"Ты никогда не будешь счастлива," - сказала мать Веронике, когда ей было восемь. Мать была пьяна, споткнулась о порог, разбила бутылку. Осколки — везде. Вероника взяла веник, начала подметать стоя босиком. Наступила на стекло. Кровь. Боль. Мать не заметила — храпела на диване.
С того дня Вероника убирала каждый день. Потому что если не она, то никто. И постепенно уборка стала не обязанностью. Защитой. Контролем над хаосом, который она не могла контролировать.
Сейчас, двадцать семь лет спустя, Вероника сидела в кафе и смотрела на подругу Лену.
Лена - волосы резинкой кое-как, футболка H&M с пятном от сока. Рядом двое детей - орали, хватали печенье, крошили.
Вероника поставила чашку Nespresso на блюдце ровно по центру. Поморщилась, но промолчала.
- Лен, а ты к парикмахеру не думала?
Лена засмеялась - громко, раскатисто.
- Вер, у меня два пацана. Я рада, что в душ успела.
- Но можно же...
- Могу. Но зачем? Мне комфортно.
Вероника посмотрела на подругу. Лена работала дизайнером-фрилансером - зарабатывала неравномерно, месяц сто пятьдесят, месяц сорок тысяч. Жила в двушке на Речном вокзале - там был хаос. Игрушки, посуда, рисунки на стенах.
Но Лена смеялась. Всегда.
Сама Вероника - зам руководителя в юрфирме, сто восемьдесят тысяч зарплата. Однушка сорок два квадрата на Таганке - белая, минималистичная. Туфли Zara стояли строго параллельно. Кофемашина Delonghi сияла. Утренний ритуал занимал час - макияж, укладка, выбор костюма.
В детстве она убирала за пьяной матерью. Теперь не выносила беспорядка.
- Вер, ты замуж не думала? - спросила Лена.
- Думала. Кандидатов нет.
Правда была другой. Два года назад ушла от жениха за две недели до свадьбы. Испугалась. Совместная жизнь - это хаос, потеря контроля.
Лучше одной.
Дома Вероника разулась - туфли на полку. Сняла костюм. Смыла макияж. Села на диван.
Телефон завибрировал. Лена выложила фото - она с Мишей и детьми на диване, смеются. Все растрёпанные, но глаза горят.
Вероника листала дальше. У Лены каждый день - обычные моменты. Завтрак, прогулка, игра.
Счастье.
Вероника отложила телефон. Посмотрела на квартиру. В квартире было тихо, как всегда.
Через три дня Лена позвонила.
- Вер, выручай! Клиент большой. Контракт триста тысяч в год. Презентация на два дня. Миша в командировке. Детей не с кем оставить.
У Вероники перехватило дыхание.
- Лен, я не умею...
- Научишься! Ну пожалуйста!
- Хорошо. Привози.
Лена привезла детей вечером. Тимофею шесть. Артёму четыре. У Артёма - лёгкая форма аутизма, говорил только отдельными словами.
Они ворвались как ураган. Тимофей лез на диван в кроссовках. Вероника сжала кулаки - руки задрожали. Кроссовки на белом диване.
Лена уехала.
Первый вечер был катастрофой. Тимофей разлил сок - пятно на ковре пахло апельсинами и сахаром. Артём размазал шоколад по дивану - липкие пальцы испачкали её блузку Massimo Dutti. Крошки хрустели под босыми ногами.
В квартире пахло детским потом и молоком.
В полночь Артём проснулся. Горячий. Лоб горел.
Вероника схватила телефон дрожащими руками. Позвонила Лене - не взяла. Ещё раз. Сбросила.
Гуглила: "температура 39 ребёнок что делать". Читала статьи, не понимая половины. Позвонила соседке - та велела вызвать скорую.
Пока ждала такси, держала Артёма. Он плакал. Она тоже почти плакала - от страха, бессилия.
"Я не справлюсь. Я не знаю, как. Я не мать."
Но везла. Потому что больше некому.
В приёмном покое медсестра спросила:
- Вы мать?
- Нет. Я... просто сижу с ним.
- Ребёнок особенный? - медсестра смотрела в карту.
- Аутизм. Лёгкая форма.
- Тяжело с такими.
- Не знаю. Я с ним второй день.
Медсестра посмотрела с уважением.
- Не каждая согласится.
Врач осмотрела - ОРВИ, температура тридцать девять два. Жаропонижающее. Наблюдать.
Вероника просидела ночь в коридоре больницы. Держала Артёма - горячего, тяжёлого. Он засыпал и просыпался. Звал маму.
Температура упала к утру. Артём уснул на её руках. Вероника смотрела на него и чувствовала, как что-то ломается внутри.
Заплакала. Тихо. Чтобы не разбудить.
Плакала не от усталости. От облегчения. От страха, который отпустил. От понимания, что готова была сделать всё, лишь бы он был здоров.
Чужой ребёнок. Особенный. Знакомый второй день.
А она готова была отдать всё.
Когда успела полюбить?
Утром везла его домой в такси. Не стала убираться. Легла с Артёмом на диван. Уснули вместе.
Проснулась от того, что Тимофей тянул за руку.
- Тётя Вера, он живой?
- Живой. Спит. Болел ночью.
Вероника встала. Волосы растрёпаны. Лицо помятое. Футболка мятая.
Варила кашу - не умела, получилось комками. Дети ели, не жаловались.
Поймала своё отражение в зеркале.
Неправильная. Растрёпанная.
Но в глазах - что-то живое.
Вечером Лена вернулась. Обняла детей.
- Спасибо! Контракт подписали!
- Артём болел. Температура.
Лена побледнела.
- Что?! Прости...
- Справились.
Лена увезла детей.
Вероника начала убираться. Вытерла два пятна. Собрала игрушки в пакет. Села на диван. Сил не было. Посмотрела на оставшийся беспорядок.
Плюнула. Легла спать в неубранной квартире. Впервые за десять лет.
Проснулась в шесть утра по привычке. Доубралась. К десяти всё было безупречно.
Села на диван.
Впервые за тридцать пять лет она это увидела. Не одиночество. Не тишину.
Пустое пространство, где должно было быть что-то другое.
Она думала, что построила совершенную жизнь. Карьера - есть. Квартира - есть. Внешность - безупречна.
Но когда последний гость уходил с корпоратива, и все шли домой - к детям, мужьям, жёнам - она шла в белую квартиру. И надевала маску "мне так нравится" так долго, что почти поверила.
Почти.
Пока не держала на руках горячего Артёма. Пока не увидела, как Лена обнимает детей после разлуки.
Её совершенство было защитой. Но защита стала тюрьмой.
Через неделю встретились в кафе. Лена выглядела измождённой.
- Вер, я устала.
- От чего?
- От всего. - Лена опустила взгляд. - Дети, работа, Миша недоволен.
- Почему Миша недоволен?
Лена вздохнула - руки дрожали.
- Он хочет, чтобы я бросила работу. Сидела с детьми. Говорит, зарабатываю мало, а нервов трачу много.
- И что ты?
- А я без работы схожу с ума. Это единственное, что напоминает - я не только мать. Я ещё и человек. С талантом.
Лена вытерла глаза салфеткой.
- Мы ругаемся каждую неделю. Он говорит: другие жены справляются. А я не могу. И чувствую себя плохой матерью. Плохой женой. Плохой во всём.
- Лен...
- Смеюсь. - Лена подняла глаза. - А ночью плачу. Вер, я в депрессии после второго. Таблетки пью. Беспорядок дома - не от свободы. От бессилия.
Вероника замерла.
- Знаешь, чему я завидую? Твоей тишине. Твоей чистоте. Тому, что ты спишь восемь часов. Что можешь просто сидеть и пить кофе.
Вероника посмотрела на подругу. На усталые глаза.
- Я могу помочь.
- Как?
- Сидеть с детьми. Раз в месяц. Ты отдохнёшь. Или наймём помощницу. Я оплачу.
- Зачем тебе?
Вероника задумалась. Зачем? Она ненавидела хаос. Боялась потери контроля.
Но та ночь в больнице. Артём на руках. Страх за него.
- Затем, что моё... отсутствие может быть ресурсом. Для тех, кому нужна помощь.
Лена улыбнулась - устало, искренне.
- Договорились.
Вероника вернулась домой. Сорок два квадрата белого пространства.
Подумала о матери. О той пьяной женщине, которая сказала: "Ты никогда не будешь счастлива".
Была ли она счастлива? Нет. Ещё нет.
Но впервые за много лет поняла - счастье не в совершенстве.
Телефон завибрировал. Лена: "Артёмка весь вечер повторял 'Вея'. Это он тебя зовёт. Редко запоминает новых людей."
Вероника написала: "Приходи в субботу. Я с детьми посижу. Ты сходи в салон. Или просто поспи."
"Серьёзно?"
"Серьёзно."
"А я тебя научу не бояться беспорядка."
"Попробуй."
Смайлик от Лены.
Вероника положила телефон. Посмотрела в зеркало. Растрепала волосы. Посмотрела ещё раз. Выпрямила обратно.
Не сегодня.
Но она написала Лене "да". И это уже было что-то.