Травматический опыт не ранит, как можно было подумать, а замыкает в себе. В детстве — ребенка, а сегодня, когда мы выросли, одну из наших внутренних частей, казалось бы, в безопасной оболочке. И изолирует этим как от агрессора, которым может становиться и сам ребенок, так и от агрессивной среды. В чем подвох?
Под травмой я понимаю: в первую очередь, травму в отношениях с родителями, и, как следствие, в отношениях с питающей ребенка средой. Влияющий, впоследствии, на способность ребенка вступать в отношения с другими. Детская травма в данном случае — и внешняя, и внутренняя рана.
Ребенок, не будучи способен позаботиться о себе, будучи в полной власти и зависимости от важных взрослых, отрезается от того, что его питает
Иногда наказывается за это.
Иногда попрекается.
Иногда остается унижен.
Еще и получает рану в своей зависимости. В месте встречи с собой и другими. По этой теме отдельно можно почитать, например, про типы привязанности.
Как тогда внутри себя и своей системы координат этот ребенок начинает позиционировать себя в отношениях с другими и относиться к себе?
Этот внутренний хаотично, в остром стрессе, сформированный опыт превращается в автоматические модели, которые остаются с нами на долгие годы, до осознания которых доходят не все из нас.
Ребенок очень зависим от того места, где появился, как и от людей, живущих в этом месте. И это делает встречу как с другим, так и со своими потребностями, небезопасной и пугающей.
Что мы обычно делаем с тем, что пугает нас? Правильно, стремимся уничтожить связь с этим. Или увеличить дистанцию.
Поэтому те, кто относит себя к тем, у кого детская травма есть, — это не особо изнеженные и привередливые люди. Хоть и на этой почве можно разыграть психологический (или эмоциональный) шантаж для близких.
Скорее, наоборот, это те, кто пережил повергающий в шок и потрясение эмоциональный опыт в отношении с близкими (и/или значимыми) людьми. И остался с ним наедине. Как и с собой..
Один в пугающем мире.
Тот, кто стал особо уязвим в своих связях с собой, с другими. И сам справляется с этим опытом, как может.
И, скорее всего, хоть и вырос, остался внутри испуганным ребенком.
Необязательно всегда, может быть и в отдельных ситуациях. И тогда, когда есть сферы, в которых у ребенка что-то да получилось (или сильное стремление, чтобы получилось), такое положение дел может помогать маскировать уязвимость и раненность. И делать его еще дальше от того, в чем ребенок нуждается.
Раненный ребенок помнит все, что с ним произошло.
Осмыслен этот опыт или нет, прожит ли эмоционально или нет. Знает ли о нем кто-то еще или нет.
Хоть за этим опытом может скрываться еще больше опыта уязвимости и беспомощности, который остался вне осознаний и слов, но имеющий свое весомое влияние на повседневную жизнь.
И это тот же ребенок, который не хочет этим опытом себя ограничивать и потому не оставляет надежд на то, что когда-то его жизнь станет питающей для него, как и отношения с другими.
Вот для тех, кто чувствует похожее и есть моя публикация. И работа психолога.
Если это про вас, и вы хотите начать свою работу с психологом — приглашаю вас на консультации (ссылка на мой Телеграм есть в описании канала).
Психолог-консультант Кристина и канал «Детская травма — помощь психолога».