Из архива С.-Петербургской духовной консистории (описание "дела" С. И. Опатович)
В конце 1730 года, в Петербурге проживал капитан галерного флота Андрей Диопер, человек небогатый, семейный. Старшую дочь он выдал замуж, за какого-то Богдана Халябия, а младшая, Евдокия, оставалась при отце. В это время она сблизилась с флотским поручиком Кайсаровым и думала выйти за него замуж.
Но на беду, из Селенгинска приехал в Петербург Ганнибал (Абрам Петрович), познакомился с Диопером и его дочерью и попросил у отца ее руки.
Евдокия не соглашалась выходить замуж за Ганнибала, - понеже, как говорила она, - арап, и не нашей породы. Но отец и зять не обратили на это внимания, принудили повенчаться с Ганнибалом. Евдокия должна была покориться им, но до свадьбы отдалась Кайсарову.
Ганнибал повенчался 1731 году, между 6-м числом января и 21-м февраля. Спустя месяц после свадьбы, из Петербурга он откомандирован был в Пернов, учить кондукторов математике и черчению. За Ганнибалом отправилась туда и его жена.
Жизнь в маленьком городке, с нелюбимым мужем, молодой женщине очень не понравилась. Она стала искать развлечений и нашла их. Между подчиненными мужу кондукторами она обратила внимание на Шишкова. Этот молодой человек в Пернове разыгрывал роль Дон-Жуана. Еще до прибытия туда Ганнибалов, он познакомился с мещанкой Моршей, у которой была взрослая дочь.
Шишков пообещал жениться на этой девушке, вступил с нею в связь и обманул. Морша жаловалась на Шишкова начальству, которое распорядилось: Шишкову учинить наказание на теле, да тем дело и покончить. Однако, размолвка между Шишковым и Моршей продолжалась недолго; Шишков по-прежнему стал бывать у ней.
С Моршей познакомилась и Евдокия Андреевна Ганнибал.
В воскресенье, в великом посту 1731 года (Пасха была тогда 9-го апреля), пришла она к Морше и младшую дочь ее, Марию Елизабет, послала за Шишковым. Тот явился. Сели играть в карты, в короли, и когда он, Шишков, "король был, то ей, капитанше, наложил, чтоб она его целовала, что капитанша и учинила".
После этого Евдокия Андреевна, в отсутствии мужа, нередко призывала к себе Шишкова через писаря Тимофеева, и при таких свиданиях завелись у них любовные разговоры. "Я тебя люблю всем сердцем", говорил Шишков. Евдокия отвечала ему такого же рода признанием.
От того у них любление пошло и шло до конца февраля 1732 года.
В таком небольшом городе, как Пернов, связь между Шишковым и Евдокией Ганнибал не могла долго скрываться и слухи о ней, с различными прибавлениями, дошли и до Абраама Петровича. 28-го февраля, он подал донос в перновскую канцелярию, что, "того же числа, кондуктор Гавриил Кузьминский объявил ему, что кондуктор Яков Шишков хвалился его, капитана, "окормить", и об этом Кузьминский слышал от кондуктора Фабера.
Фабер под присягой показал, что, 26-го числа того же месяца, мещанка Морша говорила ему: "приходил-де ко мне Шишков и говорил, что капитан Абрам Петров болен и кабы капитанша была умна и послала в аптеку и купила чего и дала-б ему, Петрову, и он бы недолго стал жить". Тоже показала и сама Морша.
Подав жалобу на своих подчиненных, Ганнибал принялся и за жену, и плохо стало бедной. Он приставил в ней крепкий, надежный караул и неоднократно брал ее к себе, в свои покои. Там, в стены, повыше роста человеческого, ввернуты были кольца. Туда вкладывались руки несчастной и ее тело повисало на воздухе.
В комнате заранее приготовлены были розги, батоги, плети и муж бил и мучил несчастную смертельными побоями необычно, принуждая ее, чтобы она на суде при допросах показала, будто "с кондуктором Шишковым хотела его, Ганнибала, отравить и с ним, Шишковым, блуд чинила". При этом, в случае, если она покажет не по его желанию, грозил, Евдокию, убить.
После таких внушений, в канцелярии (где производилось дело о нарушении супружеской верности и где сам Ганнибал играл роль немаловажную), Евдокия все показывала по желанию мужа, чтобы только вырваться из его рук.
Тем не менее, в течение месяца она жила у мужа и только в конце марта того же года взята была в канцелярию. Ее посадили на Госпитальный двор, куда обыкновенно заключались осужденные. Там, под крепким караулом, провела она 5 лет, пока "суды кончались".
На содержание арестованных никто не обращал внимания, и арестанты Госпитального двора, питались или на средства родных, или на доброхотные подаяния христолюбцев. На содержание Евдокии Андреевны муж ничего не давал и сам нарочно затягивал дело, чтобы подольше продержать ее под караулом.
Арестантке не раз приходилось страдать от голода, в ожидании милостыни.
Между тем, Абраам Петрович не терял напрасно времени. Он сошелся с дочерью капитана Перновского полка Шелберга девицей Христиною, и жил с нею в Ревельском уезде на мызе. Пошли дети и родители стали заботиться об их будущности, а будущность незаконнорожденных детей неприглядна. Поехали в Ревель повенчаться и там стали искать подходящего православного священника.
Полковые священники того времени были вполне подчинены офицерам, а следовательно, и Ганнибалу.
К ним-то он и обратился, но встретил много затруднений. Священники отказывались венчать его под различными предлогами. Ганнибал условился, наконец, со священником полковой церкви во имя Феодора Стратилата, Петром Ильиным, и тот повенчать согласился. Новая беда. Пётр Ильин объяснил, что венчать может только "по венечной памяти", - документу, которого у Ильина не было.
Надо было достать такую "память" у кого-нибудь из приходских священников. Поискали, и наконец, добыли у священника Николаевской Ревельской церкви Ивана Филиппова, и Пётр Ильин повенчал Ганнибала на Христине Шелберг.
Это произошло в 1736 году, когда Евдокия Андреевна Ганнибал томилась в Госпитальном дворе, потому что "суды еще кончались".
Теперь необходимо было покончить с первой женой.
По мнению Абраама Петровича, это не представляло особенной трудности. Стоило только сказать "слово" перновским офицерам, у которых находилось дело о Евдокии Андреевне. И действительно, гг. офицеры учинили сентенцию: "Прелюбодевице (Евдокии Андреевне) учинить наказание - гонять по городу лозами, а прогнавши, отослать на Прядильный двор, на работу вечно; а Ганнибалу, как невинному, за руками всех присутствующих, выдать аттестат".
Теперь, казалось, все дело покончилось; но при императрице Анне Иоанновне на нарушение супружеской верности женою смотрели уже не так строго, как при Петре I.
Для приведения приговора в исполнение необходимо было утверждение высшей судебной инстанции, а между тем Евдокия Андреевна упросила кого-то написать прошение в Фортификационную контору, чтобы ее вытребовали в Петербург. Ее вытребовали. Теперь дело Абраама Петровича приняло оборот для него не совсем удобный.
В царствование Анны Иоанновны влияние его ограничивалось одним только Перновым, а в Петербурге "птенцы Петра I" не пользовались особенным уважением. Мало того, их старались устранять от дела, притеснять, а "Ганнибал из Сибири вернулся самовольно". В Петербурге могли припомнить и это.
И в самом деле, Евдокия Андреевна в Петербурге не оставалась в бездействии. От ее имени подана была, 1-го марта 1737 года, челобитная в святейший синод. В ней подсудимая заявляла, что "показания свои, в перновской канцелярии, дала неправильно, опасаясь угроз мужа"; "неправильно показал и кондуктор Шишков, по команде, подчиненный Ганнибалу".
Евдокия Андреевна просила "дело о ней произвести в духовном ведомстве и там же передопросить как мужа ее, так и свидетелей". Вместе с тем, она просила "освободить ее из-под караула, дабы голодною смертью не помереть".
Святейший синод, после продолжительной переписки с Фортификационной конторой, вытребовал это дело, и 3-го декабря 1743 года оно поступило в синод. Синод передал дело преосвященному Никодиму, епископу с.-петербургскому, и, по распоряжению его, "Евдокия Андреевна отдана на поруки и поселилась у своих знакомых на Васильевском острове, в приходе церкви св. апостола Андрея Первозванного".
Но с вступлением на престол дочери Петра I, Елизаветы, "петровские птенцы" стали возвышаться. К числу их относился и любимый денщик Петра I, Ганнибал. В 1746 году он был уже генерал-майором, т. е. имел чин, по тогдашнему времени, весьма знатный. Бороться с такой знатной персоной, особенно в виду расположенности к нему императрицы, становилось трудно.
На беду свою и Евдокия Андреевна не вела себя осторожно. Молодая женщина, просидевшая 11 лет в заключении, не сумела совладать с собою. Случай свел ее с подмастерьем академии наук Абумовым и плоды этой связи скоро обнаружились. Время родов приближалось, а между тем "агенты Ганнибала" глаз не сводили с несчастной и все доводили до сведения своего патрона; это было тем легче, что Ганнибал жил на том же острове, в Благовещенском приходе.
Как быть? Обратилась она за советом к своему духовнику, Андреевской церкви священнику Андрею Никифорову. И тот посоветовал ей "обратиться в консисторию с покаянием". Евдокия Андреевна так и сделала.
17-го мая 1746 года, она подала в консисторию прошение (за неграмотностью ее, подписанное духовником, Андреевского собора священником Андреем Никифоровым), в котором сознавалась "во всех своих проступках". В заключение она доносила консистории, что "она и теперь такою же своею виною одержима есть, как и ныне имеется чревата, и просила развести ее с Ганнибалом, уже женившимся на другой, с которою тот прижил нескольких детей".
И действительно, через несколько времени Евдокия Андреевна родила дочь Агриппину. Ребенок родился слабеньким и скоро отправился на вечное упокоение к Самсонию, на кладбище.
На основании прошения Евдокии Андреевны, консистория послала Ганнибалу запрос по следующим пунктам:
- Действительно-ли он повенчан?
- Кто и в какой церкви венчал его?
- По чьей венечной памяти?
- Которым показан браком?
На это Ганнибал отвечал только, что "в 1736 году он действительно повенчан в Ревельской соборной церкви с дочерью умершего капитана Шелберга, девицею Христиною, вторым браком, и в настоящее время уже имеет с нею 5 человек детей".
На другие вопросные пункты он не отвечал, а только заявил, что "о том, каким образом вступил он в супружество с Христиною Шелберг, и каким показал себя браком, а также о поступках своей первой жены Евдокии, - он, 23-го мая 1746 г., подал челобитную государыне императрице".
Кажется, Ганнибал считал для себя унизительным отвечать консистории и думал, что императрица сама решит бракоразводное дело. Вышло не так. Прошение Ганнибала императрица препроводила в синод, синод в с.-петербургскую консисторию, и опять минуло 3 года.
Положение Ганнибала стало весьма щекотливым; дети росли, мальчиков пора бы определить в кадетский корпус, или записать в гвардию, и между тем какие права имели они? Первый брак Ганнибала не был расторгнут, а потому и второй не мог признаваться законным, а следовательно, и дети от этого брака должны были признаваться также незаконнорожденными: лишались прав на поступление в какое бы то ни было заведение и сословие, за исключением крестьянского.
Стоило призадуматься. Ганнибал препроводил Евдокию в консисторию, но пожалел денег на содержание ее и консистория опять отпустила ее на свободу и она по-прежнему жила на острове и называлась законною женою Ганнибала.
И вот, 15-го сентября 1749 года, Ганнибал сам просил консисторию, чтобы "в рассуждение его долговременной и беспорочной службы и вторичного брака", его всемилостивейше оборонить, и "бывшую его жену Евдокию взять в консисторию и за чинимое ею прелюбодеяние отрешить от него вовсе, дабы оная прелюбодеица долее не называлась его женою и, таскаючись на воле, своими непотребствы еще более его в бесчестию не довела".
К этому прошению приложен был и выданный Ганнибалу из военного суда аттестат, в котором кондуктор Шишков обвинен в ослушании команды и фальшивых доношениях, и в блуде жены его, капитана, и в отраве его, капитана, женою и им Шишовым, - кондуктор Гаврила Кузьминский в ведомстве приличился.
И означенные кондукторы пред судом признались - во всем винны, и перед судом кондукторы Шишков и Кузьминский слезно христианского прощения у Петрова просили и тот их простил. Поэтому судьи, признавая Петрова правым, выдал ему аттестат, а Шишкова и Кузьминского признали во всем повинными.
Во главе подписей на этом аттестате стоит следующая: "Вместо прапорщика Сергея Иванова, по его прошению, поручик Кондратий Воробьев подписался".
Прошение это поступило к преосвященному Феодосию, архиепископу с.-петербургскому, и он предложил:
- Евдокию Андрееву с Ганнибалом разлучить;
- По силе указа от 8-го января 1744 года, учиня ей наказание, послать в Оренбург, или, по рассмотрению синода, в отдаленный монастырь, на монастырские труды вечно, потому что таковая "сквернодеица в резидующем граде быти не может";
- Генерал-майору Ганнибалу, к тому второбрачию "немалую подала причину" сентенция суда о наказании жены и ссылке ее на Прядильный двор на работу вечно, что и всякому, не совершенно знающему духовных прав, покажется за действительное "разлучение".
- Сверх же всего, с нынешнею его второбрачною женою в сожитии уже 13 лет и имеет 6 детей, чего ради, вместо разлучения, снабдить его церковною епитимьёй, и, сверх того, денежным штрафом, а с сею его женою брак его утвердить.
После этого Евдокия Андреевна опять таки отдана была на поруки, с тем, чтобы она удалялась от прелюбодейного жития, под опасением наижесточайшего наказания, без всякого помилования.
Но, 5-го декабря того же года, поручители Евдокии Андреевны от поручительства отказались. Того же числа Ганнибал подал в консисторию прошение, чтобы "жену его, ради ее непотребств, на поруки не отдавать, а, до решения дела в синоде, содержать в консистории под караулом", обещая присылать ей пропитание.
Преосвященный Феодосий исполнил желание Ганнибала и Евдокия Андреевна очутилась в арестантской с.-петербургской духовной консистории. Неизвестно, доставлял ли ей Ганнибал пропитание и, если доставлял, то какое? Но Евдокии Андреевне пришлось долго просидеть под караулом.
17-го ноября 1750 года святейший синод прислал это дело в рассмотрение новому архиепископу с.-петербургскому Сильвестру Кулябке, который возбудил новые вопросы, подавшие повод к новой переписке.
Требовалось узнать: "Какого вероисповедания вторая жена Ганнибала и на каком основании повенчана?". А надо заметить, что Шелберг была лютеранкой; православным позволялось вступать в брак с иноверными только с разрешения епархиального начальства, а Ганнибал, вступая в брак с Христиною Шелберг, об этом и не подумал.
Вот и повод к новой переписке, которая опять затянула дело, пока не нашли, что виновный священник Петр Ильин уже скончался.
После того консистория навела "справки" в церковных законоположениях по "этому предмету", но признала необходимым "оставить Евдокию у себя под караулом", потому что русское законодательство того времени, по вопросу "о нарушении брачного союза", подвергалось изменениям.
В до-петровской жизни наших женщин, дел о нарушении ими супружеской верности встречалось немного. С освобождением женщин "из-под замков и запоров", при отсутствии твердых нравственных начал, преступления такого рода значительно умножились и Петр Великий вздумал остановить зло изданием строгих "законов против нарушения женщинами супружеской верности".
Виновных прогоняли по городу розгами и потом заключали в Прядильный двор в пожизненную работу. 8-го января 1744 года заключение в Прядильном дворе заменено было ссылкой в Оренбург, но в 1751 году отсылочная комиссия прекратила свои действия.
И вот, духовное начальство очутилось в таком положении, что, решая дела о прелюбодеянии, оно своих решений не могло приводить в исполнение.
Синод имел право наказывать только частным, келейным образом, а прелюбодеица подвергалась "наказанию публичному", и такие наказания совершались только по определении власти гражданской, с которою, однако, синод неохотно вступал в сношения. Да и, кроме того, с упразднением отсылочной комиссии, стало невозможным и отсылать виновных в Оренбург.
Окончательное определение консистории по делу первой жены Ганнибала состоялось только 9-го сентября 1753 года:
Евдокию Андреевну признали виновною в преступных сношениях до свадьбы с Александром Кайсаровым и после, - с Шишковым и Абумовым и присудили: с Ганнибалом ее развести и препроводить в губернскую канцелярию для отсылки куда таковых посылают, или в отдаленный монастырь в труды монастырские вечно.
Брак Ганнибала с Христиною Шелберг утвердить, наложив на него епитимью и денежный штраф.
С Евдокии Андреевой взять подписку, чтобы она впредь женою Ганнибала не называлась и в новое прелюбодеяние не впадала, под опасением наижесточайшего наказания, а за прежнее свое согрешение принесла покаяние перед отцом духовным и строго исполняла епитимью, какая ей будет наложена.
В петербургской епархии женских монастырей тогда не было и святейший синод повелел заключить виновную в Староладожский (а не Тихвинский, как говорил Пушкин) женский монастырь.
24-го января 1754 года, утром, Евдокию вывели из консисторского заключения, объявили приказ "отправляться в монастырь" и сдали ее отставному солдату Щеколдину, которому и поручили доставить ее в Новгородскую духовную консисторию. На дорожные расходы выдали Щеколдину 3 рубля и приказали "доставить Евдокию на место бережно".
Посадил он ее в сани и повез в Новгород. Там, в консистории, уже получен был указ синода, "дабы Евдокию Андреевну содержать в монастыре неисходно и наблюдать дабы оная, пребывая в покаянии, приходила в церковь к повседневному молитвословию, келейного правила не оставляла и, по возможности, в монастырских послушаниях обращалась неленостно".
Из консистории отправили ее в монастырь, где она и скончалась. Так "окончились суды".