Софья Петровна проснулась задолго до рассвета. Сегодня приедут. Её мальчик со своей семьёй. Она поправила подушку и прислушалась к тишине дома. Странно, как в старости начинаешь ценить то, от чего в молодости бежала.
— Эх, Гриша, — прошептала она в пустоту, — видел бы ты, каким человеком вырос наш Миша...
Только вот не их он был. Не по крови, во всяком случае.
***
Всё началось сорок лет назад. Софья тогда была молодой, горячей, уверенной в себе до дрожи. Третий ребёнок в семье после двух братьев-погодков, она росла как принцесса — избалованная, своенравная. Братья то баловали её, то воспитывали по-своему, жёстко.
— Соня, хватит реветь! — кричал старший, Николай. — Ты уже большая!
— Мне всего семь! — огрызалась она.
— И что? В семь лет я уже отцу по хозяйству помогал!
За Григория она вышла по любви. Ох, и красивые же они были! На свадьбе гуляло полсела — три дня, как положено. Григорий тогда всем говорил:
— Смотрите, какую красавицу отхватил!
А потом началось. Год прошёл, второй, третий... Детей всё не было.
— Может, к врачу сходишь? — осторожно предлагал Григорий.
— Ходила уже! Все ходила! — срывалась Софья. — И к врачам, и к бабкам! Все говорят — здорова!
Пятый год их совместной жизни стал переломным. Софья начала прятаться по углам и плакать. Думала, никто не видит. А свекровь Елизавета Фёдоровна — женщина молчаливая, но зоркая — всё примечала.
Однажды застала её в сарае, на мешках с отрубями.
— Не убегай, милая, — тихо сказала она, придержав Софью за локоть. — Поговорить надо.
— О чём тут говорить, мама? — Софья пыталась вытереть слёзы.
— О том, что жизнь-то идёт. И счастье можно найти не только в родной крови. Возьмите ребёночка из детдома.
— Что?! — Софья даже отшатнулась.
— А что такого? Люди берут, растят, любят. А потом, глядишь, и свой появится. Бог даст.
Софья тогда разрыдалась, уткнувшись свекрови в плечо. Впервые за все годы почувствовала от неё такое тепло.
— Ты с Гришей поговори. Сама. Чтобы от тебя это шло, не от меня. Вы же любите друг друга...
***
Разговор с мужем случился через неделю. Софья всё собиралась с духом.
— Гриш, — начала она однажды вечером, когда они лежали в постели. — Не кричи на меня сразу, ладно?
— С чего бы мне кричать? — удивился он, обнимая её. — Что случилось?
— Давай... давай возьмём ребёнка из детдома.
Тишина повисла такая, что слышно было, как в соседней комнате храпит свёкор.
— Сонь, милая моя, — наконец выдохнул Григорий. — Я сам хотел предложить. Уже год как хотел. Но ждал, когда ты сама скажешь.
— Правда?
— Правда. Поедем завтра же в район, узнаем, что да как.
За занавеской, отделявшей их комнату от родительской, Елизавета Фёдоровна перекрестилась и улыбнулась.
***
В детдоме они были четыре раза. Всё выбирали. Григорий хотел мальчика — наследника, помощника. Софья не спорила, хотя душа тянулась к девочкам.
— Вот этот, — наконец сказал Григорий, указывая на двухлетнего карапуза с серьёзными серыми глазами. — Михаил его зовут. Мишка.
Мальчик без страха пошёл к Григорию на руки, обнял за шею.
— Папа? — спросил тихо.
У Софьи сжалось сердце. Но не от умиления. От чего-то другого, чего она тогда не поняла.
***
Миша рос спокойным, послушным. Болел редко, ел всё подряд, спал крепко. Идеальный ребёнок, говорили соседи. А Софья смотрела на него и чувствовала пустоту. Чужой. Как ни старалась полюбить — не получалось. Глаза у мальчика были слишком умные, слишком понимающие для его возраста.
— Мама, — говорил он, — ты меня любишь?
— Конечно, Мишенька, — отвечала она, но взгляд отводила.
А через два года случилось чудо. Софья забеременела.
— Говорила же я! — торжествовала свекровь. — Бог дал!
Родилась Танечка. Маленькая, крикливая, требовательная. Своя. Родная. Софья растворилась в ней полностью. Михаил стал для неё почти невидимым. Все заботы о мальчике взяли на себя Григорий и его мать.
— Соня, ты бы хоть раз Мишку обняла, — укорял муж.
— Некогда мне! Таня плачет!
— Таня всегда плачет. А Мишка — он же тоже ребёнок.
— Он не мой ребёнок! — вырвалось у неё однажды.
Григорий побледнел.
— Что ты сказала?
— Ничего. Устала я. Иди.
***
Годы шли. В доме установился странный порядок. Софья с Таней — в одном мире. Григорий с Михаилом — в другом. Старики пытались как-то склеить семью, но получалось плохо.
Таня росла капризной, избалованной. При каждом удобном случае напоминала Михаилу:
— Ты не настоящий! Тебя из детдома взяли!
— Знаю, — спокойно отвечал Михаил.
— И не обижаешься?
— А зачем? Это правда.
Софья слышала эти разговоры, но не вмешивалась. Пусть знает своё место, думала она.
Первым умер свёкор — сердце. Через полгода слегла свекровь, а вскоре и её не стало. Григорий запил.
— Папа, не надо, — просил Михаил, которому было уже пятнадцать. — Мы справимся. Я помогу.
— Какой из тебя помощник? — зло бросала Софья. — Сам ещё ребёнок!
— Я работать пойду, — упрямо говорил Михаил. — После школы. В автомастерскую возьмут.
И пошёл. И работал. И деньги домой приносил. А Таня только требовала — то платье новое, то туфли, то на дискотеку.
***
Григорий умер, когда Михаилу исполнилось двадцать пять. К тому времени парень уже закончил техникум, работал инженером, снимал квартиру в городе. На похороны приехал с молодой женой Леной — тоже детдомовской.
— Мама, переезжай к нам, — предложил после похорон.
— Не мама я тебе! — выкрикнула Софья. — Хватит! Всю жизнь это слово слышать!
Михаил побледнел, но промолчал. Лена сжала его руку.
— Пойдём, Миш. Не надо.
А Таня в это время требовала:
— Дом продаём! Мне деньги нужны! В Москву поеду, там жизнь!
— Доченька, куда же я? — растерялась Софья.
— Купим тебе что-нибудь маленькое. Одной-то много не надо.
Так и сделали. Дом продали, Софье купили избушку на окраине, остальные деньги Таня забрала. Уехала. И пропала.
***
Три года Софья искала дочь. Писала в полицию, в «Жди меня», знакомым в Москве. Тишина. Как в воду канула её Танечка.
А потом пришёл Михаил. С Леной и двумя сыновьями-погодками.
— Что вы здесь делаете? — устало спросила Софья.
— Ремонт, — коротко ответил Михаил и начал выгружать из машины доски, краску, инструменты.
— Я не просила!
— А я не спрашивал, — впервые огрызнулся он. — Баба Лиза просила. Перед смертью. «Присмотри, — говорила, — за Софьей. Она не злая. Она несчастная».
Софья села прямо на крыльцо и заплакала. Первый раз за три года.
Они побелили, покрасили, починили крышу, забор поправили. Огород вскопали. Дров на зиму заготовили.
— Поехали с нами, — снова предложил Михаил. — Места хватит.
— Нет. Я тут останусь. Но... спасибо.
— Мы будем приезжать. Каждые выходные.
— Не надо так часто...
— Надо, — отрезала Лена. — Мы же семья.
***
Софья Петровна услышала шум мотора. Вот и приехали. Из машины выскочили мальчишки — семь и восемь лет.
— Баба Соня! Баба Соня! Мы пирог привезли! Мама пекла!
— С яблоками?
— С яблоками! Твоими любимыми!
Она обняла внуков, вдохнула запах их волос. Подошёл Михаил.
— Здравствуй, мам.
— Здравствуй, сынок.
И впервые за сорок лет это слово прозвучало правдиво. Не кровь делает семью семьёй. Любовь делает. Та любовь, которую она искала не там и находила не в тех.
— Пойдёмте в дом, — сказала Софья Петровна. — Я блинов напекла. Ваших любимых, с творогом.
И подумала: крути не крути, как бы ни горчило прошлое — жизнь продолжается. И надо жить. С теми, кто рядом. С теми, кто не бросил. С теми, кто простил.
© Михаил Вяземский. Все права защищены. При цитировании или
копировании данного материала обязательно указание авторства и
размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное
использование публикации будет преследоваться в соответствии с
действующим законодательством.