Я стояла у окна своей однушки на Профсоюзной и смотрела на знакомый двор. Шесть лет назад я въехала сюда молодой девчонкой, получившей квартиру по наследству от бабушки. А теперь возвращалась сюда замужней женщиной, которая только что подала на развод.
Телефон разрывался от звонков Максима. Я сбросила уже пятый за час.
— Лен, открой дверь, я знаю, что ты дома! — раздался его голос из-за двери, а следом настойчивый стук.
Я вздохнула и открыла. Максим ворвался в прихожую, растрёпанный, с красными глазами.
— Ты что творишь?! — он схватил меня за плечи. — Какой развод? О чём ты вообще?
— Отпусти меня, — я спокойно высвободилась. — Садись на кухню, поговорим.
— Да какой разговор?! Ты съехала из нашей квартиры, не отвечаешь на звонки, и вдруг я получаю повестку в суд!
— Нашей квартиры? — я усмехнулась. — Максим, это квартира твоих родителей, в которой они великодушно позволили нам жить.
— Лена, ну хватит! — он провёл рукой по лицу. — Мы же обсуждали это. Ты сама согласилась продать эту однушку и добавить деньги на трёшку. Родители готовы были доплатить остальное.
— Я не соглашалась, — я налила себе воды. — Твоя мама сказала, что так будет правильно. Твой папа составил план, как мы всё оформим. А ты поддакивал. Никто не спросил, чего хочу я.
— Лена, мне тридцать два года! — Максим ударил кулаком по столу. — У меня нет собственного жилья! Только эта квартира родителей, в которой мы живём. А у тебя есть своя. Разве не логично объединить ресурсы?
— Максим, у меня есть своя квартира, потому что моя бабушка всю жизнь откладывала каждую копейку, чтобы купить её. Она оформила её на меня перед смертью, — я посмотрела ему в глаза. — А у тебя нет жилья, потому что ты до тридцати жил с родителями и не считал нужным что-то менять.
— То есть это моя вина, что родители не купили мне квартиру?!
— Нет. Это твоя вина, что ты даже не пытался снять квартиру, накопить, взять ипотеку. Тебя всё устраивало.
— Лена, я работаю! Я зарабатываю!
— На развлечения зарабатываешь. На рестораны, на новый телефон каждый год, на отпуск в Турции. Но почему-то именно моя квартира должна стать взносом в наше общее будущее.
Максим замолчал, сжав челюсти.
— Садись, — я кивнула на стул. — Поговорим спокойно.
Он нехотя сел. Я устроилась напротив.
— Два месяца назад твоя мама сказала: "Леночка, мы тут подумали, и вот какой план". Помнишь?
— Ну и что? Она хотела помочь.
— Она хотела, чтобы я продала свою квартиру, — я медленно проговорила каждое слово. — Мы бы добавили эти деньги к их сумме и купили трёшку. Но оформили бы на твоих родителей, потому что у них, цитирую, "более удобная налоговая ситуация".
— Лена, это просто формальность! Квартира была бы наша.
— Максим, я не идиотка. Юридически квартира принадлежала бы твоим родителям. А моя однушка была бы продана. То есть у меня вообще ничего не осталось бы.
— Ты моя жена! Зачем тебе отдельное жильё?
— Вот именно сейчас ты озвучил всё, что я поняла за эти два месяца, — я откинулась на спинку стула. — Я твоя жена, значит, моё — это автоматически наше. А наше — это фактически ваше с родителями.
— Господи, да какая паранойя!
— Паранойя? — я достала телефон и открыла заметки. — Давай посмотрим. Когда мы поженились, твоя мама сказала, что нам не нужна отдельная квартира, потому что у них трёшка просторная. Я согласилась, подумала: ну да, сэкономим на аренде, накопим быстрее.
— И что не так?
— Не так то, что за три года мы не накопили ни копейки. Каждый раз, когда я предлагала откладывать, ты говорил: "Зачем? Нам же удобно здесь". А я платила половину продуктов, половину коммуналки твоим родителям. По сути, я платила аренду, но копилки общей не было.
— У нас были общие траты!
— Да, на твои хобби. На абонемент в спортзал, который ты забросил через месяц. На PlayStation, на которой ты играешь с друзьями. На...
— Хватит! — Максим вскочил. — Я что, должен был отчитываться за каждую покупку?
— Нет, — я тоже встала. — Но когда я предложила завести общий счёт, куда мы оба будем откладывать на квартиру, ты сказал, что это глупость. Что мы и так семья.
— Потому что это правда глупость! Зачем эти формальности между мужем и женой?
— Затем, что когда твои родители предложили мне продать мою квартиру, это уже не показалось тебе формальностью, — я скрестила руки на груди. — Вдруг стало важно объединить ресурсы.
Максим ходил по кухне, взъерошивая волосы.
— Лена, ну хорошо, допустим, ты права. Что теперь? Мы же можем всё обсудить, придумать другой вариант!
— Максим, мы не можем.
— Почему?!
— Потому что месяц назад, когда я сказала, что не хочу продавать квартиру, твоя мама назвала меня эгоисткой, — я посмотрела на него. — Она сказала, что я не думаю о семье. Что нормальная жена должна хотеть общего блага.
— Ну мама вспылила, с кем не бывает...
— А ты молчал. Ты сидел рядом и молчал. А когда я попросила поддержать меня, ты сказал: "Лен, ну мама же не со зла. Она заботится о нас".
— Так и есть!
— Нет. Она заботится о тебе. О том, чтобы у её сына была хорошая квартира. А я — инструмент для этого.
— Это бред!
— Две недели назад твой отец прислал мне договор купли-продажи моей квартиры, — я достала из ящика стола распечатку. — Уже заполненный. С датой, с суммой. Он сказал, что нашёл покупателя через знакомых и что это выгодная цена.
Максим побледнел.
— Я... я не знал, что он зашёл так далеко.
— Правда? А когда я показала тебе этот договор и начала плакать, ты что сказал?
Он молчал.
— Ты сказал: "Ну папа просто хотел ускорить процесс. Не кипятись". Ускорить процесс продажи моей квартиры, о которой я не просила.
— Господи, Лена! — он схватился за голову. — Ты же понимаешь, что они хотели как лучше! Да, может, они перегибают, но они же не враги тебе!
— Максим, они распланировали продажу моей собственности, даже не спросив толком моего мнения. А ты их поддержал.
— Я не поддержал! Я просто... я просто не хотел конфликта.
— Вот именно, — я кивнула. — Ты не хотел конфликта. Не с ними. И когда нужно было выбирать между мной и ими, ты выбрал их.
— Это не выбор между! Мы же все семья!
— Нет, Максим. Семья — это когда муж защищает свою жену. А у тебя получилось так: твои родители придумали план, как забрать моё единственное жильё, ты согласился, и теперь я должна радоваться, что вы все такие заботливые.
— Ты всё преувеличиваешь! Квартира была бы наша!
— Документально — твоих родителей, — я перебила. — А моей однушки не было бы вообще. И если бы мы развелись...
— При чём тут развод?! — он взорвался.
— При том, что сейчас мы его оформляем, и я понимаю, как же я вовремя не подписала эти бумаги, — я села обратно. — Потому что сейчас у меня есть куда вернуться. А если бы я послушалась вас, у меня не было бы ничего.
— Мы бы не развелись, если бы ты не устроила весь этот цирк!
— Этот "цирк" я устроила, когда поняла простую вещь, — я посмотрела ему в глаза. — Ты не видишь меня как равного партнёра. Для тебя я — дополнение к твоей семье. Удобное, послушное. Которое должно вносить вклад, но не иметь голоса.
— Это неправда!
— Максим, за три года брака мы ни разу не провели Новый год отдельно от твоих родителей, хотя я просила. Ни разу не съездили в отпуск вдвоём, потому что "зачем лишние траты". Но зато ты три раза ездил на рыбалку с друзьями.
— При чём тут это?
— При том, что это паттерн. Мои желания — это прихоти. Твои — нормальные потребности. А желания твоих родителей — это святое.
Он опустился на стул, уставившись в стол.
— Я... я не думал, что ты так всё воспринимаешь.
— Вот именно. Ты не думал. Ты вообще не думал обо мне, — я вздохнула. — Когда твоя мама в сотый раз сказала, что я неправильно готовлю борщ, ты смолчал. Когда твой отец критиковал мою работу, ты смолчал. Когда они решили продать мою квартиру, ты тоже не возразил.
— Я не хотел ссор в семье.
— Ты не хотел ссор с ними. А то, что я каждый раз глотала обиду, тебя не волновало.
Максим поднял на меня глаза, и в них были слёзы.
— Лен... я правда не понимал. Мне казалось, что мы просто живём обычной жизнью.
— Обычной для тебя. Удобной для тебя. А я в этой жизни себя потеряла, — я почувствовала, как собственный голос дрожит. — Я три года пыталась соответствовать. Быть хорошей невесткой, хорошей женой. Не возмущаться, не требовать. И куда это привело? К тому, что меня почти заставили продать единственное, что у меня есть.
— Мы можем всё исправить, — он протянул руку через стол. — Лена, пожалуйста. Я поговорю с родителями. Мы найдём другое решение.
— Максим, ты не понял главного, — я не взяла его руку. — Дело не в квартире. Дело в том, что я не хочу жить в семье, где меня не слышат. Где я должна доказывать право на своё мнение.
— Но я люблю тебя!
— Я знаю. Но ты любишь удобную меня. Ту, которая не спорит. А настоящая я... я устала быть удобной.
Он закрыл лицо руками. Плечи его затряслись.
— Что мне делать? Лена, ну скажи, что мне делать?
— Ничего, — я тихо ответила. — Уже поздно. Я уже приняла решение.
— Но почему? Почему нельзя попробовать ещё раз?
— Потому что я больше не верю. Не верю, что ты защитишь меня. Не верю, что твои родители перестанут вмешиваться. Не верю, что у нас получится построить равный союз.
— Лена...
— Иди домой, Максим, — я встала. — К родителям. Это всё равно твой дом, не мой.
— А как же мы?
— Нас не стало в тот момент, когда ты промолчал, — я подошла к двери и открыла её. — Когда тебе нужно было встать на мою сторону, а ты предпочёл нейтралитет. Но в семье нейтралитет — это предательство.
Максим медленно поднялся, подошёл к двери. На пороге обернулся.
— Я правда любил тебя.
— Я тоже любила. Поэтому и больно, — я едва сдерживала слёзы. — Но недостаточно любила себя. Теперь исправляю эту ошибку.
Он ушёл. Дверь закрылась. Я прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол.
А потом достала телефон и написала подруге: "Всё. Подала документы. Скоро буду свободна".
И впервые за три года почувствовала, что это правда — свобода. Страшная, непонятная, но моя.