- Оттого-с и не пашет, - загадочно отвечал образованный учитель, раздраженно отмахиваясь от нудного комара и глядя куда-то поверх неисчислимой армии еловых пик-верхушек, коими величественно уходил к неведомым горизонтам могучий лес – где-то там, за горизонтом, пряталось его безмятежное учительское прошлое. – Даст Бог, далеко пойдет ваш сын, может, даже казенным человеком станет. Только в город ему надо. Пропадет тут, в деревне, ваш Ваня…
Так, ваша честь, начиналась будущая светлая карьера Ивана Нелюбова. Страшно даже представить, как сложилась бы его жизнь, если бы Ваню в тот час и миг в нужное русло не направил мудрый сельский учитель.
- Вбили бы ему в голову какую-нибудь арифметику, и сидел бы до сих пор в колхозе счетоводом, - суеверно сплюнула вдова.
А Ваня и не подозревал, какие страсти бушуют вокруг его скромной персоны, и ждал своего часа. В младших классах он с трудом справлялся со школьной программой. Оценивая его ответы, несчастный учитель с тоской вспоминал имперское прошлое и с сожалением бормотал:
- Нда-с, розгами тут не поможешь, дорогие господа-товарищи, тут надо что-то другое…
В старших классах будущий губернатор пас на выгоне колхозное стадо, потом выучился в техникуме и отслужил в армии. Вот где, ваша честь, он мог сделать блестящую карьеру. Почтальоны охапками приносили в деревню письма от командования частей, в которых служил Ваня, за то, что родители вырастили такого умного сына. Он мог бы стать генералом или даже генералиссимусом, но Ваня всегда отличался скромностью и потому предпочел гражданскую карьеру. Он вернулся на родину, но до деревни не доехал, решив попытать счастья и на льготных основаниях поступить в педагогический институт.
- Ваша честь, не верьте тем, кто говорит, что ради поступления Ваня некоторое время ночевал у случайных барышень, включая будущих преподавателей и члена приемной комиссии, - требовала вдова. – Это говорили недруги, которые уже к концу первого семестра способствовали его переводу в высшую партийную школу. А членом избирательной комиссии была я, и ночевали мы вместе по любви, так как я с первых минут симпатизировала ему, как будущему крупному политическому лидеру.
Вдова умолчала о том, что симпатии возникли позже, так как смутно помнила момент знакомства, а настоящее имя будущего политика узнала только во время оформления бумаг в приемной комиссии. Умолчала она и о том, что к концу первого семестра Ваня сам понял, как ошибся в выборе жизненного пути. Учеба в институте оказалась сложнее обучения в школе. Несчастного Ваню хотели отчислить, но звезды опять благоволили ему. Судьба его круто изменилась, когда убеленный благородными сединами профессор, не приняв у глупого студента экзамен по русскому языку и болезненно схватившись одной рукой за грудь, а другой – за голову, в сердцах и с какой-то внутренней, потаенной злостью рекомендовал ему срочно поступить в высшую партийную школу.
- Ваши таланты могут оценить по достоинству только там! – с тонким, взвинченным негодованием в голосе простонал он, после чего страшно выпучил глаза и рухнул с инфарктом
Студентов он больше не учил и до смерти сидел дома в кресле-качалке, укутав острые колени теплым шотландским пледом, иронически улыбался шевелящимся в старческой голове мыслям и время от времени загадочно ронял:
– Боже всемогущий! Куда катится наша страна?…
Профессор как в воду глядел. Человеком Нелюбов оказался хватким, и в партийной школе, как в армии, стал примером для других. Мечта деревенского пастушка сбылась – он научился учить других тому, чего сам не умел. Опытные педагоги поставили ему правильный, назидательный тон, от которого даже при отсутствии разумной мысли на слушателей веяло вселенской непостижимой мудростью. Карьера по партийной линии покатилась, как новое колесо по гладкой дороге. Лихим рысаком Нелюбов легко и стремительно набирал ход, играючи и неудержимо обходил конкурентов. Его толстый, красный, утыканный, как антеннами, редкими белесыми волосиками, нос-картошка, от одного вида которого презрительно морщилась интеллигенция, мелькал то тут, то там, поднимаясь выше и выше.
К пятидесяти годам Ваня поседел и обзавелся плешью, но взамен получил от судьбы высокий пост в обкоме КПСС и мог рассчитывать на большее. Говорят, что Ваня, которого в народе вошло в привычку богобоязненно именовать Иваном Федоровичем, поглядывал на столицу и думал о переезде. Об этом же мечтали многие в области.
- Туда ему и дорога, - со слабой надеждой шептались за спиной бывшего пастушка и тайно крестились на пустой угол.
В Москве Ваню приметили, но, к несчастью, прошли те времена, когда крестьянское прошлое, будто ударом ноги, распахивало любые двери. Пока к нему приглядывались, прощупывали и просматривали, прошло еще несколько лет, и верхи стали не те. Страна вздрогнула, и карьеру партийного функционера отбросило к краю пропасти.
- Ваша честь, он очень переживал, - уверяла вдова. - В какой-то момент Ваня даже подумывал о веревке и мыле.
Однажды ночью Нелюбов закопал в огороде у постаревшей матери партбилет, на всякий случай надежно завернув его в плотный полиэтилен и точно запомнив месторасположение партийной могилы. И ему снова стало везти. Он научился с легкостью поносить все то, что раньше превозносил и лелеял, и делал это с большим усердием. Ваня безмятежно променял атеизм на веру в Бога и начал посещать церковь, пугая до смерти одним фактом своего присутствия престарелых богомолок, не забывших еще, как он же сурово гонял их за святую веру и грозил мирским судом.
- Он вступил в какую-то партию, ваша честь, к сожалению, мне сейчас трудно вспомнить ее название, - говорила вдова, - но она успела сыграть важную роль в его жизни.
Из слов вдовы следовало, что ополоумевший народ каким-то чудесным образом опомнился и большинством голосов избрал Ваню на только что учрежденный пост губернатора. Новую власть люди безоглядно вручили старому властителю. Вступив в должность губернатора, Нелюбов мысленно поклялся себе, что не покинет ее до самой смерти.
- Как видите, ваша честь, слово он свое сдержал…
Постепенно Нелюбов выстроил в границах региона удобную ему административную систему, подозрительно схожую с тоталитарной. Он и сам не заметил, как пришел к тому, что все ключевые посты заняли преданные ему люди, очарованные до помутнения рассудка его назидательно-отеческим тоном. Это позволило ему несколько раз успешно переизбраться на следующий губернаторский срок.
- Главный смысл своего существования вижу в том, чтобы верно служить народу и государству, - говорил на каждой новой церемонии вступления в должность многоуважаемый и незабвенный Иван Федорович. Вот, граждане, какого великого человека мы потеряли.
Вдова многозначительно замолчала. Тишину нарушали только всхлипы и рыдания – публика волновалась. Судья объявил о перерыве на два дня – так слушалось дело о таинственной смерти губернатора.
END