Поскольку читала недавно о семье Аросевых (они проживали в этом знаменитом доме на Берсеневской набережной Москвы-реки), решила и известную книгу прочесть. О ней я давно слышала.
Дом на набережной, Юрий Трифонов
Сюжет: 70е, успешный москвич Вадим Глебов встречает друга детства Льва Шулепникова в мебельной магазине, куда приехал что-то себе по блату прикупить. Тот работает грузчиком и явно злоупотребляет алкоголь содержащими напитками. А когда-то он был баловнем судьбы - принадлежал к новой элите, жил в Доме на набережной. Шулепа демонстративно не узнал старого приятеля, и того это задевает.
Далее идёт ретроспектива жизни Глебова. Довоенное детство, студенчество после ВОВ, зрелые годы.
Сам Глебов - выходец из простой семьи. Он жил по соседству с детьми партработников - в коммуналке, учился с ними в одной школе, приятельствовал. Завидовал, стремился добиться их высот. Выбрал как короткий путь к успеху жениться на профессорской дочке Соне Ганчук.
— А ты жених? — Левка посмотрел лукаво, щуря красноватый глазок. — Отвечаю тыщей против рубля, что и ты нет... Заложимся, а?
Согласно жанру, свадьба не состоится - Соня потеряет статус завидной невесты.
(...) внутри себя он все уже разрешил. Благоглупость заключалась в том,
что его тянуло хотя бы косвенно, отдаленно, скрытно получить разрешение Сони. То есть он мечтал, чтобы она сказала: «Да, ты прав, милый, ты должен оставить меня. Так лучше для меня, для тебя, для папы, для науки, для всего и для всех».
Мне не понравился в этой истории никто.
Причём даже в возрасте школьников персонажи мне не симпатичны. Подлости совершают уже в юные годы. Зависть к материальному или чванливость удивительная для советских людей - такими, какими нам их представляла советская пропаганда.
Никто не счастлив. Даже Глебов, который вроде получил то, о чём грезил: докторская, поездки в Париж, семья тоже есть... из друзей юности он один на коне. И нельзя сказать, что он заплатил за это благополучие потерей любви или уважения к себе. Соню он не любил, в непосредственной травле её отца участие не принимал.
Однако удовлетворения нет. Тени прошлого настигают. Как в известном изречении: если в детстве у тебя не было велосипеда, а теперь у тебя "Бентли", то всё равно велосипеда в детстве у тебя не было.
Родители Сони не лучше своих гонителей. Они сами шашкой махали - буквально - в 20е и ранее.
Он знает, что такое рубать врагов. Рука не дрожала, когда революция приказывала — бей!
(...) Ох, как он не любил ученых молодых людей в очках! Он их рубал сразу — ха, ха! — не спрашивая, кто папа, кто мама!
У меня вообще вопрос: могут ли быть интеллигентами люди, что творили революцию насильственными методами? Т.е. они сами убийцы. Они сами создали эту карательную машину. А теперь вузовские преподаватели, порядочные люди и... жертвы режима. Жалеют, что не добили своих сегодняшних врагов.
— А знаете, в чём ошибка? В том, что в двадцать седьмом году мы Дороднова пожалели. Надо было добить.
Ганчукам, кстати, по меркам того времени очень повезло. Ну, потеряли престижную недвижимость в Москве и Подмосковье (дача), с их идеалами это их не должно смущать) Ареста не было, отправили работать в провинциальный вуз "на укрепление периферийных кадров".
Любовная линия, кстати, похожа на историю из романа "Дети Арбата". Там тоже парень-карьерист и циник охмуряет чистое создание - дочь старых большевиков, потом её бросает.
Не могу сказать, что Глебов - подонок. Благородства в нём никакого нет, разумеется. Но совесть не атрофирована. Участвовать в травле своего научного руководителя, отца Сони, он не желал. Защищать его, конечно, тоже не был готов (а такие среди учеников Ганчука нашлись!). Однако он неинтересен. Все его мысли-чувства - это скучно. И все остальные в этой истории такие же. Если сравнивать с подлым персонажем Рыбакова, Юрка Шарок интереснее.
Известно, что символом советского мещанства были слоники на комодах или в сервантах (мне они, кстати, симпатичны:)). А у профессора Ганчука на полках стояли бюсты философов - он их привёз из-за границы. И они пленили молодого Глебова.
А вот о гипсовых бюстиках, стоявших в солдатском строю под потолком,
он упомянул как о детали полуанекдотической. Однако аспирант Ширейко
посуровел и жестким голосом спросил: «Интересно, каких философов держит профессор Ганчук на своем книжном шкафу?» Глебов не помнил всех, там было бюстиков восемь. Помнил Платона, Аристотеля и еще, кажется, Канта и Шопенгауэра, кого-то из немцев. «А философов материалистического направления не помните?» Глебов вспоминал, напрягаясь. Кажется, там был еще Спиноза, но это не наверняка. «Ну, Борух Спиноза! Разумеется, — сказал Ширейко. — Но Спиноза не истинный материалист. А вот античных материалистов Демокрита, Гераклита не помните? Может быть, французы? А Гегель? Людвиг Фейербах?» Глебов уже догадался, что глупо всунулся с бюстиками, они могут вытянуть отсюда черт знает что, поэтому стал твердить: не помнит, не знает. Может быть, есть, кажется, есть.
***
Юрий Трифонов сам жил в Доме на набережной до ареста родителей. И его персонажи имеют прототипов.
Из Википедии: прообразом Сони послужила Лена Минц, профессора Ганчука — её отец Исаак Израилевич, Шулепы — Сергей Савицкий.
Пожалуй, самый особенный это прототип Антона Овчинникова - Лев Федотов.
Изо всех обитателей большого дома Глебову по-настоящему нравился Антон Овчинников. Вообще-то Глебов считал Антона просто-напросто гениальным человеком. Да и многие так считали. Антон был музыкант, поклонник Верди, оперу «Аида» мог напеть по памяти всю, с начала до конца, кроме того, он был художник, лучший в школе, особенно замечательно он рисовал акварелью исторические здания, а тушью — профили композиторов; еще он был сочинитель фантастических научных романов, посвященных изучению пещер и археологических древностей, интересовали его также палеонтология, океанография, география и частично минералогия. Глебова Антон привлекал не только гениальными способностями, но и тем, что он был скромный, не хвастун, не зазнайка — в отличие от других жителей большого дома, в каждом из которых сидела хотя бы малой дозой некая фанаберия, отвратительная Глебову, — и жил Антон скромно, в однокомнатной квартире, обставленной простой казенной мебелью, и не было у него немецких ботинок, финских шерстяных свитеров, удивительных ножичков в кожаных футлярчиках, и не приносил он в школу завернутые в папиросную бумагу бутерброды с ветчиной или сыром, от которых шел запах по всему классу.
Работая над пьесой, Трифонов попросил у матери друга разрешения прочесть его дневники (Лев Федотов погиб в 1943 году). И был ошарашен их содержанием. Этот старшеклассник-вундеркинд предсказывал, в частности, начало и ход войны с Германией.
Дневников было пятнадцать тетрадей, сохранилось лишь четыре. Они сейчас изданы книгой, Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9 „А“. Странное название, т.к. мемуары - это другой жанр.
Я, правда, не собираюсь быть пророком, но все эти мысли возникли у меня в
связи с международной обстановкой, а связать их, дополнить помогли мне
логические рассуждения и догадки. Короче говоря, будущее покажет.
— Дневник Федотова. 5 июня 1941 года
***
Книга Трифонова на меня не произвела сильного впечатления. В отличие от повести Лидии Чуковской.
ПС. Есть сериал по мотивам (сюжет, вижу, значительно изменён). Я посмотрела первые минут пятнадцать. И прыскаю от смеха. Они даже не убрали современные баннеры, снимаю набережную 30х. Ну, такая небрежность!