьбу копил, отец пять тысяч подарил. Сказал: молодые, сами справитесь.
— А на машину в это время откладывал...
— Да. Светка тоже меня поддержала. Говорит: мам, я думала, вы бедно живёте, потому что зарплата маленькая. А он просто всё на себя тратил.
— С квартирой как? — спросила Людмила.
— Продали, деньги поделили. Витька хотел мне однушку на окраине оставить, себе остальное. Но я адвоката наняла. Хорошего, за шестьдесят тысяч. Зато теперь у меня двушка в центре. А он в однушке на выселках.
— Молодец!
— Самое смешное — машину у него забрали. После развода кредит не потянул. Остался без жены и без машины.
— Заслужил, — сказала Валентина.
— Я не злорадствую, — покачала головой Галина. — Просто... Живу теперь одна. Пенсия, плюс с внуками помогаю — дети платят немного. Денег не больше, чем раньше. Но я себе и сапоги купила, и пальто, и в парикмахерскую хожу. Потому что сама решаю.
— Спина как?
— Прошла. Массаж сделала наконец. И знаете, девочки... Впервые за двадцать шесть лет ничего не болит. Ни спина, ни голова, ни сердце.
Подруги снова налили чай. Дождь за окном усилился, но на кухне было тепло.
— Галка, не страшно было? — тихо спросила Валентина. — Всё-таки столько лет. Привычка.
— Страшно, — честно ответила Галина. — Первый месяц не спала. Думала: правильно ли? Может, потерпеть надо было? А потом проснулась утром, сварила кофе. Не растворимый за тридцать рублей — нормальный, молотый. Села у окна, пью и понимаю: я счастлива. Просто счастлива, что не нужно отчитываться за каждую копейку.
— Витька звонит?
— Звонил. Уговаривал вернуться. Говорил — погорячились оба. Я сказала: Вить, я двадцать шесть лет «забывала». Хватит. Теперь буду помнить.
— И что он?
— Обиделся. Сказал, что я ему жизнь испортила. Ради семьи старался, а я неблагодарная.
— Ради семьи? Ружьё за сто двадцать тысяч — это ради семьи?
— Ему виднее. Пусть думает что хочет. А я буду жить как хочу. Впервые в жизни.
Она посмотрела на часы.
— Девочки, бежать надо. На маникюр записалась. Первый раз в жизни, представляете?
— Галка, — уже в дверях спросила Людмила, — не жалеешь?
Галина обернулась. Лицо спокойное. Даже счастливое.
— Жалею. Что не сделала этого раньше. Лет в тридцать, когда молодая была и могла заново начать. А сейчас... Радуюсь тому, что есть. Квартира своя, дети здоровые, внук растёт. И я наконец живу для себя.
Дверь закрылась. Людмила с Валентиной переглянулись.
— Слушай, — задумчиво сказала Валентина, — а мой-то тоже на гараж постоянно просит...
— И мой. На запчасти какие-то вечно.
Обе замолчали, глядя в окно. Галина шла по мокрому тротуару, держа красный зонт. И даже сквозь дождь было видно, как легко она идёт. Как будто сбросила с плеч что-то тяжёлое. Что носила двадцать шесть лет.
— Пирога ещё хочешь? — спросила Людмила.
— Давай, — ответила Валентина. — И чаю. Покрепче.
За окном Галина свернула за угол и исчезла. А две подруги ещё долго сидели молча, каждая думая о своём.