Как же странно...художник, которого великий Репин поначалу принял за испанца за невероятную дерзость мазка и буйство красок, встречал закат жизни в Париже, городе своей юности и мечты, не имея средств даже на приличные холсты.
Он писал на обычных картонках. А продавал их через посредников на той самой набережной Сены, где когда-то гулял молодым восторженным путешественником, и обучался у французских мастеров...
Константин Коровин. Первый русский импрессионист. Академик живописи. Кавалер ордена Почетного легиона Франции. Главный декоратор императорских театров.
И...нищий эмигрант, нашедший последний приют на чужбине.
«Он огромного роста, а лицо его как у бога...»
Так вспоминал Коровин своего первого наставника Алексея Саврасова, автора знаменитых «Грачей».
В Московское училище живописи тринадцатилетний Костя поступил сначала на архитектурное отделение. Семья к тому времени разорилась.
Дед, купец первой гильдии, сделал состояние на ямском извозе, но развитие железных дорог обрушило семейный бизнес. Отец, не выдержав удара судьбы, трагически ушел из жизни. Вскоре не стало и матери.
Мальчику было всего пятнадцать, когда ему пришлось зарабатывать на хлеб уроками рисования. Архитектура казалась надежным ремеслом, но душа тянулась к цвету. Через год он перевелся в класс живописи к Саврасову.
«Ступайте писать, пишите этюды, изучайте, чувствуйте...» - учил наставник.
И Коровин чувствовал. Да так ярко, что консервативные преподаватели терялись в догадках, как реагировать на такой талант.
В 1887 году двадцатипятилетний художник представил «Портрет хористки».
Девушка в голубой шляпке, залитая солнцем листва... Казалось бы, ничего провокационного. Но увидев работу, Репин изумился:
- Испанец! Это видно сразу. Смело, сочно пишет.
Меценат Савва Мамонтов, демонстрировавший портрет, рассмеялся:
- Какой там испанец! Это наш, москвич Коровин.
Работу сняли с выставки. Слишком дерзко, слишком непривычно для русского глаза того времени. Василий Поленов, сменивший в училище тяжело больного Саврасова, попросил убрать «этот этюд», чтобы не раздражать комиссию.
А Коровин тогда еще даже не знал термина «импрессионизм». Это открытие ждало его в Париже четыре года спустя.
Париж и любовь к хористке
В Париж его отправил Мамонтов, промышленник, превративший свое имение Абрамцево в центр русской культуры.
Репин, Серов, Врубель, Васнецов... и молодой Коровин, которого Поленов ввел в этот круг избранных.
«Столица Франции ошеломила меня. Когда я впервые оказался там в двадцать шесть лет, - вспоминал позже мастер, - именно у местных импрессионистов я увидел ту самую свободу, за которую меня нещадно критиковали на родине».
Однако перед огнями Парижа была суровая красота Арктики.
Савва Мамонтов организовал для Коровина и Серова творческую экспедицию по маршруту Мурманск - Архангельск - Скандинавия. Из этой поездки Константин привез полотно «Гаммерфест. Северное сияние». Искусствовед Александр Бенуа высоко оценил работу, отметив, что эта «грандиозная поэма Севера» заслуживает места в классике русской живописи куда больше, чем многие салонные картины того времени.
После этих работ критики поумерили пыл насчет «коровинского легкомыслия».
А вот в личной жизни все складывалось непросто.
Еще в юности Константин встретил Анну Фидлер- хористку из мамонтовской оперы. Она стала его музой и спутницей на всю жизнь. Их союз долго оставался неофициальным.
Пара пережила потерю первенца в младенчестве, когда семья отчаянно нуждалась и не могла позволить себе даже необходимого лечения. Эту боль художник носил в себе до конца дней. Венчание с Анной состоялось лишь в 1897 году, уже после появления на свет второго сына, Алексея.
Тогда же судьба улыбнулась художнику. Он приобрел у своего покровителя Мамонтова участок земли во Владимирской губернии.
Урочище Ратухино на берегу Нерли в пятьдесят десятин земли обошлось ему в две тысячи рублей. Деревня Охотино станет для него тем потерянным раем, о котором он будет тосковать все годы эмиграции.
У него гостил Шаляпин, там писались ноктюрны при свечах, там Коровин рыбачил и готовил снасти с такой тщательностью, будто совершал священный ритуал.
На вершине славы
Двадцатый век начался для Коровина триумфально.
Всемирная выставка в Париже 1900 года принесла ему орден Почетного легиона, две золотые и семь серебряных медалей за оформление русского павильона.
В 1905-м он получает звание академика. С 1910-го становится главным декоратором московских театров.
Великий бас Федор Шаляпин, будучи близким другом живописца, сравнивал виртуозность его кисти с игрой Паганини. Сам же Константин Алексеевич поэтично описывал свой творческий метод:
«Это словно пение за жизнь... музыка, звучащая на кончике пера».
Позже он вернулся в родные стены Училища, но уже в статусе наставника. Среди его учеников были будущие звезды авангарда Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Илья Машков, Роберт Фальк.
Казалось, жизнь удалась. Но судьба вновь готовила суровые испытания.
В шестнадцать лет сын Алексей попал в трагическое происшествие с трамваем. Юноша получил тяжелое увечье, навсегда лишившее его возможности свободно передвигаться. Вслед за физической травмой пришли и душевные недуги, омрачившие жизнь всей семьи.
«Ваше искусство ушло в прошлое»
Революцию Коровин встретил в растерянности. Его включали в комиссии и комитеты, но художник понимал, что его время уходит.
Пришла новая власть, а с ней и «уплотнение» московской квартиры. Любимую дачу в Охотино национализировали. В сухом протоколе описи имущества значились остатки былого уюта: деревянный дом, хозяйственные постройки, железная кровать, простая мебель, медный самовар и чайник, да лодка-ялик.
И ещё удочки, любимые удочки.
В письме 1921 года Коровин умолял не продавать рыболовные снасти, все еще надеясь вернуться к прежней жизни...
А пока вокруг царили нужда и дефицит материалов. И непонимание.
Давид Штеренберг, комиссар по делам искусств, рассматривая работы мастера, вынес суровый приговор:
- Гражданин Коровин, признаемся честно. Мы не ждем от вас откровений. Ваше творчество для нас так же неприемлемо, как возврат к прошлому дню. Ваше искусство ушло в историю вместе с царским режимом. Пролетарскому государству оно не несет ни ценности, ни пользы.
Так академику и кавалеру Почетного легиона объяснили, что он здесь лишний. Нарком просвещения Луначарский оказался мягче, посоветовав художнику уехать за границу, где он якобы «будет счастлив».
В конце 1922 года Коровин с семьей покинул Россию.
Париж. Последний акт
Пророчество Луначарского о счастье не сбылось. Европа изменилась. Импрессионизм уступил место кубизму и сюрреализму. Картины русского мастера старой школы продавались плохо.
Шаляпин помог другу устроиться декоратором в Русскую оперу. В 1929 году, уже в преклонном возрасте, Коровин оформил постановку «Князя Игоря».
«Моя свеча еще горит», — писал он. Но огонь угасал.
Жена тяжело болела. Сын требовал постоянной заботы. Денег катастрофически не хватало. Чтобы выжить, Коровин писал по памяти «русские зимы» и виды ночного Парижа на небольших картонках.
Реализацией работ занимался Борис, сын Шаляпина. Именно он относил небольшие пейзажи на набережную Сены.
«Я был бы рад получать за эти миниатюры хотя бы по 15–20 долларов, - с горечью признавал Коровин в письмах. - Раньше я никогда не опускал цену так низко и не стал бы этого делать, будь у меня средства. Но сейчас этот самообман необходим, чтобы просто выжить и продолжать писать».
К семидесяти годам зрение подвело мастера цвета. Почти ослепнув, он начал диктовать мемуары. Более четырехсот рассказов были опубликованы в эмигрантской прессе. Коровин горько шутил, что его слова теперь продаются лучше картин.
Одиночество стало его спутником. Болезни изменили близких людей, и дома художник часто не находил той поддержки, которая была ему так нужна.
Финал
Одиннадцатого сентября 1939 года, в первые дни Второй мировой войны, сердце Константина Коровина остановилось на одной из парижских улиц. Ему было семьдесят семь лет.
Прощание было скромным. Денег на пышные похороны не нашлось, и великого художника погребли на кладбище для бедняков.
Лишь спустя одиннадцать лет, в 1950 году, русская община собрала средства, чтобы перенести прах Коровина и его супруги на знаменитое кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
В том же году ушел из жизни и сын Алексей.
...А в России, в музеях, где когда-то его работы называли «незрелыми», теперь устраивают масштабные выставки. Третьяковка и Русский музей бережно хранят его наследие. Тот самый «Портрет хористки» занимает почетное место в экспозиции.
В деревне Охотино, где Коровин мечтал встретить старость, теперь музей.
А на набережной Сены, говорят, если очень повезет, все еще можно найти маленькие картонки с русскими зимами. Те самые, за пятнадцать долларов. Только цена им теперь совсем иная.
Впрочем, для человека, который превратил свою жизнь в «пение на кончике пера», это уже не имеет значения.