Библия была восхваляема как «книга света», и легко понять, почему она вдохновляет так многих. Но наряду с этими возвышающими стихами есть и более тёмные — истории, пропитанные кровью, страхом и подчинением. Ангелы разрушают города, пророки проклинают детей, а отцы поднимают ножи над своими сыновьями — всё это во имя веры.
Большинство людей никогда не слышат этих отрывков в церкви — и правильно, что не слышат. Они не включены в воскресные чтения или уроки для детей (к счастью). Тем не менее, они находятся на тех же страницах, что проповедуют сострадание и прощение.
Даже многие верующие признают, что образ всеведущего, последовательного Бога развивался на страницах Библии — он не появился с самого начала. Ранние израильтяне всё ещё пытались понять, какого бога они почитают. Иногда Он прощал. Иногда — уничтожал. А где-то посередине человечество называло это святым.
1. Лот предлагает своих дочерей толпе
(Бытие 19)
Лот принимает у себя двух незнакомцев, не подозревая, что это ангелы. С наступлением ночи местные жители Содома собираются снаружи, стучат в дверь и требуют изнасиловать двух мужчин. Лот выходит, умоляет их остановиться — и вместо этого предлагает своих девственниц-дочерей. Через несколько мгновений город уничтожается огнём и серой.
Был ли Лот примером моральной смелости, морального падения или демонстрацией того, насколько далеко человек должен идти, чтобы угодить гостям? Как человек, готовый пожертвовать собственными детьми, оказался назван праведником? И если это считалось добродетелью, что это говорит о том, какого Бога древние люди считали своим?
2. Бог убивает 42 детей медведями
(4 Царств 2:23–25)
После вознесения Илии, одного из самых известных пророков в Библии, его преемник Елисей путешествует через Вифиль. Группа юношей насмехается над ним: «Взойди, лысина!» — hardly a capital offense. Почти сразу после того, как Елисей проклинает их, из леса выходят два медведя и растерзали сорок два юноши. История на этом заканчивается.
Было ли это божественное вмешательство для защиты пророческого авторитета или устрашительная история, придуманная, чтобы запугать насмешников? Если оскорбление могло оправдать массовую смерть, как древние читатели должны были понимать чувство меры у Бога?
На самом деле, если внимательно читать Библию, Бог представлен гораздо более сложной, противоречивой и иногда устрашающей фигурой, чем та, что слышат большинство людей в церкви. — Барт Д. Эрман
3. Иеффай приносит в жертву свою дочь
(Судьи 11)
Иеффай, изгнанник-воин, обещает Богу, что если победит в следующем сражении, он принесёт в жертву первое, что встретит его дома. Уже видно явный недостаток: в доме живут люди, а не козы или верблюды.
Как и ожидалось, победа приходит. Иеффай возвращается домой, и его единственный ребёнок выбегает встречать его, танцуя с тамбуринами. История заканчивается её смертью. Чтобы смягчить ужас, девочка становится добровольным участником жертвоприношения. Она просит два месяца, чтобы оплакать свою девственность — не смерть — то есть грустит о жизни, которой никогда не будет: браке, любви и детях.
Что делает эту историю ещё более тревожной, так это то, что Иеффай не разговаривает напрямую с Богом. Он заключает сделку сам, как будто Бог — это торговый автомат для победы. Если бы кто-то сегодня дал такое обещание и чувствовал себя обязанным его выполнить, это назвали бы безумием или убийством.
Ирония в том, что те же люди, которые сегодня защищают моральный авторитет Библии, первыми потребовали бы смертной казни для человека, совершившего такое. Если бы ему повезло, он получил бы пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.
Остаются только тревожные вопросы:
Если Бог отвергал человеческие жертвы в других местах, почему молчал здесь? Почему история о ненужном убийстве сохраняется в тексте, призванном вдохновлять веру? И главное, какую пользу Бог ожидал от этой трагедии, что она заслужила место в Библии?
4. Ной напивается и проклинает внука
(Бытие 9)
После потопа Ной сажает виноградник, пьёт слишком много и падает обнажённым в своей палатке. Его сын Хам видит это, сообщает братьям, и Ной просыпается в ярости. Вместо того чтобы оставить дело на этом — неловкий момент для всех — он проклинает сына Хама, Ханаана.
На первый взгляд история кажется странной, но безобидной. Но поскольку Хам в Библии позже связывался с предками африканцев, христианские рабовладельцы использовали этот отрывок, чтобы утверждать, что все африканцы прокляты — и на этом строили веками божественно оправданное рабство.
Если Ной — избранный из всего человечества за свою порядочность — считался «непорочным», зачем включать этот неловкий эпизод? Это была моральная притча о уважении или политическая история, позже использованная для объяснения власти одной нации над другой? И разве Бог не предвидел, как эта история будет извращена во зло — или предвидел и всё равно позволил?
5. Левит и его наложница
(Судьи 19)
Левит и его наложница останавливаются на ночь в Гивее. Толпа окружает дом. Если вы уже заметили закономерность, да — Библия любит толпы. Чтобы защитить себя, Левит делает то, что сделал бы любой «почтенный» человек, и высылает женщину наружу. Она подвергается групповому изнасилованию до утра, падает у двери и умирает. Вместо того чтобы похоронить её должным образом, Левит кладёт её тело на осла, увозит домой, разрезает на двенадцать частей и рассылает по Израилю — призыв к мести, который вызывает гражданскую войну.
Была ли эта ужасная история предназначена, чтобы показать моральный крах нации? Или это просто отражение мира, в котором женщин рассматривали как собственность, даже после смерти? Почему священный текст сохраняет такой ужас, не осуждая мужчину, причинившего его? И почему Бог, который наказывает за малейшие проступки в других местах, молчит здесь, словно моральный аспект действия Левита не стоит обсуждения?
Эта история напоминает перевёрнутую сказку: ведьма ест Гензеля и Гретель, а мачеха живёт долго и счастливо с отцом — сыта, безнаказанна, и её мораль никогда не ставится под вопрос.
6. Авраам поднимает нож над Исаком
(Бытие 22)
Бог приказывает Аврааму принести в жертву своего сына, Исаака. Авраам повинуется, строит алтарь и связывает ребёнка. История смягчается тем, что мальчик якобы добровольно участвует. В последнюю секунду ангел останавливает Авраама и предоставляет вместо сына барана. История прославляется как образец совершенной веры.
Была ли готовность Авраама убить сына проявлением преданности или испытанием границ послушания? Действительно ли он верил, что поклоняется Богу, который может требовать смерти ребёнка? Если вера требует молчания перед жестокостью, какую мораль она формирует? И зачем любящий Бог требует страха, чтобы доказать преданность?
Если бы мораль определялась только послушанием, немецкие солдаты и командиры Второй мировой войны тоже должны были бы быть оправданы — ведь они «всего лишь выполняли приказы» и не могли осмыслить моральность этих команд. Если уж на то пошло, они тоже были жертвами!
Можно ли представить, какой великой историей была бы Библия, если бы Авраам встал за сына, поставил под сомнение моральность приказа и сказал: «Я готов умереть или принять наказание, но я не убью своего ребёнка»?
Чтение Библии буквально разрушает её смысл. Эти древние тексты отражают племенное мышление своей эпохи… Вера требует, чтобы мы превзошли примитивную мораль наших предков. — Джон Шелби Спонг
7. Иов становится объектом божественного эксперимента
(Иов 1–2)
Иов богат и праведен. Сатана бросает вызов Богу, утверждая, что Иов верен лишь потому, что благословлён. Бог соглашается на испытание: Сатана может отнять всё, кроме жизни Иова. Его дети умирают, богатство исчезает, и тело покрывается язвами. После бесконечных страданий Бог возвращает Иову всё, но никогда не объясняет почему.
Это поэтическое исследование страдания или тревожный портрет божественного равнодушия? Если добродетель приглашает страдание только ради доказательства, это вера или манипуляция? И может ли восстановленное богатство заменить утрату невинных жизней?
8. Бог приказывает уничтожить амалекитян
(1 Царств 15)
Через пророка Самуила Бог приказывает царю Саулу уничтожить амалекитян: мужчин, женщин, детей и животных. Саул щадит их царя и некоторых животных, и Бог отвергает его как царя.
Была ли эта история написана, чтобы оправдать войну, или чтобы предупредить лидеров о непослушании? Как верующим интерпретировать божественные приказы, требующие полного уничтожения? Может ли акт, описанный как святой, когда-либо быть согласован с современной моралью?
Бог Ветхого Завета, пожалуй, самый неприятный персонаж всей художественной литературы: ревнивый и гордый этим; мелочный, несправедливый, неумолимый; мстительный, кровожадный этнический чистильщик. — Ричард Докинз
Что говорят христианские учёные
Христианские учёные давно борются с моральной проблемой истории об Аврааме. Некоторые защищают её как испытание веры; другие признают, что она поднимает серьёзные этические вопросы, которые нельзя игнорировать.
Кьеркегор в «Страхе и трепете» называл Авраама «рыцарем веры» — человеком, который доверял Богу выше разума, даже когда приказ казался аморальным. Для него готовность Авраама убить Исаака была доказательством высшей веры, а не жестокости. Но критики отмечают, что это превращает послушание в добродетель важнее сострадания.
Карл Барт, один из влиятельнейших теологов XX века, утверждал, что история показывает момент, когда человеческая жертва окончательно отвергается — Бог остановил Авраама, чтобы провести моральную черту. Тем не менее, как отмечали другие, это выглядит как «заплатка» на глубокую рану. Если Бог всегда намеревался остановить Авраама, зачем требовался такой ужас вначале?
Современные теологи склонны переосмысливать историю символически. Кто-то считает, что она о предании любимого Богу. Кто-то видит в ней аллегорию веры над страхом. Но даже в христианской науке моральное напряжение остаётся: если приказ кажется жестоким, должна ли вера подчиняться или сопротивляться?
Учёные до сих пор расходятся во мнениях — не относительно событий, а относительно их смысла. Был ли Авраам идеальным верующим или предупреждением о том, что происходит, когда преданность заслоняет мораль?
Разве Бог не предвидел, как его слова будут поняты последователями — что они станут источником страха, жестокости или зла? Или Он знал, как ясно донести их до человечества, но выбрал не делать этого?
Перед тем как уйти
Библия вдохновляла законы, искусство и революции. Тем не менее на её страницах есть истории страха, подчинения и непрекращающегося насилия. Но важнее не то, что Библия говорит, а намерение читателя. Именно поэтому на протяжении истории Библия поддерживала различные дела — как хорошие, так и злые.
Оставлю вам на размышление: имеет ли смысл командиру отдавать приказы, зная, что они вызовут путаницу и будут интерпретированы множеством способов — а затем судить почти всех, кроме одной группы, за неправильное выполнение приказа (если группа вообще смогла его понять)? Если цель приказа — порядок, разве сами приказы не должны быть ясными, а людей проверять на предмет послушания? Разве расплывчатые приказы не создают тот самый хаос, который они должны предотвращать? Разве это не именно то, что происходило на протяжении всей истории?