Найти в Дзене

«Февральская лазурь» Грабаря: картина из траншеи в снегу

Художник лежит в снегу. В специально вырытой траншее. Мольберт перед собой. Над головой — небо от горизонта до зенита. И берёза. Одна единственная берёза, которая изменила всё. Игорь Эммануилович Грабарь. «Февральская лазурь». 1904 год. История о том, как упавшая палка превратилась в шедевр. Представьте: начало XX века. Грабарь только вернулся из Европы. Объездил Париж, Мюнхен, впитал новые течения — импрессионизм, постимпрессионизм, все эти смелые эксперименты с цветом и светом. Сам он говорил, что «соединил Париж и Мюнхен» в своей палитре. И вот он дома, в России. Зима. Февраль. Морозный, солнечный день. Грабарь гуляет, смотрит на снега, на берёзы. Ищет сюжет. Останавливается у одной особенно живописной берёзы. Рассматривает её, ходит вокруг. И тут... роняет палку. Нагибается за ней. И в этот момент видит дерево снизу, с уровня снега. «Обомлел от открывшегося передо мной зрелища фантастической красоты», — вспоминал художник. Перезвоны и перекликания всех цветов радуги. Голубая эмаль
Оглавление
«Февральская лазурь», Игорь Грабарь, 1904
«Февральская лазурь», Игорь Грабарь, 1904

Художник лежит в снегу. В специально вырытой траншее. Мольберт перед собой. Над головой — небо от горизонта до зенита. И берёза. Одна единственная берёза, которая изменила всё.

Игорь Эммануилович Грабарь. «Февральская лазурь». 1904 год. История о том, как упавшая палка превратилась в шедевр.

Как всё началось: упавшая палка и откровение

Представьте: начало XX века. Грабарь только вернулся из Европы. Объездил Париж, Мюнхен, впитал новые течения — импрессионизм, постимпрессионизм, все эти смелые эксперименты с цветом и светом. Сам он говорил, что «соединил Париж и Мюнхен» в своей палитре.

И вот он дома, в России. Зима. Февраль. Морозный, солнечный день. Грабарь гуляет, смотрит на снега, на берёзы. Ищет сюжет.

Останавливается у одной особенно живописной берёзы. Рассматривает её, ходит вокруг. И тут... роняет палку.

Нагибается за ней. И в этот момент видит дерево снизу, с уровня снега. «Обомлел от открывшегося передо мной зрелища фантастической красоты», — вспоминал художник. Перезвоны и перекликания всех цветов радуги. Голубая эмаль неба. Коралловые ветки берёзы на фоне этой синевы.

Вот оно! Вот что нужно писать! Но как? Нужна точка зрения снизу. Очень снизу. С уровня снега.

Траншея: когда искусство требует жертв

Грабарь не был человеком, который отступает перед трудностями. Если нужно лежать в снегу — значит, будем лежать. Он прорыл в снегу траншею. Настоящую окопную траншею, как на войне.

Ложился туда с мольбертом. И писал. Лёжа. Глядя вверх — на небо, на ветки берёзы. Две недели он провёл в этой снежной траншее. Две недели февральской работы на морозе, когда пальцы коченеют, краски густеют, но от холста невозможно оторваться.

Зачем такие жертвы? Ради ракурса. Низкая точка зрения раздвигала картину вверх. Позволяла захватить весь градиент неба — от белёсого у горизонта до насыщенного ультрамарина в зените. Позволяла показать берёзу во всём её торжестве — не сверху вниз, как обычно смотрит человек, а снизу вверх, как смотрит трава.

И это сработало. Картина получилась не просто красивой. Она получилась революционной.

Что мы видим на картине?

Небо. Невероятное, фантастическое небо. Оно занимает три четверти холста. И оно не монотонное. Внизу, у горизонта — светлое, почти белое, с лёгким розоватым оттенком. Поднимаемся выше — голубое, бирюзовое. Ещё выше — синее, васильковое. В зените — насыщенный ультрамарин, глубокий, звенящий, почти фиолетовый.

Этот градиент создаёт ощущение бесконечности. Небо не плоское — оно объёмное, уходящее ввысь, распахнутое. Мы смотрим не на небо, а в небо.

На фоне этого неба — берёза. Точнее, несколько берёз, но главная — в центре. Белый ствол, коралловые ветки. Ветки тянутся во все стороны, создавая причудливый узор на фоне синевы. Они не чёрные, не коричневые — они розовато-оранжевые, потому что на них падает солнце.

Снег на переднем плане написан крупными, рельефными мазками. Он не белый — он голубой, сиреневый, розовый. Снег отражает небо, впитывает его цвет. И от этого кажется не холодным, а каким-то волшебным, сказочным.

Справа и слева виднеются другие берёзы, уходящие за край картины. Это создаёт ощущение, что мы находимся в берёзовой роще. Не просто смотрим на одно дерево, а окружены ими.

Цвет: торжество синего

«Февральская лазурь» — это гимн синему цвету. Грабарь использует десятки оттенков синего, голубого, бирюзового. Лазурь — старинное название насыщенного небесно-синего цвета. И художник выжимает из этого цвета всё возможное.

Но это не плоская синева. Это живой, вибрирующий, меняющийся цвет. Он дрожит, переливается, играет. То светлеет до почти белого, то сгущается до тёмно-синего.

И на фоне этой синевы — тёплые оттенки. Коралловые ветки берёз. Розоватый отсвет на снегу. Чуть желтоватый оттенок у горизонта. Контраст тёплого и холодного создаёт напряжение, делает картину звонкой, яркой.

Грабарь применил технику, близкую к пуантилизму. Он накладывал краски мелкими, раздельными мазками. Не смешивал цвета на палитре, а давал им смешиваться в глазу зрителя. От этого картина вибрирует, дышит, живёт.

Композиция: вертикаль в небо

Композиция «Февральской лазури» необычна. Обычно в пейзаже горизонт делит картину примерно пополам. Здесь же горизонт опущен почти к нижнему краю. Мы видим узкую полосу снега — и огромное небо.

Берёза в центре — это вертикаль, которая связывает землю и небо. Её ствол уходит вверх, ветки расходятся во все стороны, создавая динамику. Дерево как фейерверк — взрыв жизни на фоне зимнего неба.

Низкая точка зрения создаёт эффект монументальности. Берёза кажется огромной, величественной. Мы смотрим на неё снизу вверх, как ребёнок смотрит на взрослого. Или как человек смотрит на храм.

Это не скромный пейзаж русской природы. Это торжественный портрет дерева. Гимн берёзе. Ода зиме.

Свет: февральское солнце

Февраль — особый месяц. Ещё зима, ещё морозы, ещё снег лежит. Но солнце уже другое. Оно поднимается выше, греет сильнее. День заметно длиннее, свет ярче.

Грабарь поймал именно этот февральский свет. Не серый, не тусклый. Яркий, звонкий, ослепительный. Свет, который заставляет снег сиять, небо гореть, ветки берёз вспыхивать коралловым огнём.

Это свет надежды. Зима ещё не кончилась, но её конец близок. Скоро весна. А пока — этот удивительный момент, когда мороз и солнце сочетаются, создавая фантастическую красоту.

Влияние импрессионистов

Грабарь учился в Европе. Видел работы Моне, Писсарро, Сислея. Понял, как они пишут свет и воздух. Не локальным цветом предмета, а цветными рефлексами, игрой оттенков.

В «Февральской лазури» видно это влияние. Снег не белый — он цветной. Ветки не коричневые — они коралловые. Тени не чёрные — они синие, фиолетовые. Всё пронизано светом и цветом.

Но Грабарь не копировал импрессионистов. Он взял их метод и применил к русской природе. Создал русский импрессионизм — яркий, звонкий, оптимистичный.

Французы писали пасмурный Руан, туманный Париж. Грабарь пишет морозную Россию, где небо синее, как эмаль, а снег искрится миллионами кристаллов.

Реакция современников

Когда «Февральская лазурь» была показана на выставке, реакция была неоднозначной. Кто-то восхищался, кто-то возмущался. Слишком ярко! Слишком декоративно! Таких синих небес не бывает!

Но бывают. Грабарь не выдумал этот цвет. Он увидел его и передал. А то, что раньше художники писали небо более тускло — их проблема. Они боялись яркости.

Грабарь не боялся. Он хотел показать русскую зиму не серой и унылой, а праздничной, торжествующей. И у него получилось.

Постепенно картина завоевала признание. Её стали репродуцировать, показывать, восхищаться. Она попала в учебники по искусству. Стала символом русской зимы — наравне с суриковскими санями боярыни Морозовой.

Грабарь: художник и искусствовед

Игорь Эммануилович Грабарь (1871–1960) был не только художником, но и выдающимся искусствоведом. Он руководил Третьяковской галереей, основал Институт реставрации, написал фундаментальную «Историю русского искусства».

Человек энциклопедических знаний, который понимал искусство изнутри — как практик и как теоретик. И эта двойная оптика давала ему преимущество.

Как художник, он экспериментировал, искал новые приёмы, не боялся рисковать. Как искусствовед, понимал, что делает, зачем и в каком контексте. «Февральская лазурь» — результат этого синтеза.

Прожил он долгую жизнь — почти 90 лет. Пережил две войны, революцию, все катаклизмы XX века. Продолжал работать до последних дней. И «Февральская лазурь» осталась одной из вершин его творчества.

Судьба картины

«Февральская лазурь» хранится в Государственной Третьяковской галерее. Это одна из самых любимых публикой работ. Перед ней всегда стоят люди, фотографируют, восхищаются.

Картина растиражирована в открытках, календарях, учебниках. Стала частью массовой культуры. Все знают эту берёзу, это небо, этот снег.

Но сколько ни смотри на репродукцию — это не то. Оригинал нужно видеть вживую. Потому что там живёт цвет. Тот самый ультрамарин, та самая лазурь, которую Грабарь ловил две недели, лёжа в снежной траншее.

Почему картина трогает?

Что в ней такого? Берёза, небо, снег. Обычные вещи. Но картина завораживает. Почему?

Может быть, потому что Грабарь показал знакомое с неожиданного ракурса? Мы привыкли смотреть на берёзы сверху вниз. А он предложил посмотреть снизу вверх — и мир преобразился.

Может быть, потому что он не побоялся яркости? Взял и написал небо таким синим, каким оно бывает в ясный февральский день. Без оглядки на «хороший тон» и академические традиции.

А может быть, просто потому что картина радостная? В ней нет тоски, меланхолии, печали. Есть восторг перед красотой мира. И этот восторг заразителен.

Берёза как символ

Берёза для России — что-то особенное. Дерево-символ, дерево-архетип. О ней песни, стихи, сказки. Она в народном сознании — образ родины, дома, детства.

Грабарь создал портрет берёзы. Не просто изобразил дерево, а показал его характер, его душу, его величие. Эта берёза не скромная, не печальная. Она торжествующая, ликующая.

Она говорит: вот я, русская зима, русская природа! Посмотрите, как я прекрасна! Не нужно ехать за красотой в тёплые края. Красота здесь, под ногами. Нужно только уметь её увидеть.

И Грабарь научил нас видеть. Показал, что обычная берёза в обычный февральский день может быть чудом. Если смотреть на неё правильно. С уровня снега. Из траншеи, если понадобится.

Урок для художников

Если вы сами рисуете, «Февральская лазурь» даёт важный урок: не бойтесь нестандартных ракурсов. Грабарь мог написать берёзу как все — стоя, с обычной точки зрения. Получилась бы неплохая картина.

Но он лёг в снег. И получился шедевр. Иногда нужно буквально изменить угол зрения — и мир откроется заново.

Второй урок: не бойтесь яркости. Если видишь небо ультрамариновым — пиши ультрамариновым. Пусть кто-то скажет: «Так не бывает!» Бывает. Просто не все это замечают.

И третий урок: искусство требует жертв. Две недели в снежной траншее — это жертва. Но она того стоила.

Огромное спасибо, что дочитали до конца эту зимнюю историю о берёзе, небе и художнике в снежной траншее! Для канала это невероятно важно — каждый прочитанный текст помогает алгоритмам Яндекс.Дзена показывать материал новым читателям, которые тоже любят живопись.

А вы видели такое небо в феврале? Или для вас зима — это серость и слякоть? Поделитесь своими зимними впечатлениями в комментариях — интересно узнать, как грабаревская лазурь отзывается в разных людях!

И обязательно подписывайтесь на канал, если вам близки истории о том, как упавшая палка может изменить искусство, а траншея в снегу — привести к шедевру ❄️🎨