Найти в Дзене
Жизнь БМ наших дней

Севастопольский поручик

Его герой – поручик, не герой плакатный, но и не антигерой презираемый. Он – человек между, «между Сциллой и Харибдой» русской безысходности, давлеющей над судьбами поколений. Иван Карпов, как проницательный хирург, вскрывает эту гнойную рану, пытаясь обнаружить в ней хоть искру тепла, хоть намек на человечность. Поручик – это «пешка в чужой игре», марионетка в театре абсурда, где декорации сменяются с калейдоскопической скоростью, а цена ошибки – жизнь. Он – офицер, но не герой. Он – человек, но не монстр. Он – сложный, противоречивый, живой. Поручик Карпова, эта «пылинка в глазу истории», олицетворяет собой обывателя в мясорубке событий. Он не вершит судьбы, он подчиняется им, а его единственная вина – это вина быть человеком в бесчеловечное время. Он – зеркало, в котором отражается «трагедия маленького человека», только в масштабах страны, обреченной на вечные страдания. Иван не выносит приговор, он лишь констатирует факт: вот он, поручик, «пойманный между молотом и наковальней», ме

Его герой – поручик, не герой плакатный, но и не антигерой презираемый. Он – человек между, «между Сциллой и Харибдой» русской безысходности, давлеющей над судьбами поколений. Иван Карпов, как проницательный хирург, вскрывает эту гнойную рану, пытаясь обнаружить в ней хоть искру тепла, хоть намек на человечность.

Поручик – это «пешка в чужой игре», марионетка в театре абсурда, где декорации сменяются с калейдоскопической скоростью, а цена ошибки – жизнь. Он – офицер, но не герой. Он – человек, но не монстр. Он – сложный, противоречивый, живой.

Поручик Карпова, эта «пылинка в глазу истории», олицетворяет собой обывателя в мясорубке событий. Он не вершит судьбы, он подчиняется им, а его единственная вина – это вина быть человеком в бесчеловечное время. Он – зеркало, в котором отражается «трагедия маленького человека», только в масштабах страны, обреченной на вечные страдания.

Иван не выносит приговор, он лишь констатирует факт: вот он, поручик, «пойманный между молотом и наковальней», между долгом и совестью, между жизнью и смертью. И в этом его слабость, но в этом же и его сила – сила простого человека, который не сломался под гнетом обстоятельств, который сохранил в себе хоть частичку человечности, несмотря на все ужасы войны. Песня – это крик души, это стон раненого зверя и одновременно – это надежда на то, что однажды «солнце взойдет и над нашей улицей»... или Любовь?..

Любовь… В песне о поручике у Карпова? Где кровь и снег, где белые и красные, где гул истории заглушает шепот сердца? Но Иван именно там, в этой каше времен, находит этот хрупкий цветок, пробившийся сквозь лед отчаяния. Любовь тут – не парадное чувство, не розовая открытка, а скорее – «последняя сигарета перед расстрелом», горький вкус надежды на краю бездны.

Он не воспевает ее в звонких одах, не рисует акварельные пейзажи встреч под луной. Он говорит о ней шепотом, украдкой, словно боясь спугнуть это непрочное видение, это «отблеск утраченных небес» в глазах поручика. Любовь – это не награда за подвиги, а скорее – «временное убежище от наступающего безумия», короткий миг тепла в объятиях близкого человека.

Она маячит где-то за кадром, в недосказанных фразах, в случайных прикосновениях, в тихой песне гитары. Любовь – это не сюжет, а фон, на котором разворачивается трагедия человека, потерявшего себя в вихре истории. Но именно этот фон делает трагедию еще более пронзительной, более человечной. Потому что даже в аду войны, даже на краю гибели, сердце продолжает искать тепла, продолжает верить в чудо, продолжает любить… И это – самое главное, что остается от поручика Карпова, когда «а я пойду
Ведь на дороге, меня давно устали ждать».