— Лариса Петровна, документы на вашу квартиру проверили, всё в порядке, можете не волноваться, — успокаивала молодая нотариус. — Через месяц оформите право собственности окончательно.
— Спасибо большое, — облегчённо выдохнула женщина. — Я уж и не верила, что когда-нибудь своё жильё будет.
Лариса вышла из конторы в приподнятом настроении и даже не почувствовала, как быстро пролетел рабочий день. Вечером позвонила дочери поделиться радостью.
— Представляешь, Юлечка, скоро совсем моя будет! — не скрывала восторга мать. — Маленькая, но своя, никто не выгонит.
— Мам, я так рада за тебя, — в голосе Юли слышалась усталость: маленький орал на фоне. — После всего... Тёма, тише, мама по телефону! — Прости, мам. Ты заслужила спокойствие, честно.
Прошло уже два года с развода, и Лариса давно перестала вспоминать о браке как о чём-то хорошем. Двадцать три года с Сергеем казались теперь просто прожитым временем, без особых эмоций. Он ушёл к другой, квартиру забрал себе, а она съехала к подруге. Потом полгода снимала углы, пока случайно не узнала о продаже маленькой однушки в старом доме на окраине.
— Двадцать два квадрата, прежний владелец перепланировал под студию, но зато недорого, — рассуждала риелтор. — Правда, собственник умер, наследники продают, так что оформление затянется.
Лариса копила, откладывала с зарплаты медсестры ежемесячно, когда получалось. После развода продала всё золото — набралось почти триста тысяч. Юля перевела через банк пятьсот тысяч — свои накопления и помощь мужа. Подруга ссудила четыреста тысяч под расписку. Вместе с собственными сбережениями хватило на однушку за два миллиона двести тысяч — на окраине, в старом доме, но без обременений.
Жила в ней уже как в своей больше года, делала мелкий ремонт, обживалась потихоньку, но документы всё никак не оформлялись — наследственные дела тянулись бесконечно.
— Главное, что теперь уже точно моя, — повторяла она себе каждый день.
На работе все знали про развод Ларисы и сочувствовали по-своему.
— Ты молодец, что не сломалась, — говорила заведующая. — Сколько женщин после развода в депрессию впадают, а ты держишься.
Держалась Лариса действительно хорошо. В свои пятьдесят два выглядела бодро, на работу ходила, внука Тёмку по выходным нянчила, с подругами в кино иногда выбиралась. Жизнь налаживалась медленно, но верно, и женщина чувствовала себя почти счастливой.
А потом позвонил Сергей.
— Лариса, нам нужно встретиться, — голос был такой же, с той интонацией, которая раньше всегда заставляла её нервничать. — Есть важный разговор.
— О чём? — насторожилась она. — Мы два года не общались, всё давно решили.
— Ну вот поэтому и нужно встретиться, обсудить кое-что, — уклончиво отвечал он. — Завтра в три возле твоего дома подъеду, ладно?
Лариса растерялась, но согласилась. Всю ночь не спала, прокручивала в голове разные варианты. Может, заболел? Или наследство какое-то объявилось? Дочери звонить не стала, не хотела зря волновать.
Сергей приехал ровно в три, в новом пуховике, постаревший, но всё такой же самоуверенный. Сели в его машину, пахло табаком и каким-то сладким освежителем воздуха, и Лариса сразу почувствовала это знакомое напряжение — как будто снова двухтысячные, и он сейчас начнёт объяснять, почему премия потрачена не на семью.
— Слушай, я тут подумал, — начал издалека бывший муж. — Ты в этой однушке живёшь, я узнал. Квартирка маленькая, на окраине, старый дом. Тебе же неудобно, да?
— Мне нормально, — сухо ответила женщина. — Зачем ты приехал?
— Вот потому и приехал, что хочу предложить разумный вариант, — оживился он. — Наша трёшка, помнишь? Я там один теперь, — он замялся. — Расстались мы с Инной. Ну... она съехала. В общем, один я.
Лариса хотела спросить «почему», но вовремя прикусила язык. Не моё дело.
— И что? — не понимала она.
— Давай так сделаем: ты свою однушку продаёшь, переезжаешь обратно в трёшку. Будешь в отдельной комнате жить, я тебя трогать не буду. А деньги от продажи пополам делим, мне сейчас очень нужны, — выложил план Сергей. — Разумно же? Ты в нормальном районе, в просторной квартире, я долги закрою. Всем хорошо.
Лариса сидела и не верила своим ушам. Два года назад этот человек выгнал её из дома, уверял, что квартира оформлена на него до брака и она прав не имеет. Продать пришлось всё золото, чтобы на эту однушку наскрести, Юлю в долг загнала. А он сейчас предлагает отдать единственное жильё и вернуться к нему жить «в отдельной комнате».
— Нет, — коротко ответила она. Руки задрожали, и Лариса спрятала их в карманы куртки.
— Ты подумай, — не отставал Сергей. — Мне действительно деньги нужны, бизнес прогорел, кредит висит большой. А тебе в однушке этой зимой холодно небось, да и район криминальный. Обдумай спокойно, я позвоню через пару дней.
Лариса вышла из машины на ватных ногах. Села на лавочку у подъезда, ждала, пока сердце успокоится. Потом еле поднялась по лестнице. Дома сразу позвонила дочери.
— Мам, ты чего плачешь? — испугалась Юля. — Что случилось?
— Отец приезжал, — сквозь слёзы рассказала женщина. — Хочет, чтобы я квартиру продала, к нему вернулась жить, а деньги ему отдала.
— Совсем крышу снесло, что ли, — взорвалась дочь. — Два года молчал, и вот теперь приперся? Мам, ты же не согласилась, скажи?
— Конечно нет, но я так испугалась, Юлечка, — призналась Лариса. — Вдруг он придумает что-то, найдёт способ отнять? Ведь находил же раньше, помнишь?
— Ничего он не придумает, — твёрдо сказала дочь. — Завтра с работы приеду, к юристу сходим. Нужно точно знать, что он не имеет прав на твою квартиру. И вообще, хватит уже его бояться!
Но на следующий день Юля не приехала – у Тёмки поднялась температура. Потом Лариса сама заболела, неделю с простудой лежала. Когда выздоровела, почти решила – да ладно, не буду я связываться, страшно. Но Сергей опять позвонил, начал орать про суд, и Лариса поняла: хватит.
Юрист оказался мужчиной лет сорока, внимательно выслушал историю и попросил показать документы.
— Лариса Петровна, квартира оформляется на вас, никаких совместно нажитых средств в браке тут нет, вы купили после развода, — успокоил он. — Бывший муж не имеет на неё никаких прав. Но если он начнёт угрожать или давить, сразу заявление пишите.
— А если скажет, что я деньги у него украла, скопила в браке, ещё что-то придумает? — боялась женщина. — Он ведь умеет, я же знаю.
— У вас есть доказательства, откуда деньги? — уточнил юрист.
В кармане завибрировал телефон. Лариса глянула – Сергей. Потом ещё раз. Юрист ждал.
— Извините, — Лариса покраснела. — Да, есть доказательства. Папки дома, всё храню...
Телефон опять.
Лариса вспомнила про папку с документами, которую всю жизнь копила. Там были справки о зарплате за много лет, выписки по вкладам, даже расписка от подруги, которая дала в долг деньги на первый взнос. Юлин перевод тоже проходил официально через банк.
— Всё есть, — обрадовалась она. — Я всегда документы храню, ещё мама меня этому учила. Думала, вдруг пригодится когда.
— Вот и пригодилось, — одобрил юрист. — Если что — сразу ко мне. И ни в коем случае ничего не подписывайте, даже если он будет убеждать, что это «для вашей же пользы». Таких я насмотрелся.
— А ещё, — вдруг спросила Юля. — Мам, но почему тогда, два года назад, ты ничего не получила при разводе? Ведь квартира общая была?
Лариса замялась, посмотрела на юриста.
— Я была в шоке тогда, дочка. Отец сказал, что квартира оформлена на него ещё до брака, показал какие-то бумаги старые. Я поверила, расписалась, что претензий не имею, только бы всё быстрее закончилось. А потом...
— А потом, Лариса Петровна, вас обманули, — жёстко сказал юрист. — Квартира могла быть оформлена на него, но вы в ней жили двадцать три года, делали ремонт, покупали мебель. Это всё доказуемо и подлежит компенсации. У вас чеки сохранились? Квитанции об оплате ремонта? Переводы на коммуналку?
— Есть, — кивнула женщина. — Две папки дома. Я же говорю, всё храню.
Юрист задумался, покачал головой.
— Знаете что? Раз он вас шантажировать начал, может, вам самой иск подать? Потребовать компенсацию за вложения. Статья есть такая — неосновательное обогащение. Он квартирой единолично пользуется, которую вы вместе обустраивали.
— То есть я могу с него денег потребовать? — не поверила Лариса.
— Можете. И, по-моему, должны. Принесите все документы, посмотрим.
Лариса притащила две толстые папки — там были договоры на мебель, чеки на плитку и обои, платёжки за коммуналку, которые она оплачивала со своего счёта, даже фотографии ремонта сохранились.
— Лариса Петровна, вы просто кладезь, — восхитился юрист, листая бумаги. — С такими доказательствами можно попробовать. Конечно, квартиру целиком не получите, срок давности для раздела имущества прошёл. Но можете претендовать на компенсацию за вложения — это отдельная история.
Лариса подала иск. Сергей сначала не поверил, смеялся даже, потом начал названивать с угрозами.
— Ты рехнулась совсем! — орал он в трубку. — Какие вложения, это всё общее было, семейное! Я тебе квартиру обеспечил, крышу над головой!
— Суд разберётся, — коротко отвечала Лариса и отключала телефон.
Через неделю тактика изменилась. Сергей заговорил про жалость, почти плакал в трубку.
— Лар, ну ты же меня знаешь, я же не со зла всё это, — ныл он. — Просто беда у меня реальная, совсем припёрло. Давай мирно договоримся, я квартиру продам, тебе половину отдам честно. Зачем нам судиться?
— Не надо мне ничего продавать, — устало отвечала Лариса. — Живи там сам, мне моя однушка нравится. Но за вложения заплатить должен, это справедливо.
— Ты меня убиваешь! — переходил на крик Сергей. — Двадцать три года я тебе жизни отдал!
— Взаимно, — сказала Лариса и заблокировала его номер.
На работе медсёстры обсуждали, кто куда летит отдыхать. Наташка хвасталась путёвкой в Турцию, показывала фотки отеля с бассейном.
— Лариса, а ты куда? — спросили.
— Да на дачу к подруге, наверное, — соврала она.
Никакой дачи не было. Деньги уходили на ремонт, на юриста, на судебные издержки. Вечером Лариса листала в телефоне фотки Наташкиного отеля и думала: вот дура я, ввязалась в эту волокиту. Могла бы эти деньги на нормальный отпуск потратить, первый раз за десять лет.
Но потом представила, как Сергей сидит в трёшке, пользуется мебелью, которую она покупала, и злость вернулась.
Судебный процесс растянулся на четыре месяца. Лариса нервничала, плохо спала, боялась каждого заседания. На работе стала раздражительной, уставала быстро.
В день третьего заседания Лариса проспала. Вскочила в панике, оделась на бегу, чулок порвала – последние колготки были. Выбежала в магазин через дорогу, взяла первые попавшиеся, надела в подъезде. Только в суде заметила, что они разного цвета – один чёрный, другой тёмно-синий.
Сидела, прятала ноги под скамью, боялась, что юрист заметит. Он заметил, но ничего не сказал.
— Лариска, держись, — говорила коллега после смены. — Ты правильно делаешь, не отступай.
Сергей приводил своих свидетелей — Инну и каких-то друзей, которые «подтверждали», что он один всё покупал и оплачивал, а Лариса только дома сидела. Но юрист методично раскладывал документы: вот зарплатные справки за двадцать три года, вот переводы на коммуналку с её счёта, вот чеки с её подписью на мебель и технику, вот договоры на ремонтные работы.
— Ваша честь, моя клиентка двадцать три года вкладывалась в семейное имущество, работала медсестрой, оплачивала ремонт из своих средств, — говорил адвокат. — После развода осталась без ничего, при этом бывший муж единолично распорядился квартирой, обманув её при разводе. Мы требуем компенсации за вложения.
Юля на каждое заседание приходила, за руку мать держала. Подруги тоже поддерживали, даже на работе заведующая отпускала раньше без проблем.
— Лариса Петровна, вы герой, — говорила она. — Не каждая в нашем возрасте на такое решится, побоится связываться.
Перед последним заседанием Лариса сидела в коридоре суда и вдруг подумала: а зачем мне это? Триста тысяч – это что, жизнь изменится? Сергей, может, правда по уши в долгах, а я тут...
Юля будто прочитала мысли:
— Мам, только не смей. Видела, как он на новом китайце приехал? В долгах, ага.
— Да? — удивилась Лариса. — Я не заметила, я же на него не смотрю специально.
— А я заметила. Иди, мам.
Сергей подошёл к Ларисе перед входом в зал. Выглядел плохо — злой.
— Ну чего ты добиваешься? — устало спросил он. — Всё равно ничего не получишь, а нервы потратила. И мне, и себе.
— Получу или не получу — не важно уже, — спокойно ответила женщина. — Важно, что я больше ничего тебе не должна и не боюсь. Понимаешь? Не боюсь.
Сергей усмехнулся и отошёл.
Суд постановил взыскать с Сергея триста двадцать тысяч рублей — компенсацию за доказанные вложения в квартиру. Не всё, на что рассчитывала Лариса, но юрист сказал, что это очень хороший результат.
— Лариса Петровна, вы не представляете, как редко в таких делах женщины выигрывают, — объяснял он после заседания. — Обычно просто отступают, боятся связываться, документов нет. А у вас всё по уму было.
Деньги Сергей перечислил через месяц после исполнительного листа, злой и обиженный. Звонил раз последний, назвал жадной и неблагодарной, припомнил всё за двадцать три года.
— Будешь ты жалеть, — пообещал он. — В своей конуре на окраине сидеть до старости.
Лариса хотела ответить спокойно, но вдруг почувствовала, как внутри что-то горячее поднимается:
— Знаешь что, Серёжа? Я рада, что ты один остался. Очень рада. Инна-то от тебя сбежала, да? Как я когда-то должна была. И живи теперь в своей трёшке, думай, как мне было.
Бросила трубку, руки тряслись. Потом стыдно стало – ну зачем я это сказала? Опустилась до его уровня. Но ещё час ходила по квартире с довольной улыбкой.
На эти деньги она сделала полноценный ремонт в однушке — поклеила светлые обои, поменяла линолеум на ламинат, купила новый диван и телевизор. Квартира преобразилась, стала совсем уютной, полностью своей. В ней пахло свежей краской. Маленькая, двадцать два квадрата, на окраине, но без всяких условий и компромиссов.
— Мам, давай отпразднуем твоё новоселье по-настоящему! — предложила Юля. — Соберём подруг, торт, Тёмку возьмём.
— Давай, — согласилась Лариса. — Только знаешь, я уже как будто сто лет тут живу. Это не новоселье даже, это... освобождение какое-то. Вот честно.
— Мам, а у тебя бутылочка есть? — вдруг спохватилась Юля. — Мы вечером придём, а Тёмку кормить надо будет.
— Да вроде где-то... Господи, я же забыла купить детскую воду! — Лариса вскочила. — Беги в аптеку, она ещё час работает, а я тут приберусь.
А за два дня до новоселья Юля вдруг спросила:
— Мам, ты ведь не к нам переедешь, да?
— Куда? — не поняла Лариса.
— Ну... если вдруг с квартирой что-то не так пойдёт. Мы тебя возьмём, конечно, но у нас тесно, и Артём работает дома, и Тёмка...
Лариса почувствовала, как что-то сжалось внутри.
— Не переезжаю я. Это моя квартира, я её не отдам.
— Да я не об этом! Просто на всякий случай...
— Не надо «на всякий случай». Я не к вам обузой, я сама справлюсь.
Две недели потом не разговаривали. Юля первая написала: «Прости, мам. Я дура».
Вечером после новоселья Лариса сидела на своём новом диване, пила чай и смотрела в окно. Двор был обычный, панельные дома вокруг, детская площадка старенькая, слышался лай собак и шум стройки вдалеке. Не центр города, не трёшка с высокими потолками, не престижный район.
Иногда она всё-таки думала о той трёшке — о том, как солнце по утрам заливало большую кухню, как просторно было. Но потом смотрела на свою маленькую однушку и понимала: там она жила с оглядкой, в постоянном напряжении. А здесь — спокойно. Могла встать среди ночи, сделать себе чай, включить телевизор, и никто не спросит, зачем, почему, что за ерунда.
— Понимаешь, Юль, — говорила она дочери на следующий день, когда они мирились. — Я двадцать три года думала, что мы с отцом семья настоящая. Что он меня ценит, что мы вместе всё это нажили, строили. А оказалось, он просто ждал, когда сможет забрать всё себе. И вернуться ко мне хотел не потому что скучал или сожалел, а потому что снова выгода какая-то замаячила. Квартиру мою продать.
— Не все такие, мам, — утешала дочь.
— Я знаю. И знаешь, что самое главное? Теперь у меня есть самое ценное — я сама себя могу прокормить и обеспечить. Маленькой квартиркой, но своей. И никому ничего не должна, слышишь? Это такое счастье — никому ничего не должна! Могу спать спокойно.
Юля обняла мать, и они долго сидели на диване. Тёмка проснулся, заплакал, Юля пошла его качать.
— Мам, дай пелёнку! — крикнула из прихожей.
— Да где-то в шкафу... — Лариса пошла искать.
Тёмка орал всё громче. Юля умчалась с ним в ванную, потом выяснилось, что он умудрился описаться. Лариса меняла коляску, Юля переодевала сына, запах стоял соответствующий.
— Ну ничего, — сказала Лариса, вытирая лужу. — Свою квартиру описал, не чужую. Это главное.
И засмеялась.
А через неделю позвонила подруга с работы, сообщила, что видела Сергея в торговом центре.
— Постаревший такой, злой ходит, — рассказывала она. — Я поздоровалась, так он отвернулся, не ответил даже. Видно, обиделся.
— Его дело, — пожала плечами Лариса. — Хотя... нет, врать не буду. Приятно, что отвернулся. Очень приятно.
— Ну что? Я тоже человек. Мне приятно, что ему плохо. Это нормально же?
И это была правда. Больше никаких звонков, никаких угроз и уговоров, никакого страха. Лариса работала, внука нянчила, с подругами в театр ходила, на курсы компьютерные записалась. В её двадцати двух квадратах было тесновато, зимой иногда холодновато — дом старый, отопление не очень. Но зато тепло от понимания: это моё, полностью моё, и никто не отнимет.
И когда поздним вечером она открывала окно — проветрить перед сном — и слышала шум окраины, лай собак, звуки стройки, то думала: да, это моё. Но, блин, как же шумно тут. И холодно зимой. И до работы час на двух автобусах.
А потом усмехалась сама себе. Зато ключи – мои. Документы – мои. Никто не скажет: «Куда это ты деньги тратишь?» или «Зачем тебе новый телевизор?»
Может, это и не счастье, как в кино. Но это свобода. А остальное – как-нибудь переживём.