— Все шестьсот тысяч? Ты отдал все шестьсот тысяч своей матери?
Дмитрий стоял у окна, спиной к ней, и его плечи напряглись, будто под невидимым грузом. За окном медленно темнело, ранний ноябрьский вечер затягивал небо свинцовыми тучами. В квартире пахло чаем и пылью, поднятой с пола после её недавних сборов.
— Алиса, давай не будем сейчас...
— Не будем ЧЕГО? – её голос, срывающийся на крик, резанул тишину. – Обсуждать, как ты за моей спиной спустил все наши деньги? Мои деньги! Деньги с продажи моей дачи!
Он медленно обернулся. Лицо его было серым, усталым, в глазах – знакомое ей виноватое упрямство, которое она всегда прощала. Но сейчас оно вызывало только тошноту.
— Она моя мать, у неё кухня в аварийном состоянии. Трубы текли, шкафы разваливались. Она не могла больше ждать.
— Не могла ждать неделю? Пока я, дура, буду выбирать нам машину? Пока я обзваниваю полгорода, договариваюсь о встрече, считаю каждую копейку? Ты смотрел, как я это делаю, и молчал! Целую неделю молчал!
Алиса подошла к нему вплотную, сжимая кулаки, чтобы они не дрожали. Она видела каждую морщинку вокруг его глаз, каждую пору на коже. Этот человек стал ей за три года брака ближе всех, а сейчас казался абсолютно чужим.
— Я не знал, как тебе сказать. Думал, ты поймёшь. Семья ведь...
— Не смей говорить это слово! – она отшатнулась, будто её ударили. – Какая семья? Семья – это когда договариваются! Когда советуются! А ты что сделал? Украл!
Дмитрий вздрогнул, его лицо исказилось.
— Я не воровал! Мы живём в одной квартире, ведём общее хозяйство! Это наши общие деньги!
— Лежали они в моём ящике, в моей сумке! Мы договорились – машина. Ты сам сказал: «Деньги твои, выбирай сама». И я выбирала! А ты в это время уже всё отнёс мамочке!
Он стоял, опустив голову, и молчал, а она смотрела на него и понимала — это не просто ссора, это конец. Конец доверию, конец иллюзиям, конец тому, во что она верила все эти годы.
— Сколько именно ты ей отдал? – спросила Алиса, и её голос внезапно стал тихим и опасным. – Я хочу услышать точную цифру.
— Шестьсот, – прошептал он. – Все, что были.
— На что? На какую такую кухню? Золотые смесители? Мраморные столешницы?!
— На всё! На материалы, на работу, на мебель... Она уже всё закупила, ремонт начался. Деньги не вернуть.
Ощущение было таким, будто у неё из-под ног выдернули землю. Дача, та самая, с яблонями, которые сажала бабушка, с запахом старого дерева и детства. Всё это превратилось в какую-то дурацкую плитку на кухне у Ольги Петровны. В одно мгновение.
— Ты хоть понимаешь, что ты сделал? – голос её снова начал срываться. – Это было последнее, что осталось от бабушки. Не просто деньги. А ты... ты...
Она не нашла слов. Развернулась и пошла прочь, в спальню, но не для того, чтобы плакать. Слёзы придут потом. Сейчас ею двигала холодная, ясная ярость. Она достала с антресоли чемодан, старый, потрёпанный, с которым они ездили в прошлом году в Крым.
— Алиса, что ты делаешь? – Дмитрий стоял в дверях, его лицо вытянулось от страха.
— Ухожу.
— Куда? Прекрати это! Давай обсудим!
— Обсуждать нечего. Ты всё уже обсудил со своей матерью. Без меня.
Она стала складывать в чемодан вещи, не глядя, что берет. Косметичка, несколько свитеров, нижнее белье, документы из ящика тумбочки. Действовала на автомате, будто её тело управлялось кем-то другим.
— Это же из-за денег? Я заработаю! Я верну тебе каждую копейку!
— Не из-за денег! – крикнула она, оборачиваясь к нему. – Из-за предательства! Ты меня предал! Ты выбрал её, а не меня. Ты показал, что её желание сделать новую кухню важнее нашего общего решения, важнее нашего доверия!
Внезапно в прихожей щёлкнул замок. Лёгкий, энергичный шаг. Голос, от которого у Алисы свело скулы.
— Димон, ты дома? Дверь была не заперта. Принесла вам гостинцев.
Ольга Петровна появилась на пороге спальни, снимая сапоги на шпильке. На её лице играла довольная улыбка, в руках она держала пакет из супермаркета, из которого пахло сдобой.
— А вы что тут, сборы какие-то? – свекровь окинула взглядом чемодан и бледное лицо Алисы. – В командировку?
Дмитрий замер, беспомощно глядя с жены на мать. Алиса выпрямилась. Вся ярость, всё отчаяние вдруг улеглись, превратившись в ледяную глыбу где-то в груди.
— Нет, Ольга Петровна. Не в командировку. Ухожу от вашего сына.
— Что-о? – свекровь фыркнула, ставя пакет на комод. – Опять сцены закатываешь? Ну, девочка, пора бы и повзрослеть.
— Взрослеть? – Алиса медленно подошла к ней. – Это вы про себя? Взрослый человек, который выпрашивает у сына деньги, зная, что они чужие и отложены на важную вещь?
Лицо Ольги Петровны стало каменным.
— Я ничего не выпрашивала. Сын сам предложил помочь матери. Как любой нормальный человек. Или ты считаешь, что мать не заслужила?
— Заслужила. Но не мои шестьсот тысяч. Не деньги, которые я получила за свою дачу.
— Ваши, наши... – Ольга Петровна презрительно махнула рукой. – Какая разница? Вы же семья. Всё общее. Или ты только тогда «семья», когда тебе что-то от Димы нужно, а когда помочь надо – так сразу «моё, моё»?
Алиса посмотрела на Дмитрия. Он молчал, уставившись в пол. Его молчание было красноречивее любых слов. Он не вступится. Не защитит. Он уже сделал свой выбор.
В этот момент окончательно рухнула последняя стена, последняя надежда на то, что он очнётся, поймёт, встанет между ней и своей матерью.
— Поздравляю вас с новой кухней, – тихо сказала Алиса, застёгивая молнию на чемодане. – Надеюсь, она вам не жмёт.
Она протолкнулась мимо них, на ощупь нашла в прихожей куртку, надела ботинки. Дмитрий наконец очнулся.
— Алиса, подожди! Куда ты?!
— Пока не знаю. Но только не здесь.
Она вышла на лестничную площадку, и тяжёлая дверь захлопнулась за ней, отсекая всё – и его растерянное лицо, и самодовольное лицо его матери, и эту квартиру, которая ещё утром была её домом. Холодный ноябрьский воздух встретил её в подъезде, и она сделала первый глубокий вдох за весь этот кошмарный вечер.
Такси уносило её по мокрому от ноябрьской измороси асфальту. Город за окном плыл в рыжих отсветах уличных фонарей, люди спешили по своим делам, жили своей жизнью. А её жизнь только что разломилась пополам. Алиса сжала телефон в руке, набирая номер подруги Марины. Голос её дрожал, когда она коротко объяснила: «Можно к тебе? Надолго».
Марина не задала лишних вопросов, просто сказала: «Езжай, я жду». Эта простая фраза стала первым якорем в рушащемся мире.
Неделя у Марины прошла в тумане. Алиса отпросилась с работы, сказав, что заболела. Врутри была настоящая болезнь – отравление предательством. Она могла часами лежать на диване, глядя в потолок, прокручивая в голове тот вечер, ища моменты, где она могла что-то предвидеть, что-то предотвратить. Дмитрий звонил. Сначала яростно, потом умоляюще, потом снова зло. Она не брала трубку. Его голос, его оправдания были ей не нужны. Факт был железобетонным: он взял её деньги и отдал их, не посчитав нужным даже поставить её в известность.
Однажды утром она проснулась с чёткой, холодной мыслью: хватит. Хватит лежать и жалеть себя. Пора действовать.
Она записалась на консультацию к юристу. Молодой человек в строгом костюме выслушал её историю, делая пометки в блокноте.
— Деньги были наличными, вы говорите? – переспросил он.
— Да. Пачками. Я получила их в нотариальной конторе при продаже.
— И вы лично передавали их мужу?
— Они лежали у нас дома. Я доверяла ему. – Последняя фраза прозвучала горько и глупо.
— Расписки от свекрови о получении денег, конечно, нет?
— Конечно, нет.
— Свидетели передачи?
— Только они вдвоём.
Юрист отложил ручку и сложил руки на столе.
— Алиса, будем откровенны. Шансов доказать факт незаконного присвоения денег и потребовать их возврата через суд практически нет. Это будет ваше слово против слов вашего мужа и свекрови. Они, я не сомневаюсь, будут утверждать, что это был подарок или что деньги были вашими общими накоплениями, которые вы вместе решили потратить на помощь матери. Без каких-либо документальных доказательств суд встанет на их сторону.
Алиса кивнула. Она почти не расстроилась. Какое-то странное спокойствие нашло на неё. Значит, так. Деньги – прах. Прах, унесённый ветром на новую кухню Ольги Петровны.
— А как быстро можно оформить развод? – спросила она ровным голосом.
— Если нет споров по совместно нажитому имуществу и детей нет, то через мировой суд, по заявлению одного из супругов. Процесс займёт около месяца.
Она подписала заявление, оплатила услуги и вышла на улицу. Ноябрьский ветер рвал с деревьев последние жёлтые листья. Она зашла в первый попавшийся салон связи, купила новую SIM-карту. Старую, с её старым номером, тем номером, который знал Дмитрий, она разломила пополам и выбросила в урну. Это был простой и понятный жест. Отрезать. Начать с чистого листа.
Когда Дмитрий через неделю всё же нашёл её, позвонив с номера Марины, его голос звучал сломанно.
— Алиса, я получил повестку. Ты правда...
— Да. Правда.
— Но мы же можем всё исправить! Я всё верну! Я буду работать на двух работах!
— Вернёшь что? Деньги? – она холодно рассмеялась. – Дмитрий, ты до сих пор не понимаешь. Мне не нужны эти деньги. Мне нужно было твое уважение. Ты его мне не вернёшь. Никогда.
Он что-то ещё говорил – о любви, о ошибках, о том, что мать для него всегда была святыней. Она слушала молча, глядя в окно на падающий снег. Первый снег этого года.
— Желаю тебе и твоей маме счастливо жить в новой кухне, – сказала она и положила трубку.
Суд был быстрым и безэмоциональным. Дмитрий пришёл один, осунувшийся, он пытался поймать её взгляд, но она смотрела прямо перед собой, на судью. Ольга Петровна, как она и ожидала, не появилась. Решение было оглашено за пятнадцать минут. Брак расторгнут.
Выйдя из здания суда, Алиса вдохнула полной грудью. Воздух был холодным, колючим, но невероятно свежим. Она чувствовала не боль, не горечь, а огромную, всепоглощающую усталость. И вместе с ней – свободу.
Она нашла новую работу, более оплачиваемую и интересную. Сняла маленькую, но светлую студию на окраине города. Вечерами училась, осваивала новые программы, ходила в спортзал, где вымещала всю накопившуюся злость на тренажёрах. Она медленно, по кирпичику, строила новую жизнь. Ту, в которой не было места предательству.
Спустя полгода, в начале мая, когда город окончательно проснулся после зимы, она встретила Марину в уличном кафе. Пили кофе, болтали о пустяках. И вдруг Марина сказала:
— Кстати, о твоём бывшем... Слышала, он с мамой своей поругался вконец.
Алиса подняла на неё глаза, но ничего не сказала.
— Да, – продолжила Марина. – Ольга Петровна, видимо, вошла во вкус. Требует, чтобы Дмитрий теперь ей на новую шубу скинулся. А у него, видимо, финансовые проблемы начались. Он ей сказал, что больше не может. Она обиделась, устроила скандал, назвала его неблагодарным. Говорят, теперь почти не общаются.
Алиса отпила свой латте. Вкус был горьковатым и сладким одновременно.
— Ничего удивительного, – пожала она плечами. – Она же привыкла, что он всегда готов отдать последнее. А когда последнее закончилось, оказалось, что и ему самому есть нечего. Жизнь, знаешь ли, справедлива.
— А ты не жалеешь? – осторожно спросила Марина. – О том, что так резко всё закончилось?
Алиса задумалась, глядя на проезжающие мимо машины. На одну из них, подержанную, но аккуратную, она уже откладывала деньги.
— Нет, – ответила она честно. – Не жалею. Жалею только о том, что потратила столько времени на человека, который не видел во мне равную себе. Но этот урок я усвоила. Дорого, да. Зато навсегда.
Они расплатились и пошли по улице, залитой ярким весенним солнцем. Где-то там, в своей сияющей новой кухне, Ольга Петровна, наверное, варила что-то на ужин и ворчала на неблагодарного сына. Но это была уже совсем другая история, которая больше не имела к Алисе никакого отношения. Её жизнь, с её ошибками и её победами, шла вперёд. И в этой новой жизни не было места ни для кого, кто не считал бы её слово важным.
Конец.