Это была не Юля. Дима сидел в какой-то забегаловке, обхватив голову руками, и пил. Он в последнее время часто пил.
Забыл и о матери, и о дне рождения тогда. Обо всём забыл. Он когда в окно машины увидел знакомый силуэт и пшеничные волосы, то как с цепи сорвался.
Юлька, Юлька ... Сломя голову за незнакомой девушкой бежал, а потом сконфуженный и разочарованный отмывал лицо от крови.
Жених той девушки разбираться не стал. Даже на военную форму внимания не обратил. Пару ударов кулаком в нос, и Дима валяется в траве в полном нокауте.
Очнулся — уже нет никого. Прохожие мимо идут, оглядываются. Хорошо из дружинников никого не было. Вот позор был бы, если бы его ещё и в отделение милиции доставили.
Ноги в руки Дима собрал и ретировался с места своего унижения. Чтобы заглушить досаду, напился. Вот он попал.
Уже Юлька в каждой похожей на неё девушке ему мерещится.
В ресторан, где его сослуживцы собрались на день рождения, Дима доехал на такси и буквально выполз из салона.
Весь помятый, нараспашку ввалился в зал и память, как отшибло. Что творил, что делал ... На следующий день сколько бы ни силился, так и не вспомнил.
Зато сослуживцы потом целые хохмы про него слагали, когда на перекур бегали.
Дима посмеивался вместе со всеми, а сам понимал, что не его это жизнь.
Мать ещё с Анфисой сцепилась. Ни с того ни с сего. Помощница по хозяйству её раздражала. Андрюша не впечатлил.
Разругалась со всеми и в Питер укатила. Только её и видели. Уехала и уехала. Диме всё равно было. Мать не молодеет, может, потому и бесится. Без неё легче дышится, как успел понять Дима.
Не маленький он уже, и опека над ним давно не нужна. Свой вон сын растёт, скоро за ним глаз да глаз.
Дима всё переживал, как бы его в Афган не послали. Он же военный, сколько уже от них туда отправилось людей.
Не воевать, может. Но и в штабе где сидеть, желанием Дима не горел. Дома-то всё теплее и уютнее.
Трус? Нисколько. Просто холодный расчёт имел. Зачем ради медалек и званий рисковать? Он ещё немного покрутится тут и уйдёт. Не его это. Отец раньше настаивал, Рогозин с поступлением помог.
И только поработав немного в этой теме, Дима всё яснее понимал — не его.
Всё чаще ностальгия накрывала. Интересно, что там в части сейчас? Куда жизнь одноклассников его разбросала?
— Петренко! — окликнул басовитый знакомый голос.
Дима поспешно затушил сигарету, раздавив ботинком окурок. По ступенькам спускался грузный майор Лавров.
— Юрий Николаевич — Дима приложил руку к козырьку. Он ошивался возле крыльца, на улице и на работу не спешил.
Лаврова боялись все. Слишком придирчивым он был и жёстким. Дима ещё пока не успел ему на заметку попасть, и надо же, как сегодня не повезло! Сейчас начнётся.
Юрий Николаевич, подцепив молоденького лейтенантика под локоток, пошёл с ним по направлению к небольшой аллее напротив управления, заросшей диким шиповником.
— Дорогой мой мальчик — ласково начал Лавров — ты у нас уже год трудишься? Ведь так? Место хорошее тебе досталось. Если не добавить, что козырное. В своё время генерал Рогозин успел за тебя словечко замолвить. Но, как ты понимаешь, времена меняются, на месте ничего не стоит, да и людей, которые надёжным тылом для тебя были, уже нет.
Дима напрягся, чувствуя, что неспроста этот разговор. Сейчас Лавров ему чего-нибудь да выдаст. И точно.
— На твоё место много ребят хороших имеется. Стоящих, у которых глаза горят. А ты ведь пьёшь частенько, как мне стало известно, и к своей службе относишься несерьёзно и без должного уважения. Для тебя и так поблажек много было. В армию ты так и не сходил, а в высшую школу милиции поступил и по окончанию сразу же к нам в управление попал. За какие такие заслуги, скажи мне? Только лишь за то, что ты зять генерала Рогозина Валерия Павловича? И всё? Так его больше нет. Чем ты докажешь, что своё место ты занимаешь по праву?
Лавров остановился напротив Димы и сверлил его своим тяжёлым взглядом.
— Молчишь? Молодец, что молчишь. Понимаешь, что крыть нечем. Как ты уже знаешь, политбюро ЦК на одном из заседаний одобрило мероприятие по вводу советских войск для оказания помощи мирному населению Афганистана. Это было в семьдесят девятом. Сейчас какой год? Правильно. Восемьдесят седьмой идёт. А в Афганистане боевые действия так и не прекращаются. Ты, конечно, не подумай. Принудительно тебя заставить никто не сможет. Но и, как ты понимаешь ...
Лавров развёл руками. Дима понял. Ещё бы не понять.
— Ответ сейчас нужен? — осипшим голосом спросил он.
Юрий Николаевич снисходительно похлопал парня по плечу.
— Можешь подумать. Но уже к концу недели я буду ждать от тебя вразумительный ответ.
И по тону Лаврова было понятно, что отказ не принимается.
***
Анфиса цокала на своих тонких каблучках до библиотеки, оставив Андрюшу вместе с Ниной в парке.
Книги спасали её. Она только ими и отвлекалась. Обвинения свекрови в том, что она никак не состоялась в жизни, давили на неё.
Только папа любил её такой, какая она есть, и принимал. Больше Анфиса никому не нужна.
Дима не любит её. Это очевидно. Какой позор на его дне рождения вышел. До сих пор вспоминать стыдно, когда в её присутствии он полез к своей коллеге по службе, которая в архиве у них работала. Зачем она пришла? Разве Дима её приглашал? Или она так безобразно понаглела?
— Дамочка, сколько времени не подскажете? — прозвучал откуда-то сбоку неприятный голос.
Анфиса остановилась и посмотрела на свои часики. Сразу она его не узнала. Успела забыть за это время. Да и откуда ему в Москве-то взяться?
— Без четверти одиннадцать — ответила Анфиса и подняла глаза. Её будто ледяным холодом обдало. Паника охватила всё существо девушки. Ладони мгновенно вспотели, а в горле встал ком.
— Узнала, да? Вижу, что узнала, цыпа — серый колючий взгляд, как и тогда, будто парализовал Анфису. Она не хотела вновь пережить тот ужас. Нет!
Развернувшись обратно, девушка побежала. По сторонам она не смотрела, в ужасе перебегая дорогу. Лишь бы скрыться от того ужасного человека, который тогда её ...
Сердце гулко билось в груди, в глазах темнело. Последнее, что услышала Анфиса, это визг тормозов, выскочившей из-за поворота машины.