Степан Беспокойкин ворочался с боку на бок.
-Эх! - думал он. - Жизнь не удалась. Вот у Вани-соседа Кадиллак Эскалейд и еще восемь такого же уровня, а у меня обычный Туарег и только четыре такого же низкого, пожалуй, класса. Эх.
-Эх! - снова ворочался он. - Вот у Кирилла жена известная фотомодель, а у меня всего лишь обычная владелица двух косметических салонов и никто ее не фотографирует на обложку журналов. - Эх, живут же люди.
В окно светила луна, жены дома не было по причине отдыха на испанском курорте, и в темноте дома с первого этажа слышался только звук грызущего что-то их чау-чау Клода. - Вот и собака туда же, - подумал Степан. - Нет чтобы нам тибетского мастифа завести, как у Канарейкина, так эта дура остановила свой выбор на чау-чау! - Эх.
Мысли беспокойно крутились в голове Беспокойкина. Они вращались по вечно заведенному кругу. Кругу беспокойства.
А Сема?! Подлый мальчик? - вопрошал себя Степан. - Пошел учиться в Йельский университет. Да, да, он головастый, но какой позор. Почему не в Стэнфорд? Не в Гарвард, как у Разнобздинского? - Эх.
Беспокойкин переворачивался с боку на бок и все сокрушенно вздыхал. - А Катя? Глупая девочка. Идиотка. Влюбилась в какого-то там сынка директора фабрики, тьфу, - бестолочь, а не родная дочь. Позор. Да у него кроме этой фабрики ничего нет. Вот то ли дело Червяковы. У них дочка самая что ни на есть умница - влюбила в себя сына генерального одного из главных телеканалов. Вот это дочка! Вот это я понимаю. Эх. Живут же...
Но мысли были внезапно прерваны треском в стенах, потолок закачался и через пару мгновений его выбросило из кровати как щепку, а еще через минуту ничего уже нельзя было разобрать в огромном облаке пыли над грудой трехэтажной виллы Степана Беспокойкина. Это было мощное землетрясение, прокатившееся по области.
На следующий день человек без определенного места жительства по имени Иван Бескопытов брел по улице не существовавшего уже элитного поселка. Того самого. На него никто не обращал внимания. Везде немногочисленные работники МЧС разбирали завалы, мигали уцелевшие машины "Скорой помощи", таскали шланги редкие пожарные, бродили тенями выжившие люди. Вчера бы его сюда не подпустили и на пушечный выстрел. А сегодня?.. Около одной громадной груды кирпичей и досок, в которой там и здесь выглядывали обломки роскошной мебели, бомж Иван Бескопытов остановился. И переведя затем взгляд на покореженный без стекол Туарег, капот которого торчал из руин бывшего здания, сказал: Живут же люди. Эх!