Вечер пятницы пахтал хлебом, борщом и покоем. Нина расставляла чашки на столе, золотистый свет люстры мягко ложился на свежую скатерть. Из кухни доносился ровный гул вытяжки и стук ножа — Сергей нарезал хлеб. Их мир в эту минуту был совершенен: работа на неделе окончена, суббота впереди, за окном тихий осенний дождь.
— Сахар положила? — крикнул Сергей из кухни.
—Куда ж без него? — улыбнулась Нина. — Садись, уже остывает.
Они только собрались приступить к долгожданному ужину, как в прихожей резко и настойчиво зазвенел домофон. Нина поморщилась.
—Кому бы? Не ждем никого.
—Наверное, курьер запоздалый, — пробурчал Сергей, откладывая ложку и направляясь к панели.
Он нажал кнопку, и в трубке раздался не женский, а сиплый мужской голос, слишком громкий и фамильярный.
—Серега, это мы! Открывай, промокли тут!
Сергей замер, бровь поползла вверх. Он переглянулся с Ниной, которая уже встала из-за стола, насторожившись.
—Кто «мы»? — спросил он в трубку, и его голос прозвучал холодно.
— Да Игорь я, шутник! Игорь, Лариска, Дима с нами. Родня твоя! Открывай быстрее, машину на аварийке оставили!
Слово «Лариска» ударило Нину по сознанию, как обухом. В висках застучало. Лариска. Двоюродная сестра Сергея. Та самая. Она машинально схватилась за спинку стула. Сергей, бледнея, нажал кнопку открытия подъезда.
— Серёжа, ты в курсе? — выдохнула Нина, и её голос дрогнул.
—Ничего я не в курсе! Ни звонка, ни сообщения… — Он растерянно провел рукой по лицу. В его глазах читалась та же нарастающая тревога.
На лестничной площадке послышались тяжелые шаги, громкий смех и скрип мокрой одежды. Дверь, которую они не успели закрыть на цепочку, распахнулась с такой силой, что ударилась о стоппер.
На пороге стояли трое. Игорь, дородный, с лицом, покрасневшим от ветра, в куртке, с которой стекала вода. За ним — Лариса, его жена, в ярком, не по погоде, коротком пуховике, с сумками в обеих руках. И чуть сзади — их сын Дима, долговязый парень лет двадцати, уткнувшийся в экран телефона, наушники болтались на шее.
— Ну наконец-то! — прогремел Игорь, переступая порог без приглашения и оставляя на полу мокрые следы. — Еле нашли, черт знает как вы тут в этих лабиринтах живете.
Лариса, улыбаясь во все лицо, но глазами быстро оценивая прихожую, бросила сумки и шагнула к Сергею.
—Сереженька, родной! Дайте на вас взглянуть! — Она обняла его с театральной нежностью, оставив влажное пятно на его футболке.
Дима, не здороваясь, проскользнул мимо всех вглубь квартиры, скинул на вешалку натянутый капюшон и сразу направился в гостиную, где на диване лежал пульт от телевизора.
Нина стояла как вкопанная. Весь уют, все тепло вечера испарились, сменившись леденящим недоумением и медленно поднимающейся из желудка волной гнева. Она смотрела на спину Димы, на мокрый пол, на улыбку Ларисы.
— Что… что привело? — насилу выдавил из себя Сергей, осторожно высвобождаясь из объятий.
—Да дела наши, городские, — махнул рукой Игорь, снимая куртку и вешая её на крючок рядом с аккуратной осенней ветровкой Нины. — Решили заехать, повидаться. Ну и, знаешь, гостиница нынче дорогая, чертовски. Подумали, у родни-то переночевать можно. На пару деньков.
«Пару деньков». Эти слова, как эхо, отозвались в памяти Нины другим днём. Пять лет назад. Такая же промозглая осень. Они с Сергеем, возвращаясь из поездки, попали в аварию под самой той деревней, где жили Игорь с Ларисой. Машина — в кювете, ливень, холод. Они звонили, умоляли пустить обсохнуть, переночевать. Ответ Ларисы тогда был четким и сухим: «Места нет. Игорь приболел. Неудобно. Идите в гостиницу в райцентре». И они шли семь километров под ледяным дождём.
И теперь эти люди стояли на её сухом, чистом полу.
— Переночевать? — тихо, но очень чётко проговорила Нина. Все взгляды устремились на неё.
Лариса, наконец, заметила её присутствие. Улыбка на её лице не дрогнула, лишь глаза стали чуть более прищуренными.
—Ниночка! Здравствуй, милая! Да, вот так вышло. Нагрянули нежданно-негаданно. Но свои же, не чужие. Пойдём чайку попьем, обсудим всё.
Она сделала шаг к столу, где дымились тарелки с нетронутым борщом.
—Ой, ужинаете! Мы, кажется, помешали… Но мы недолго. Прям с дороги, продрогли.
Дима, уже устроившись на диване, включил телевизор. Зазвучали взрывы из какого-то боевика. Сергей смотрел то на Игоря, расправляющего плечи в тесной прихожей, то на Нину, в чьих глазах он читал бурю. Молчание повисло тяжёлым, неловким полотном.
— Конечно, — вдруг хрипло сказал Сергей, сдаваясь под грузом семейного долга и неспособности к конфликту. — Раз уж приехали… Проходите. Раздевайтесь.
Игорь, как будто только и ждал этого, сразу прошел на кухню.
—А у вас тут уютно, ничего не скажешь. О, борщик! Это я понимаю.
Нина, не сказав больше ни слова, повернулась и пошла на кухню за дополнительными тарелками. Её руки слегка дрожали. В ушах звенело. Она видел спину Димы, его взлохмаченную голову, и ей с невероятной силой захотелось схватить этого мальчишку за шиворот и выставить за дверь.
Но она лишь глубоко вдохнула, взяла с полки три тарелки и поставила их на стол с таким тихим стуком, что это прозвучало громче любого крика. Война была объявлена без единого выстрела. И они даже не знали, что уже находятся на её территории.
Три дня, о которых говорил Игорь, растянулись на пять. Гости входили в ритм чужого дома с неприкрытой лёгкостью, будто не просились на время, а возвращались в законную обитель.
Утро начиналось не с привычной тишины, а с гула водопровода, когда Игорь принимал получасовой душ, и с громких перекличек на кухне. Лариса, заявившая в первый же день, что «мужчин на кухню пускать грех», готовить не спешила. Она хозяйничала иначе: переставляла банки в шкафчиках, приговаривая: «У вас тут всё не так, я систематизирую», и неизменно выходила к уже накрытому Ниной столу.
— О, кофе! — восклицала она, садясь без приглашения. — Я, между прочим, только с цикорием. Да ладно, раз уж сварили, выпью для компании.
Завтрак превращался в медленное действо, после которого гости расходились по своим делам, оставляя гору грязной посуды. Дима вообще не появлялся до обеда. Его комната, бывший кабинет Сергея, теперь наглухо закрывалась, оттуда доносился лишь приглушённый стук клавиатуры и редкие односложные возгласы. Когда Нина, стучавшись, просила вынести кружку или тарелку, он бурчал: «Щас», — но дверь не открывал.
Вечером, когда Сергей возвращался с работы, Игорь уже ждал его в прихожей с доверительным видом.
—Серега, зайди на минуточку. Посоветуй с одной штукой.
«Минуточка» в гараже или на балконе затягивалась. Игорь, улучив момент, просил то дрель, то шуруповёрт, то набор отвёрток — «мелочь, на пару часов». Инструменты возвращались не сразу, а если и возвращались, то часто грязные или с потёртостями, о которых Игорь говорил: «Оно ж железное, не сломалась».
Лариса тем временем осваивала пространство. Она могла залезть в холодильник и достать кусок запечённой рыбы, приготовленной Ниной на два ужина, со словами: «Ой, а это что такое? Димке, наверное, понравится, он рыбу любит». Она включала стиральную машину, забивая её своими вещами и вещами мужа, не спрашивая, не собиралась ли Нина стирать. Однажды Нина застала её в спальне, перед своим трюмо. Лариса разглядывала флакончик с духами.
— Это французские? — спросила она, не оборачиваясь, и брызнула в воздух. — Нормально. Но мне больше цветочные нравятся.
Нина молчала, сжимая пальцы. Она молчала, когда находила крошки в диванной подушке, когда в сахарнице исчезала последняя ложка сахара, а новая пачка из запаса почему-то стояла открытой на столе, уже наполовину пустая. Она молчала, но внутри всё кипело.
Сергей видел это. По вечерам, лёжа в кровати, он пытался успокоить.
—Потерпи, Нин. Они же уезжают скоро. Выгоним — скандал на всю округу будет. Отец с ихним отцом, царство им небесное, как братья были. Неудобно.
—Неудобно им было, когда мы мокли под ливнем? — шипела она в темноте. — Они тогда о скандале думали? Они выгоняют нас, а мы их приютить должны?
—Это было давно. Может, забыли уже.
—Я-то не забыла, — отрезала Нина и поворачивалась к стене.
Она старалась реже бывать дома, задерживалась на работе, ходила в магазин одной, чтобы просто подышать. Но однажды, вернувшись раньше обычного с сумкой тяжёлых продуктов, она услышала из гостиной голос Ларисы. Та говорила по телефону, громко и весело.
—Да нормально мы тут устроились! Квартирка, конечно, маленькая, тесновато. Но пока терпим. Диме комнату отвели, он доволен. А Серёга наш совсем простой стал, на всё согласен. Ничего, мы тут ещё немного окопаемся, решим вопросы, и двинем дальше.
Нина застыла в прихожей, не в силах пошевелиться. «Окопаемся». «Решим вопросы». Холодная волна прокатилась по спине.
Она тихо прошла в спальню, чтобы переодеться, и остановилась как вкопанная. На её кровати, поверх аккуратно застеленного покрывала, лежало её же любимое шелковое платье, цвета спелой вишни. Оно было куплено к юбилею, стоило немалых денег, и она надевала его только по особым случаям. Сейчас платье было смято, на тонкой ткани отчётливо виднелось мятное пятно, а на бретельке болталась бирка, которую она, конечно, давно срезала.
Из ванной комнаты вышла Лариса, натирая руки кремом. На ней был Нинин халат.
—А, ты уже здесь! — Лариса улыбнулась, не смущаясь. — Платьице твоё посмотрела. Хорошее, но фасончик-то тебе уже не очень, пожалуй. Сидит плотновато. Мне вот пришлось попробовать — на вечеринку одной срочно нужно было. Оно ж шелк, помялось, конечно. И пятнышко маленькое… Шампанское. Ничего, отстирается.
Тихое шипение в ушах переросло в оглушительный рёв. Всё, что копилось неделю — крошки, инструменты, духи, рыба, слова «окопаемся» — спрессовалось в один ослепительный сгусток ярости.
—Сними, — тихо сказала Нина. Голос звучал чужим, ровным и опасным.
—Что? Халат? Да я же только руки…
—Сними мой халат. И убери свои руки от моего платья. Сейчас же.
Лариса оторопела, улыбка сползла с её лица.
—Нина, что ты? Платье что, святое? Я же по-родственному…
—У нас нет родственных отношений, — перебила её Нина, делая шаг вперёд. — Есть хозяева и незваные гости, которые забыли, как вести себя в приличном доме. Вы живёте здесь неделю. Вы не заплатили ни копейки, не помыли за собой ни одной тарелки, пользуетесь моими вещами и говорите по телефону, как «окопались». Хватит.
Лариса покраснела, затем побледнела. Она резко сдернула халат и швырнула его на кровать.
—Ой, какая ты недовольная выискалась! Приютили родню и нос задрали! Мы тебе не прислуга!
—В том-то и дело, что вы ведёте себя как господа, — холодно парировала Нина. — А это мой дом. И мое платье. Убери его.
В дверях, привлечённый голосами, появился Игорь. Дима, наконец, высунул голову из своей комнаты.
—Что тут у вас? — озадаченно спросил Игорь.
—Да твоя жена мои вещи без спроса портит! — выкрикнула Лариса, уже на повышенных тонах, стараясь перевести стрелки.
—Она требует, чтобы мы мыли за собой посуду! — добавила она, глядя на мужа победоносным взглядом, будто сказала нечто ужасное.
Нина не стала ничего объяснять. Она подошла, взяла своё мятое платье с кровати, аккуратно сложила его и, глядя прямо в глаза Ларисе, произнесла уже громче, чтобы слышал стоявший в коридоре Сергей:
—Чаепития сегодня не будет. И вообще, пора бы уже определиться с датой отъезда. «Пару дней» уже прошло.
Она вышла из спальни, прошмыгнула мимо ошарашенного Сергея и заперлась в ванной. Только там, прислонившись лбом к прохладной плитке, она позволила себе выдохнуть и понять, что руки трясутся. Но на душе было странно легко. Первый выстрел был сделан. Война из холодной превратилась в горячую. И она, Нина, больше не собиралась отступать.
Тишина после скандала была густой и тяжёлой, как кисель. Гости засели в своей комнате, изредка переговариваясь вполголоса. Нина, отойдя от первого приступа ярости, чувствовала опустошение. Платье висело на спинке стула в спальне, и это тёмно-вишнёвое пятно давило на глаза постоянным напоминанием о наглости.
Она механически собрала разбросанные по кухне вечерние чашки — их было четыре, хотя пили чай только они с Сергеем. Лариса «нечаянно» разбила её любимую кружку ещё на второй день. Нина вздохнула, завязала пакет с мусором и накинула на плечи первый попавшийся кардиган. Ей нужно было выйти, вырваться из этой атмосферы удушья, даже если всего лишь к мусорным бакам.
Лестничная клетка пахла сыростью и старым деревом. Она спустилась на один пролёт и уже хотела толкнуть дверь во двор, как услышала сзади осторожный кашель. Обернувшись, она увидела соседку с третьего этажа, Тамару Семёновну. Пожилая женщина стояла на площадке с ключами в руке, смотря на Нину с немым вопросом и явным участием.
— Здравствуйте, Тамара Семёновна, — автоматически кивнула Нина, пытаясь проскользнуть мимо.
—Нина, дорогая, подожди минутку, — соседка сделала шаг вперёд и понизила голос до конспиративного шёпота, хотя вокруг никого не было. — Я тебя давно поймать хотела. Наедине.
— Что случилось? — насторожилась Нина, откладывая пакет в сторону.
—Эти… которые у вас живут. Родственники, говоришь? — Тамара Семёновна бросала взгляд на потолок, будто опасаясь, что её услышат сквозь перекрытия.
—Да, двоюродная сестра мужа с семьёй. В гости заехали.
—В гости… — женщина покачала головой, и в её глазах мелькнуло что-то безошибочно знакомое — смесь любопытства и праведного негодования. — Гости, милая, по магазинам ходят, по театрам. А твои… твои по квартирам ходят.
Нина почувствовала, как земля слегка уходит из-под ног.
—По каким квартирам?
—По нашим, по соседним! Вчера я свою Катю провожала, она ко мне заезжала. Спускаемся мы, а на площадке первого этажа — они, твои эти, все трое. И с ними какая-то женщина в деловом костюме, с папкой. И ключи в руках. Я сначала не поняла, думала, новые жильцы. А потом слышу, твоя, что в рыжем пуховике ходит, спрашивает: «А эту стену можно снести? Зал будет просторный». А та, с папкой, ей: «Это несущая, нельзя». И дальше пошли: «санузел можно объединить», «лоджию надо остеклять»…
Каждое слово падало на Нину, как тяжёлая капля свинца. Она молчала, не в силах выдавить ни звука.
—Мы с Катей замедлили шаг, — продолжала соседка, — а они стоят у квартиры напротив Галиных, вы знаете, та, что после пожара пустует, хозяева в другом городе. И обсуждают. Как свою. Мы мимо прошли, а твой мужчинка, крепкий такой, он нас так оценивающе оглядел и Игорю, кажется, шепнул: «Соседи пожилые, тихие».
Тамара Семёновна положила руку Нине на плечо.
—Детка, я, может, и не в своё дело лезу, но сердце подсказывает. Они не гости. Они что-то замышляют. Квартиру смотрят. Твою квартиру или какую рядом — не знаю. Но пахнет это плохо. Будь осторожна.
Нина кивнула, сжав губы так, что побелели костяшки на пальцах, державших пакет.
—Спасибо, Тамара Семёновна. Большое спасибо, что предупредили.
—Да ладно тебе, — махнула та рукой. — Сама через такое проходила. Только смотри, мужу-то своему передай. Мужик он у тебя добрый, небось, верит всем подряд.
Нина выбросила мусор, движения её были медленными, будто затуманенными. Она поднялась обратно, но не зашла в квартиру сразу, а постояла на лестничной площадке, прислонившись лбом к прохладному стеклу окна. Картина складывалась, и она была отвратительна. Они не просто «окопались». Они планировали. Что? Остаться в городе? Выселить их? Присвоить квартиру? Бред. Но просмотр пустующей квартиры в их доме был неслучайным. Это была разведка.
Когда она зашла, в квартире царило гробовое молчание. Сергей сидел на кухне, уставившись в одну точку. Из комнаты гостей доносился приглушённый звук телевизора.
—Серёжа, — тихо сказала Нина, садясь напротив него. — Нам нужно поговорить. Серьёзно.
—Я знаю, — он вздохнул, не поднимая глаз. — Скандал вышел некрасивый. Но она же действительно твою вещь испортила…
—Не в платье дело! — Нина чуть не крикнула, но сдержалась и перешла на шипящий шёпот. — Они смотрят квартиры. В нашем доме. С риелтором.
Сергей поднял на неё уставшие, недоверчивые глаза.
—Что? Откуда ты знаешь?
—Тамара Семёновна с третьего этажа видела. Вчера. Они стояли у пустующей квартиры напротив Галиных и обсуждали, как стену ломать будут. Всей толпой, с агентом.
Сергей помолчал, переваривая информацию. В его лице шла борьба.
—Может, просто интересовались? Как соседи. Может, шутка такая…
—Какая, к чёрту, шутка! — не выдержала Нина. — Они живут у нас неделю, ведут себя как хозяева, портят вещи, и ты думаешь, они пошли с риелтором шутить? Они что-то замышляют. Им нужно здесь закрепиться. Понимаешь? Они ищут точку опоры.
— Но зачем? — спросил Сергей беспомощно. — У них дом в деревне, жизнь налажена…
—Дом в деревне, — с горькой усмешкой повторила Нина. — Тот самый дом, половина которого по бумагам твоя, от деда? Тот дом, к которому они нас пять лет назад близко не подпустили?
Сергей замер. В его глазах что-то ёкнуло, старая, давно забытая обида, придавленная долгом и семейными условностями.
—Ты думаешь, они хотят продать дом? Им нужно, чтобы я отказался от доли?
—Я не думаю, я почти уверена! Они приехали не «по делам». Они приехали решить вопрос с тобой. Давят, занимают территорию, создают ощущение родственной близости, чтобы ты, добряк, подписал что надо, не глядя. А сами уже присматривают, куда перебраться в городе поближе, на вырученные деньги.
Сергей сжал кулаки, впервые за всю неделю в его позе появилась не растерянность, а напряжение.
—Этого не может быть. Это же… подло.
—Да? А оставить под дождём — не подло? — Нина встала и начала ходить по кухне. — Слушай, мы должны их выставить. Сегодня. Сейчас.
—Нельзя, — упрямо сказал Сергей, но в его голосе уже не было прежней уверенности. — Родня. Скандал. Отец с того света не одобрит.
—Твой отец, если бы видел, как они с нами поступили тогда и как сейчас ведут себя, первым бы выгнал их в шею! — Нина остановилась перед ним. — Или ты хочешь ждать, пока они тебе бумаги на отказ от доли под нос не подсунут? Или, того хуже, пока они вообще не объявят, что остаются жить с нами, пока «свою» квартиру не купят? На наши же деньги, кстати!
Дверь в комнату гостей скрипнула. На пороге кухни появился Дима с пустой стеклянной банкой из-под солёных огурцов.
—Соль где? — бесцеремонно спросил он, глядя мимо них, в шкаф.
—На полке, — сквозь зубы ответил Сергей.
Парень достал пачку,повернулся и, уже уходя, бросил:
—Кстати, мамка сказала, может, завтра её подруга зайдёт, на чай. Она тут недалеко живёт. Места всем хватит.
Он скрылся за дверью. Нина и Сергей переглянулись. В этой фразе, брошенной словно невзначай, было столько наглой уверенности в своём праве распоряжаться, что даже Сергей содрогнулся.
—Всё, — тихо сказала Нина. — Я всё поняла. Если ты не можешь, я буду действовать одна. Но они уедут. И очень скоро.
Она увидела в глазах мужа не сопротивление, а глухую, беспомощную тревогу. Он не был готов к войне. Но теперь она знала — война уже шла. И следующее движение нужно было делать ей. Просто выгнать — мало. Нужно было понять, с чем именно они имеют дело. Нужны были доказательства.
На следующее утро в квартире царило хрупкое, натянутое перемирие. Гости, наученные вчерашним взрывом, вели себя тише. Лариса даже помыла за собой чашку, правда, оставив на блюдце липкие разводы от варенья. Игорь что-то сосредоточенно строчил в своём телефоне, изредка перебрасываясь с женой короткими, непонятными Нине фразами: «Надо уточнить по кадастру» и «А тот готов заплатить?». Дима, как обычно, исчез в своей комнате.
Нина наблюдала за ними с холодной, отстранённой ясностью. Слова Тамары Семёновны и её собственная догадка о деревенском доме висели в воздухе тяжёлым, неозвученным обвинением. Она понимала: чтобы действовать, нужны факты. А факты были там, за закрытой дверью комнаты, которую она предоставила гостям.
Мысль вызвала отвращение. Рыться в чужих вещах… Это опускаться до их уровня. Но что оставалось, когда они сами вломились в её жизнь? Она боролась с собой весь день, занимаясь бессмысленной уборкой, чтобы хоть как-то унять дрожь в руках.
К вечеру представился случай. Лариса, нарядившись в своё лучшее платье и обильно побрызгавшись Ниниными духами, объявила:
—Мы с Игорем ненадолго. Дело одно. Дима, ты тут.
—Ага, — донёсся из комнаты равнодушный голос.
Дверь захлопнулась. В квартире воцарилась непривычная тишина, нарушаемая лишь стрекотом клавиатуры из-за двери Димы. Нина стояла посреди гостиной, слушая, как стучит её собственное сердце. Она посмотрела на Сергея, который пытался смотреть телевизор, но его взгляд был пустым.
—Я поменяю им постельное бельё, — вдруг чётко проговорила она вслух, как будто оправдываясь перед самой собой. — Они же уже неделю спят. Не порядок.
Сергей кивнул, не вникая. Для него это звучало как возвращение к норме, к роли заботливой хозяйки.
Нина набрала в грудь воздуха и взяла с балкона чистый комплект белья. Она постучала в дверь гостевой комнаты.
—Дима, я поменяю постель.
—Заходи, — буркнул он, не отрываясь от монитора.
Комната была в характерном для них беспорядке. На двухспальной кровати смятое бельё, на стуле — груда вещей Ларисы, на столе — пачка сигарет Игоря, крошки и несколько пустых банок из-под газировки. Воздух был спёртый, пахло потом и чужим парфюмом.
Нина, стараясь не смотреть по сторонам, быстро сдернула пододеяльник и наволочки. Она собрала их в охапку и уже хотела выйти, чтобы не искушать себя, но взгляд её упал на кровать. На освободившейся подушке, той, что была ближе к тумбочке Игоря, лежал небрежно свёрнутый листок бумаги. Что-то в его неестественном положении, будто его поспешно сунули под наволочку, привлекло внимание.
Осторожно, прислушиваясь к стрекотанию клавиатуры из-за стены, она развернула листок. Это была распечатка с сайта какого-то юридического консультанта. Заголовок гласил: «Признание права собственности на долю в наследстве через суд. Исковая давность». Некоторые пункты были подчёркнуты жёлтым маркером. Руки у Нины похолодели.
Она бросила взгляд на дверь. Тишина. Сердце колотилось теперь не от страха, а от азарта охотника, напавшего на след. Она быстро надела свежий пододеяльник, действуя на автомате. Мысли лихорадочно работали. «Они не просто так это читают. Они готовятся».
Беспорядок в комнате, который раньше лишь раздражал, теперь казался полем для поиска. Она отодвинула стул с грудой вещей. Под свитером Ларисы лежала папка-скоросшиватель, обычная, картонная, синего цвета. Та, которую Нина раньше не замечала. Она приоткрыла крышку. Внутри — стопка бумаг.
Дыхание перехватило. Нина вынула папку и, присев на край постели, начала листать. Это не было аккуратным досье. Скорее, свалка документов и выписок. Но каждая была ударом по сознанию.
Сверху лежала старая, потрёпанная справка из сельсовета о составе семьи и праве собственности на жилой дом в деревне Заречье. В графе «Собственники» стояли два имени: её свёкор, Пётр Иванович, и отец Игоря, Василий Иванович. Доли — пополам. Рядом — ксерокопия свидетельства о смерти Петра Ивановича и завещания, где его половина дома отходила сыну, Сергею. Всё было правильно, всё было законно.
Но дальше шли другие бумаги. Распечатанная выписка из ЕГРН на этот самый дом, где уже фигурировало какое-то третье лицо, доля в 1/8, принадлежащая незнакомому Нине человеку. На полях ручкой приписка: «Выкупить до суда?». Листок с расчётами: «Стоимость дома с землёй (рынок) ~ 4,5 млн. Если признать через суд, что Сергей долей не пользовался и пропустил срок… можно снизить компенсацию до 500-700 т.р.» И самая чудовищная находка — черновик заявления об отказе от наследственной доли. В графе «Причина» было нацарапано: «Добровольный отказ в связи с непроживанием и передачей прав в пользу фактически владеющего имуществом двоюродного брата, Игоря Васильевича».
Всё встало на свои места с леденящей душу ясностью. Они не просто хотели продать дом. Они хотели вынудить Сергея отказаться от его законной доли за гроши. А та поездка пять лет назад… Теперь Нина понимала. Их тогда не пустили не из-за болезни или неудобства. Их не пустили, чтобы они не увидели, что происходит с домом, не закрепили своё присутствие, не начали задавать вопросы. Чтобы создать «фактическое владение» со стороны Игоря.
Из внутреннего кармана папки выпал маленький ключ на колечке с пластиковым номерным жетоном. Ключ от камеры хранения. Видимо, главные документы или оригиналы хранились там.
Нина сидела, сжимая в руках листок с черновиком отказа. В ушах стоял шум. Гнев сменился холодной, рациональной ненавистью. Это был не бытовой конфликт. Это был хорошо спланированный захват. Они считали Сергея слабаком, а её — глупой истеричкой. Они были уверены в своей безнаказанности.
Она услышала шаги в коридоре. Быстро, но аккуратно сложила бумаги обратно в папку, положила её точно на то же место под свитером. Ключ от камеры хранения она зажала в кулаке. Встала, поправила бельё на кровати и вышла из комнаты, прижимая к груде грязного белья руку с зажатым ключом.
В коридоре стоял Дима, направлявшийся на кухню.
—Всё? — равнодушно бросил он, проходя мимо.
—Всё, — спокойно ответила Нина.
Она прошла в спальню, закрыла дверь и прислонилась к ней. Только сейчас она позволила себе задрожать. Но это была не дрожь страха, а дрожь адреналина. У неё было оружие. Теперь она знала их план. И ключ. Маленький, холодный ключ от их тайны.
Она достала телефон и сделала несколько чётких фотографий ключа с двух сторон, чтобы был виден номер. Потом открыла мессенджер и написала единственному человеку, которому могла доверять в такой ситуации — своей подруге детства, Кате, которая уже десять лет работала юристом в сфере недвижимости. Сообщение было коротким: «Кать, срочно. Нужна консультация. Завтра. Это очень серьёзно».
Ответ пришёл почти мгновенно: «В десять утра у меня окно. Приезжай. Что случилось?»
Нина выдохнула. «Завтра, — подумала она, глядя на ключ, лежавший на её ладони. — Завтра мы начнём отвоевывать нашу жизнь обратно». Она спрятала ключ в самую дальнюю секцию своей шкатулки для бижутерии. Первый шаг был сделан. Теперь предстояла война по всем правилам.
Офис Кати находился в центре, в современном бизнес-центре со стеклянными дверями и тихим кондиционированным воздухом, который после домашней духоты казался глотком свободы. Нина сидела в уютном кресле напротив подруги и чувствовала, как наконец-то может расслабить плечи. Здесь её не оценивали, не шушукались за стенкой. Здесь были факты.
— Всё, начинай с самого начала, — сказала Катя, отложив ручку и положив перед собой блокнот. Её взгляд был спокоен и профессиональен. — И не забудь детали.
Нина начала рассказывать. С самого первого вечера, с мокрых следов в прихожей. Про крошки, инструменты, духи. Про платье. Потом — про соседку и риелтора. И наконец, голос её стал совсем тихим и ровным, когда она добралась до вчерашней находки. Она описала каждую бумагу, каждую пометку. Показала на телефоне фотографии ключа от камеры хранения.
Катя слушала, не перебивая, лишь изредка делая пометки. Когда Нина закончила, она откинулась в кресле и выдохнула.
—Ну, Нина… Ты попала в классическую, хоть и отвратительную историю. Это не бытовуха. Это попытка мошенничества, прикрытая родственными связями. Законно и подло.
— Значит, я права? Они хотят лишить Сергея доли?
—Хотеть могут много чего, — покачала головой Катя. — Но у них есть план, это видно. Они действуют по шаблону: создают «фактическое владение» — то есть Игорь долгое время единолично пользуется домом, содержит его, платит за что-то. Они пытаются доказать, что Сергей своей долей не пользовался, значит, якобы не нуждается в ней. Суды, конечно, сейчас такие вещи рассматривают очень осторожно, но если бы Сергей, под давлением, подписал этот «добровольный» отказ… — Катя сделала многозначительную паузу. — Дальше они либо продают дом целиком, выкупив у Сергея его долю за бесценок, либо, что тоже возможно, просто выгоняют его из процесса, оставив с копейками. Деньги делят и перебираются в город. Скорее всего, на вырученные средства. Отсюда и риелтор.
— Что нам делать? — спросила Нина, и в её голосе прозвучала твёрдость. Она ждала не сочувствия, а инструкций.
—Воевать. Но по закону. У вас сейчас идеальная позиция: вы — пострадавшая сторона, которую вводят в заблуждение и пытаются шантажировать морально. Первое: никаких разговоров с ними на эту тему. Никаких отказов, ничего не подписывать. Второе: нужно собирать доказательства их проживания и ваших расходов. Все чеки из магазина за эту неделю, где суммы явно выше обычного. Скриншоты переписок, если есть. Показания соседей, той самой Тамары Семёновны, о визите с риелтором — это важно. Они создают для вас «обременение», а это можно позже взыскать.
Катя сделала ещё несколько пометок.
—Третье и самое главное: оригиналы документов. Этот ключ… — Она указала на телефон Нины. — Это, вероятно, камера хранения на вокзале или в торговом центре. Там могут лежать оригиналы завещания, выписок, может быть, даже уже подготовленные исковые заявления. Нам они нужны. Но просто взять их нельзя — это будет нарушением. Но если… если вы, как хозяйка квартиры, где они проживают, в рамках, скажем так, обеспечения сохранности своего имущества, найдёте этот ключ у себя дома и сдадите его в полицию как подозрительную находку… Полиция может проверить содержимое камеры. А уж если там окажутся документы с признаками подделки… Это уже уголовщина.
Нина внимательно слушала, впитывая каждое слово.
—Но чтобы это сработало, нужно спровоцировать их на действие. Им нужно дать понять, что вы всё пронюхали, но не до конца. Чтобы они засуетились и полезли к своей тайной кассе. И вот тогда — контрольный выстрел.
— Какой? — тихо спросила Нина.
—Выставить их. Юридически грамотно. Они не зарегистрированы у вас. Они просто гости, которые злоупотребляют вашим гостеприимством. Вы меняете замки, выставляете их вещи на лестничную площадку и официально, в присутствии свидетелей или участкового, предлагаете забрать их и больше не беспокоить. Если они откажутся или начнут угрожать — вызываете полицию по факту нарушения общественного порядка и попытки незаконного проникновения. У вас будут все козыри: они — скандальные квартиранты без прав, вы — законные владельцы, терпящие убытки.
— Сергей… Он не согласится на скандал с полицией, — с горечью сказала Нина.
—Тогда спроси его прямо, — холодно парировала Катя. — Что ему дороже: призрачное одобрение родни, которая его обдирает, или его собственный дом, семья и законная доля в полмиллиона, а то и больше? Иногда мужчинам нужно поставить ультиматум. Ты же за него воюешь.
Нина кивнула. Внутри всё сжалось в тугой, решительный узел.
—Хорошо. Собираю чеки. Говорю с соседкой. А как спровоцировать их на камеру хранения?
—Сделай вид, что что-то ищешь в их комнате. Не тайком, а при них. Скажи, что потеряла какую-то свою вещь. Посмотри на их реакцию. Если ключ для них важен, они сразу побегут проверять, на месте ли их сокровища. А ты в этот момент всё видишь и запоминаешь. Или… подкинь им мысль, что ты интересуешься историей дома. Спроси при всех: «Серёж, а у нас на руках есть все документы на дедушкину долю? Надо бы в банковскую ячейку положить, а то мало ли». И наблюдай.
Нина улыбнулась впервые за много дней. Это был план. Чёткий, жёсткий, законный.
—Спасибо, Кать. Не знаю, что бы я без тебя делала.
—Да ладно, — махнула та рукой, но глаза её были серьёзны. — Держи меня в курсе. Каждый шаг. И помни: они играют грязно. Значит, и ты имеешь право не церемониться. Но только в правовом поле. Без истерик.
Возвращалась Нина домой с ощущением, что несёт в сумочке невидимый, но мощный щит и меч. Страх сменился собранностью. Она зашла в магазин, купила еды по списку и аккуратно положила чек в специальный карман кошелька. Теперь это был не просто клочок бумаги, а будущее доказательство.
Дома её встретила неестественная тишина. Сергей сидел на кухне, лицо у него было серое, усталое. Ларисы и Игоря не было видно, из комнаты доносилась музыка Димы.
—Где наши? — спросила Нина, разгружая продукты.
—Уехали. На целый день, сказали, — ответил Сергей глухо. — Что-то по своим делам.
Нина села напротив него.
—Я была у Кати. Юриста.
Сергей медленно поднял на неё глаза.В них читалась немой вопрос и укор: «Зачем выносить сор из избы?»
—Она всё объяснила, — продолжала Нина, не обращая внимания на его взгляд. — Это не просто наглость, Серёжа. Это план. Юридический план, как лишить тебя дедушкиной доли за копейки. Те расчёты, что я нашла… Они уже прицениваются к твоей части.
Она коротко, без эмоций, пересказала суть разговора с Катей. Про фактические владения, про отказы, про возможный суд. Сергей слушал, и его лицо постепенно менялось. От усталости — к недоверию, потом к потрясению, и наконец — к той самой глухой, чёрной обиде, которую он подавлял все эти годы.
—Не может быть… — прошептал он. — Ведь брат отца… Мы же семья…
—Семьей они были, пока дед был жив и пока дом не стал стоить денег, — жёстко сказала Нина. — Сейчас это актив. И они хотят его забрать. А ты для них — помеха, которую надо мягко устранить.
Она положила перед ним на стол ключ от камеры хранения.
—Это их ключ. Там, вероятно, лежат бумаги, которые тебя разорят. Катя советует провести их.
—Как? — хрипло спросил Сергей.
—Сначала поговорим с соседкой. Официально. Потом… потом я точно знаю, что нужно делать.
Она посмотрела на мужа и увидела в его глазах не прежнюю покорность, а тяжёлую, взрослую решимость. Точно сталь, закаляющаяся в огне.
—Хорошо, — сказал он просто. — Делай, как знаешь. Я… я поддержу.
Это было немного, но для Нины — всё. Теперь они были не просто мужем и женой. Они были союзниками в войне, которую им объявили. И первый выстрел в этой войне предстояло сделать ей. Завтра.
Вечером гости вернулись необычно оживлёнными. У Игоря в руках болтался пакет из дорогого супермаркета, откуда он вытащил бутылку коньяка и палку копчёной колбасы.
—Вот, культурно посидим сегодня, — объявил он, ставя бутылку на стол. — Обсудим кое-что по-семейному.
Нина переглянулась с Сергеем. «Культурно» и «по-семейному» в их устах звучало как приговор. Она почувствовала, как у неё похолодели кончики пальцев. Инстинкт подсказывал: готовится атака. Она тихо сунула руку в карман своего халата, где с утра лежал включенный диктофон её телефона. Катя говорила: «Фиксируй каждое слово».
Ужин прошёл в неестественно приподнятой атмосфере. Лариса много говорила о том, как тяжело жить в деревне, как всё дорожает, как забот невпроворот. Игорь подливал коньяк себе и Сергею, который лишь мрачно отодвигал стопку. Дима, как обычно, быстро управился с едой и удалился к компьютеру.
Когда посуда была убрана, а на столе остались лишь чашки и бутылка, Игорь откашлялся и положил свои крупные ладони на стол.
—Ну что, Серега, пора, видно, и серьёзный разговор поговорить. Дело у нас с тобой есть, общее.
Сергей напрягся.
—Какое дело?
—Да всё то же, дом наш, дедовский, — плавно вступила Лариса, её голос стал медовым. — Сидит он там, в деревне, ветшает. Крыша течёт, окна старые. Мы-то латаем, латаем, но силы не безграничны. И деньги тоже.
— Мы его бережём как зеницу ока, — подхватил Игорь. — Ты же знаешь, я там и печку перекладывал, и крышу чинил после урагана. Всё своими руками. А он, дом-то, между прочим, на двоих записан. Вернее, был на двоих. Теперь, после смерти твоего бати, твоя доля тебе отошла. Так?
— Так, — глухо подтвердил Сергей.
—Вот и думаем мы с Ларисой, — Игорь наклонился вперёд, принимая доверительную позу. — Нехорошо это как-то. Дом один, а хозяев будто двое. Как в той пословице: у семи нянек дитя без глазу. Он разрушаться будет. Надо его в одни руки.
Наступила тяжёлая пауза. Нина сидела неподвижно, чувствуя, как ладонь в кармане стала влажной.
—Какие «одни руки»? — спросил Сергей, и голос его прозвучал неестественно громко.
—Ну, как тебе сказать… — Игорь сделал глоток коньяка. — Мы же там живём, хозяйствуем. По факту это наш дом. А ты… ты городской человек. Тебе это не нужно. Да и не заработал ты на этот дом ничего, прости за прямоту. Мы его кровью и потом сберегли.
Нина не выдержала.
—Подождите. Вы говорите, как будто Сергей отказался от него. Его отец умер, доля перешла по закону. Это его собственность.
—Собственность, собственность… — закатила глаза Лариса. — Бумажка. А кто за этой бумажкой стоит? Кто вкладывается? Мы! Мы каждый гвоздь туда вбивали. А он приехал раз в пять лет — и то мимо проехал! — она язвительно подчеркнула последнюю фразу, явно намекая на тот самый случай пять лет назад.
Сергей побледнел.
—Вы сами тогда не пустили.
—Да не в этом суть! — отмахнулся Игорь, его голос начал терять притворную мягкость. — Суть в том, что имущество должно работать или продаваться. А оно гибнет. Мы нашли вариант. Есть покупатель на всю избу. Даёт хорошие деньги. Но ему нужно всё чисто, без долей и судов.
— И что вы предлагаете? — спросил Сергей, глядя прямо на Игоря.
Тот выдохнул,будто делал одолжение.
—Мы готовы выкупить твою долю. По-честному. Чтобы ты не остался внакладе. Ты же не жадина? Ты же понимаешь, что нам, фактическим хозяевам, он нужнее.
Нина почувствовала, как по спине бегут мурашки. Это было слово в слово, как в том черновике отказа.
—И сколько «по-честному»? — спокойно спросила она, хотя всё внутри кричало.
Лариса и Игорь переглянулись.
—Ну, мы посчитали, — начала Лариса, избегая смотреть Нине в глаза. — Рыночная цена дома с землёй — около четырёх. Но ведь покупатель даёт меньше, он же риски берёт. И нам нужно оставить себе на новое жильё. Мы думали… семьсот тысяч. Это справедливо.
Сергей аж подался назад, словно от удара.
—Семьсот? За половину дома? Вы с ума сошли? Земля одна чего стоит!
—Какая земля? — вспылил Игорь. — Там шесть соток, да и те не оформлены толком! Ты вообще в курсе дел? Семьсот — это хорошие деньги за бумажку, которая тебе ничего не приносила! Мы тебе, можно сказать, подарок делаем!
— Подарок? — Нина не смогла сдержать горький смешок. — Вы хотите купить долю за четверть, а то и за пятую часть её стоимости, и называете это подарком? Это грабёж.
—Вот всегда вы, городские, жадные! — вскрикнула Лариса, сбрасывая маску. — Сидите тут в своей квартирке и считаете наши деревенские копейки! Мы жизнь там положили! А он что сделал? Ничего!
— Он получил это по праву наследования! — твёрдо сказала Нина. — И он не обязан продавать вам ничего. Может, мы сами захотим там жить.
В комнате повисла мёртвая тишина. Идея, что Сергей может реально претендовать на дом, видимо, даже не приходила им в голову.
Игорь медленно встал, его лицо налилось тяжёлой кровью.
—Так, Серега. Давай по-мужски, без бабьих визгов. Я тебе как брат говорю. Подписывай отказ от доли за семьсот, и мы разойдёмся миром. Не подпишешь… — он сделал паузу для значительности. — Не подпишешь, мы через суд докажем, что ты долей не пользовался, пропустил все сроки, и тогда ты получишь судебную компенсацию. А это, поверь, будет намного меньше. И нервы ты потратишь, и время. Оно тебе надо?
Это была прямая угроза. Грубая, неприкрытая.
Сергей смотрел на него,и в его глазах что-то перегорело. Всё — вся родственная связь, все угрызения совести, вся надежда на порядочность. Остался лишь холодный пепел.
—Ты мне… как брат? — тихо переспросил он. — Брат, который пять лет назад оставил меня с женой под ливнем? Брат, который приехал в мой дом, живёт на всём готовом и хочет украсть у меня наследство отца? Какой же ты после этого брат?
Игорь опешил от такой прямой реакции. Он привык давить на жалость или на чувство вины, а не на открытое сопротивление.
—Да ты что, обиделся, что ли? — попытался он перевести в шутку, но получилось плохо.
—Я не обиделся. Я просто всё понял, — встал и Сергей. Он был ниже Игоря, но в его позе теперь была непоколебимая твёрдость. — Никакого отказа я подписывать не буду. Ни за семьсот, ни за миллион. Это моя доля. И распоряжаться ею буду я. А теперь — прошу вас освободить кухню. Нам с женой нужно обсудить ваши дальнейшие планы. Ведь вы заехали всего на пару дней, а живёте уже больше недели. Пора, как вы говорите, решать вопросы.
Он повернулся и вышел из кухни, оставив Игоря и Ларису в полном смятении. Нина медленно поднялась, вынула руку из кармана и остановила запись на телефоне.
—Вы слышали хозяина, — сказала она ледяным тоном. — Обсуждение окончено.
Она вышла вслед за мужем в спальню и закрыла дверь. Сергей стоял посреди комнаты, тяжело дыша.
—Ты всё записала? — спросил он, не оборачиваясь.
—Всё, — кивнула Нина, показывая телефон. — И про «подарок» в семьсот тысяч, и про угрозу судом. У нас есть доказательство давления и попытки мошенничества.
Она подошла к окну и увидела в темноте отражение кухни. Игорь и Лариса сидели за столом, о чём-то лихорадочно шепчась. Их планы рухнули, и теперь они были как звери, загнанные в угол. И это делало их опасными.
— Завтра, — тихо сказала Нина, глядя на их отражения. — Завтра мы заканчиваем эту войну. По нашим правилам.
Сергей кивнул. В его глазах больше не было сомнений. Было только усталое, беспощадное решение. Последняя капля переполнила чашу. И теперь чашу предстояло опрокинуть им.
Утро было тихим и странно безжизненным. Гости, потрёпанные вчерашним разговором, не выходили из своей комнаты до полудня. Этой паузой Нина и Сергей воспользовались сполна. Они действовали молча, по плану, словно отработанной годами командой.
Пока Сергей ездил в магазин за новыми замками, Нина позвонила участковому. Говорила спокойно, чётко: «У нас сложилась невыносимая ситуация с родственниками, которые злоупотребляют гостеприимством, портят имущество, отказываются освободить жилплощадь. Есть угроза скандала. Не могли бы вы подъехать для предотвращения нарушения общественного порядка?» Участковый, уставший от семейных разборок, буркнул что-то вроде «постараюсь» и положил трубку. Этого было достаточно. Факт вызова фиксировался.
Потом Нина спустилась к Тамаре Семёновне. Соседка, увидев её решительное лицо, сразу всё поняла.
—Всё, хватит терпеть?
—Хватит, — кивнула Нина. — Сегодня их выставляем. Вы бы не могли… просто присутствовать? Как свидетель, что мы всё делаем законно, без рукоприкладства.
—Милая, я не только присутствовать, я вам пирог испеку, когда их выгонят! — воскликнула Тамара Семёновна. — Я в два часа буду у вас на площадке.
В час дня гости наконец выползли из своей берлоги. Лариса с красными, опухшими глазами, Игорь — хмурый и насупленный. Они молча взяли чай, молча сели на кухне. Воздух был густым от непроговорённых угроз и кипящей злобы.
В половине второго раздался звонок в дверь. Это был Сергей с новыми замками и инструментом. Он молча прошёл в прихожую и начал демонтировать старый замок. Металлический скрежет разрезал тишину.
— Что это? — испуганно выскочила на звук Лариса.
—Меняем замки, — без выражения ответил Сергей, не отрываясь от работы. — Старый заедает.
Игорь, понявший всё с полуслова, тяжёлой поступью вышел из кухни. Его лицо побагровело.
—Это что ещё за самодеятельность? Без моего ведома?
—В моей квартире я меняю что хочу, — отрезал Сергей. — И, кстати, пока я занят, вы можете начать собирать вещи. Ваш безлимитный курорт окончен.
Лариса ахнула, как от удара.
—Вы что, выгоняете нас? На улицу? Родную кровь?!
—Кровь, которая пять лет назад оставила нас под ливнем, — тихо сказала Нина, появившись в дверном проёме. — Кровь, которая живёт тут на всём готовом, портит мои вещи и пытается вынудить моего мужа отказаться от наследства за копейки. Да. Выставляем.
Игорь сделал шаг вперёд, сжимая кулаки.
—Ты, Серега, одумайся! Я тебе не какой-то чужой! Я тебе…
—Ты мне никто, — перебил его Сергей, наконец подняв глаза. В них горел холодный, непривычный огонь. — После вчерашнего разговора ты мне никто. Собирай своё барахло и уезжай. Сейчас.
Дверь в комнату Димы распахнулась, и на пороге появился он сам, с наушниками на шее.
—Чего орете? Кино мешаете смотреть.
—Собирайся, сынок, — сипло сказал Игорь, не отрывая взгляда от Сергея. — Нас тут выживают.
Началась спешка, полная ярости и неразберихи. Лариса, рыдая и причитая, стала сгребать вещи в чемоданы, кидая их как попало. Игорь пытался ей помогать, но постоянно отвлекался, чтобы бросить очередную угрозу.
— Это вы пожалеете! Я на вас в суд подаю! За моральный ущерб!
—Подавайте, — спокойно ответила Нина, прислонившись к косяку. — У нас есть аудиозапись вашего вчерашнего «предложения» о покупке доли за семьсот тысяч. И свидетель, который видел вас с риелтором у квартиры напротив. Думаю, суду будет интересно.
Игорь остолбенел. Лариса замолчала на полуслове. В их глазах мелькнул настоящий, животный страх. Они не рассчитывали на такую подготовку.
— Вы… вы подслушивали? Это незаконно! — закричала Лариса.
—Это самозащита, — парировала Нина. — От мошенников.
В этот момент в дверь, которую Сергей уже почти освободил от старого замка, постучали. На площадке стояла Тамара Семёновна и, немного поодаль, молодой участковый в форме, с усталым и недовольным лицом.
— Это что за скандал? — спросил он, заглядывая в прихожую, заваленную чемоданами и сумками.
—О, Пётр Иванович! — голос Игоря моментально стал заискивающим. — Вот, родственнички выгоняют, на улицу, с вещами! Помогите разобраться!
Участковый, Пётр Иванович, тяжело вздохнул.
—Вы здесь прописаны? — спросил он у Игоря.
—Нет, но мы родня! Гостями приехали!
—А вы, — участковый повернулся к Сергею, — являетесь собственником жилья?
—Да, — Сергей показал паспорт с отметкой о регистрации. — Эти граждане прибыли неделю назад якобы на пару дней, отказались освободить помещение, портят имущество, — он указал на царапину на косяке от чемодана, появившуюся только что. — Мы приняли решение прекратить их проживание. Просим вас присутствовать как представителя закона, чтобы не было нарушений.
— Они угрожают нам! — взвизгнула Лариса. — У них там запись какая-то липовая!
—Это вы угрожали судом и требовали подписать отказ от собственности, — чётко проговорила Нина. — У нас есть аудиодоказательство. Если нужно, предоставим.
Участковый посмотрел на Игоря и Ларису, на их перекошенные злобой лица, на чемоданы, на спокойные, но решительные лица хозяев. Опыт подсказывал ему, где истинные скандалисты.
—Граждане, — сказал он сухо. — Вы не зарегистрированы здесь, собственник просит вас освободить жилплощадь. На основании статьи… вы должны это сделать. Собирайте вещи и покидайте квартиру. В противном случае я составлю протокол за нарушение общественного порядка и неповиновение законному требованию.
Это был конец. Последняя надежда рухнула. Игорь понял, что сила теперь не на его стороне. Его наглость, которая всегда работала в деревне и среди своей семьи, разбилась о городской закон и холодную подготовку.
— Хорошо… Хорошо! — прошипел он, с ненавистью глядя на Сергея. — Запомни, Серега. Ты этого ещё пожалеешь. Мы тебе этого не простим. Никогда.
—Мне нечего у вас просить, — тихо ответил Сергей.
Последние полчаса прошли в гробовом молчании, нарушаемом только хлопаньем чемоданов и всхлипываниями Ларисы. Дима, наконец оторвавшись от виртуального мира, выглядел скорее озадаченным, чем расстроенным. Они выволокли свои вещи на лестничную площадку. Последней вынесли ту самую синюю папку. Игорь схватил её с особым тщанием.
Когда дверь квартиры, уже с новым блестящим замком, начала закрываться, Лариса выкрикнула последнее:
—И чайку вашего больше не надо! Сами напьёмся! Дороже!
Дверь щёлкнула. Наступила тишина. Не та, тягостная, что была неделю, а глубокая, чистая, звонкая тишина опустевшего пространства.
Нина обернулась и прислонилась спиной к двери. Сергей стоял посреди прихожей, глядя на пустое место, где ещё недавно валялись чужие ботинки. На его лице не было ни радости, ни торжества. Только глубокая, всепоглощающая усталость.
— Всё, — выдохнул он. — Выгнали.
—Не выгнали, — поправила его Нина, подходя и беря его за руку. Его пальцы были холодными. — Вернули себе свой дом.
Сергей кивнул и вдруг обнял её, крепко, почти до боли, пряча лицо в её плече. Он не плакал. Он просто стоял так, дыша неровно, сбрасывая с себя многолетний груз ложных обязательств.
Они стояли так посреди прихожей, в тишине, которая наконец-то принадлежала только им. Битва была выиграна. Но война, как они оба понимали, ещё не была окончена. Юридическая война за дедовский дом только начиналась. Но теперь они шли на неё вместе. И на своей территории.
Тишина.
Первые несколько дней она была оглушительной. Нина ловила себя на том, что прислушивается к привычным звукам: скрипу открывающегося холодильника в неурочный час, гулу воды в ванной, приглушённому голосу из-за закрытой двери. Но их не было. Была только их собственная жизнь, возвращавшаяся в свои берега с осторожностью, как после наводнения.
Они не праздновали. Не было ни шампанского, ни ощущения триумфа. Была глубокая, костная усталость и странная пустота, как после долгой и тяжёлой болезни. Квартира, хотя и очищенная от чужих вещей и запахов, всё ещё хранила следы вторжения: царапина на дверном косяке, пятно от чая на столешнице, которое не оттиралось, и то самое вишнёвое платье, отданное в химчистку, но, как Нина знала, уже никогда не вернувшееся к прежнему состоянию.
Сергей стал молчаливее. Он много работал, задерживался, а дома часто уходил в себя, глядя в одну точку. Однажды вечером, когда они мыли посуду, он вдруг сказал, не глядя на неё:
—Я всё думаю… Отец, наверное, разочаровался бы во мне. Что дошло до такого… до полиции, до скандала.
—Твой отец, — твёрдо ответила Нина, откладывая тарелку, — разочаровался бы в них. И гордился бы тобой. Ты не сломался. Ты защитил то, что он тебе оставил. Просто раньше не приходилось.
Он кивнул, но в его глазах оставалась тень. Нина понимала: выгнать наглецов — это одно. Пережить предательство тех, кого считал семьёй — совсем другое.
Через неделю они пошли к Кате с полным досье: чеками, распечаткой разговора с соседкой, заверенной у нотариуса, и, главное, с аудиозаписью. Катя, выслушав, была безжалостно-практична.
—Отлично. Теперь они точно пойдут в суд о признании доли незначительной или о выплате мизерной компенсации. Но с этими материалами, особенно с записью, где они прямо говорят о сумме в семьсот тысяч при реальной стоимости доли в полтора-два миллиона, мы повернем дело в свою пользу. Это доказательство недобросовестности. Пишем встречный иск: о признании вашего права на 1/2 долю и о взыскании с них расходов на ваше содержание — вот эти чеки, — и морального вреда.
— А ключ? — спросила Нина. — От камеры хранения?
—Мы можем заявить ходатайство об истребовании доказательств. Указать, что у ответчиков имеются оригиналы документов, хранящиеся в камере хранения под таким-то номером, которые важны для дела. Суд может запросить их. Это поставит их в неловкое положение.
Так началась долгая, бумажная и нервная война. Юридические тяжбы длятся месяцами. Приходили повестки, они ездили к Кате, подписывали бумаги. Первое заседание было коротким и формальным. Игорь и Лариса, увидев их в зале суда, смотрели с такой ненавистью, что воздух казался ледяным. Их адвокат, немолодой человек с усталыми глазами, пытался давить на «фактическое владение» и «добросовестное заблуждение». Адвокат Кати, молодая и энергичная женщина, методично выкладывала доказательства: запись, показания свидетеля, расчёт реальной стоимости доли от независимого оценщика.
Нина видела, как лица Игоря и Ларисы менялись по мере того, как их история трещала по швам. Они не ожидали такой подготовки. Их главный козырь — родственная связь и давление — здесь, в строгом зале суда, не работал.
Между заседаниями жизнь постепенно налаживалась. Они купили новый чайник, старый треснул ещё при гостях. Сергей зашпаклевал и покрасил царапину на косяке. Они сходили в кино впервые за полгода. Но близость, которая была между ними до вторжения родни, вернулась не сразу. Слишком много было пережито, слишком много гнева и страха они выплеснули друг на друга в те напряжённые дни. Они учились заново говорить не о проблеме, а о простых вещах.
Через четыре месяца суд вынес решение. Признать право Сергея на 1/2 долю в доме. Отказать Игорю в признании доли незначительной. Взыскать с него судебные расходы и частично компенсацию морального вреда. И главное — предложить сторонам в порядке посредничества определить порядок пользования домом или выкупить долю по рыночной стоимости.
Они вышли из здания суда в холодный, солнечный день. Сергей молчал, сжимая в руке папку с решением.
—Ты как? — спросила Нина.
—Странно. Не радостно. Словно гора с плеч, но под ней… пустота.
—Это потому что ты ждал справедливости, а не победы, — сказала она, беря его под руку. — Справедливость — она горькая часто.
Они не стали ждать, пока Игорь с Ларисой найдут деньги на выкуп. Через Кату они нашли покупателя на всю свою долю — им оказался городской житель, желавший построить в деревне дом. Сумма была честной, рыночной. Подписание бумаг прошло в офисе у нотариуса, холодно и быстро. Игорь, мрачный как туча, молча поставил свою подпись рядом с подписью Сергея. Они не обменялись ни словом. Когда всё было кончено, Игорь поднял на Сергея взгляд, и Нина прочла в нём не раскаяние, а лишь глухое, непробиваемое озлобление. Тогда она поняла окончательно: некоторые раны не заживают, некоторые люди не меняются. И с этим нужно просто жить.
Деньги со счёта они не тратили сразу. Они положили их на вклад. «Неприкосновенный запас», — сказал Сергей. Но через месяц он пришёл домой с коробкой.
—Это что?
—Балкон. Ты же давно хотела сделать там зимний сад, место для чтения. Давай сделаем. Чтобы что-то хорошее, наше, начало ассоциироваться с этими деньгами.
Ремонт на балконе занял ещё несколько недель. Они вместе выбирали плитку, светильники, удобные кресла. Это был медленный, исцеляющий процесс — созидать, а не отбиваться.
И вот сейчас, вечером, они сидели на этом самом балконе, который уже пахнет не пылью и старыми рамами, а свежей краской, деревом и землёй в кадках с маленькими туями. На столике стоял новый, блестящий чайник, из него шёл пар, смешиваясь с прохладным осенним воздухом.
Нина налила чай в две большие, простые чашки, которые они купили в Икее, просто потому что они им понравились. Никакого сервиза, никаких церемоний. Просто чай.
—Спокойной ночи, — сказал Сергей, поднимая свою чашку и глядя на огни города внизу.
—Спокойной ночи, — тихо ответила Нина.
Они пили чай молча. Тишина между ними теперь была не тяжёлой, а мирной. Они вернули себе не только дом. Они вернули себе тишину. И это было дороже любой выигранной суммы. Война закончилась. Осталась жизнь — немного потертая, с шрамами, но их собственная. И чай, который пах уютом. Их уютом.