Найти в Дзене
Philosophy of Califon W.

Похороны Бэнлингтона 3 глава[Введение]

Уважение — сознательная терпимость к низости человека Искренность порой бесчеловечна Милота имеет в себе личностно-лицемерный корень Не маскируйте безразличие под добродетель Разбив мне сердце разве я перестану любить? — Что слаще сахара? — Избавиться от страданий. — Чем мы осуществим это? — Мы твари ползучие по лианам отчаянья, все лианы образуют вязь. На вершине — отчуждение, в низах — дурманящий яд под названием «утешение». Подбираясь к отчуждению, ни один собрат не будет приближаться к тебе. Опустившись к тебе, сбегутся как мухи, их рой будет бить тебя, пока ты не опустишься до конца, а в конце их удары не будут чувственными. Так и умрёшь ты, в неведении. — О в чём же смысл тех путей? — В вопрошании о стезе. Хаотичность пусть будет в обрамлении под дифирамбы вас, рождение трагедии и очищенья миг услышите из уст вы дифирамбов вскрик. Пусть вам поют с авлоса, в стасиме при Дионисе. И пусть кифарский звук будет затменён телесным. Вовластвуй же под Меланиппида звук. — Но где же п

Уважение — сознательная терпимость к низости человека

Искренность порой бесчеловечна

Милота имеет в себе личностно-лицемерный корень

Не маскируйте безразличие под добродетель

Разбив мне сердце разве я перестану любить?

— Что слаще сахара?

— Избавиться от страданий.

— Чем мы осуществим это?

— Мы твари ползучие по лианам отчаянья, все лианы образуют вязь. На вершине — отчуждение, в низах — дурманящий яд под названием «утешение». Подбираясь к отчуждению, ни один собрат не будет приближаться к тебе. Опустившись к тебе, сбегутся как мухи, их рой будет бить тебя, пока ты не опустишься до конца, а в конце их удары не будут чувственными. Так и умрёшь ты, в неведении.

— О в чём же смысл тех путей?

— В вопрошании о стезе. Хаотичность пусть будет в обрамлении под дифирамбы вас, рождение трагедии и очищенья миг услышите из уст вы дифирамбов вскрик. Пусть вам поют с авлоса, в стасиме при Дионисе. И пусть кифарский звук будет затменён телесным. Вовластвуй же под Меланиппида звук.

— Но где же путь? Где та надежда?

— В надежде — зло, но есть призыв. Любви неистовой натуры, чьи вопли прорезают высь. О те, кто высоко стоит, откройте же вы очи без дурмана и охватите ярым взглядом высь. Здесь нет уже надежд, здесь нет печали. Звучит уже авлоса крик. В телесности, в бескрайней воле, туда, где ты проникнуть смог. Без капли, без страданий, ты отбросил шкуру льва. Пройдя от дурманов к путям, что водят кругом, ты волею своей постигнешь эту высь. И станешь ты вне их, что сам устроит мир. И пусть, обременяя низших, сводит тьма морали, — ты рукой Диониса под власть возьмёшь к себе. Ты забудешь добро, ты забудешь зло, ты будешь над ним.

— Но разве то всё так отлично?

— Подумай, нужно не спешить. И в выси ты будешь ненужным. Тебя нельзя любить, простить. Тебе из низа могут лишь желанье высказать одно, что душу твою утеплит. Они желают тебе смерти, ты — тот, кто их разрушил дом, чьё укрытье разлетелось под властливым твоим кнутом. Ты — ветер, вихрь, что дунул и размыл потоки яда. Ты — тот, кто видит всё и вся.

— Но как же так? А ведь разлука? Она ведь может обуздать твою лихую лошадь воли.

— Чем выше ты, тем холодней. Никто не ведает разлуки. Ведь в высшем возвращении тел не будет больше зла и скуки. Люди ползут, они в крови, лозы отчаянья их жаждут. Когда они внизу, морфий даёт им силы — правда. Сейчас ведь можно и учесть: мы оба видим холод, грязь. Ведь корысть каждого полна, она и скрыта и противна, но мы не осуждаем сие, ведь нам от себя уже противно. Как можем мы гнобить ползущих, что, пред дурманом устояв, ползут, и меркнут их уже очи, любви не получивши никогда? Она есть высшая колючка, чьи ветви флоэмой вплетены. Помочь им мы не можем в сути: любовь есть только впереди. Когда дойдёт он до верхушки, подумает, что он Иов; реальность окажется лучше — награды не получит он. Вне нету больше шансов. Они есть всегда внутри.

— Что нам уготовлено судьбою?

— Смерть в муках!