Утро начиналось как обычно, без намёка на то, что к вечеру жизнь перевернётся с ног на голову. Алина спешила разобрать сумки с продуктами, купленными по акции в ближайшем супермаркете. Мысленно она составляла список дел: забрать младшего из садика, помочь старшему с проектом по окружающему миру, приготовить ужин, чтобы угодить и мужу, и привередливой свекрови, которая обещала заглянуть вечером. Эта рутина была ей хорошо знакома за десять лет брака.
В ящике с почтой, куда она заглянула автоматически, лежали счёт за коммуналку, пачка рекламных листовок и невзрачный конверт с логотипом какой-то юридической фирмы. Алина чуть не выбросила его, приняв за очередной спам, но её остановила качественная бумага и чёткая надпись: «Лично в руки Алине Сергеевне Зайцевой».
С любопытством она вскрыла конверт. Письмо было от нотариуса. Сначала глаза скользили по строчкам, не воспринимая смысла. «...в связи с открытием наследства после умершей гражданки Крюковой Елены Викторовны...» Тётя Лена? Дальняя родственница мамы, которую Алина видела maybe раз пять в жизни, и то в глубоком детстве. Та самая чудаковатая тётя, которая жила одна в старой московской квартире и коллекционировала фарфоровых слоников.
Потом взгляд упал на фразу: «...на основании завещания, единственной наследницей по закону являетесь вы...» Сердце ёкнуло. Алина медленно опустилась на стул на кухне. Она перечитала письмо ещё раз, потом ещё один. В голове не укладывались ни сумма денежного вклада, ни слова о трёхкомнатной квартире в центе Москвы.
Это не могло быть правдой. Наверное, какая-то ошибка. Мистификация. Но контакты нотариуса были настоящими, печать стояла чёткая. Дрожащими пальцами она набрала номер своего мужа, Алексея.
Трубку взяли не сразу.
—Алло? — его голос прозвучал рассеянно.
—Лёш, ты не поверишь... — начала она, захлёбываясь от волнения. — Мне пришло письмо. От нотариуса. Там какое-то наследство. Огромное!
На той стороне повисла пауза.
—Какое наследство? О чём ты?
—Я сама не понимаю. От тёти Лены, помнишь, я тебе про неё рассказывала? Квартира в Москве и... деньги. Очень большие деньги.
На этот раз пауза затянулась.
—Ты уверена, что это не развод? — наконец спросил Алексей, и в его голосе прозвучала не радость, а какая-то странная настороженность. — Сейчас много мошенников.
—Нет, всё официально. Я сейчас еду к нотариусу, адрес тут указан.
—Ладно... — он снова помолчал. — Разберёмся вечером. Не ведись на всё подряд. У меня совещание.
Он бросил трубку. Алина осталась сидеть с телефоном в руке, чувствуя лёгкий укол обиды. Она ждала хоть какой-то поддержки, участия, а может быть, и общего восторга. Вместо этого — холодный душ сомнений.
Час спустя она сидела в строгом кабинете нотариуса. Получить свидетельство о праве на наследство оказалось проще, чем она думала.
—Всё чисто с документами, — сказала немолодая женщина за столом, снимая очки. — Завещание составлено юридически грамотно, оспаривать его практически некому и не на чем. Поздравляю вас.
Выйдя из здания, Алина почувствовала, как земля уплывает у неё из-под ног в прямом смысле слова. Она прислонилась к холодной стене. Это была не ошибка. Она стала обладательницей состояния. В голове роились планы: наконец-то сделать ремонт в их панельной двушке на окраине, отдать детей в хорошую спортивную секцию и языковую школу, помочь родителям погасить ипотеку... А может, и вовсе купить им отдельную квартиру? От этих мыслей захватывало дух.
Она почти летела домой, не чувствуя под ногами асфальта. Все проблемы, тревоги, постоянный подсчёт копеек до зарплаты — всё это осталось в прошлом. Она представляла, как расскажет всё Алексею вечером, уже с документами на руках. Уж тогда-то он поймёт! Может, он просто растерялся утром.
Она вставила ключ в замочную скважину своей двери, всё ещё улыбаясь. Но едва она переступила порог, радостная улыбка медленно сошла с её лица. Из приоткрытой двери кухни доносились приглушённые, но взволнованные голоса. Голос её мужа, Алексея, и его матери, Тамары Ивановны. Они не должны были быть здесь сейчас.
Алина замерла в прихожей, не в силах сделать шаг. И услышала отрывок фразы, произнесённый с характерной, язвительной интонацией её свекрови. Фразы, от которой кровь застыла в жилах.
— Я же тебе говорила, Лексей, что она лохушка. Выйграла в лотерею свою дурацкую. Теперь надо действовать быстро, пока она не натворила глупостей.
Слова свекрови повисли в воздухе прихожей, словно ядовитый туман. Алина застыла на месте, вцепившись пальцами в ремень своей сумки. Сердце колотилось где-то в горле, отчаянно и громко, ей казалось, его стуснят услышать на кухне.
— Мама, не надо так, — донёсся голос Алексея, но в нём не было ни возмущения, ни защиты. Лишь усталое раздражение. — Всё не так просто.
— А что тут сложного? — парировала Тамара Ивановна, и Алина представила её привычный жест — пренебрежительный взмах рукой. — Ты думаешь, она с такими деньгами с тобой останется? Она же сразу зазнается. Нет, сынок, мы должны эти деньги взять под контроль. Обезопасить нашу семью. Ты же для неё всё, а она? Так, серая мышка невзрачная. И ведь даже детей нормально родить не смогла, одни девчонки...
Алина непроизвольно сглотнула. У неё перехватило дыхание. «Серая мышка». «Не смогла». Они с Алексеем всегда мечтали о сыне, но после рождения второй дочки врач настоятельно рекомендовал больше не рисковать. Алексей тогда говорил, что главное — здоровье, а девочки — его счастье. Оказалось, это была ложь. Для его матери, а значит, и для него, это было провалом.
— Она может эти деньги на ветер пустить, — продолжала Тамара Ивановна, понизив голос до конспиративного шёпота, который был слышен ещё отчётливее. — Родне своей раздаст. Или какого заведёт, смотри в оба! Наследство — дело опасное. Ты должен быть умнее. Поговори с ней. Напомни, что вы — семья, что все решения должны быть совместными. А ещё лучше... оформи всё на себя. Для надёжности. Ты же мужчина, добытчик.
У Алины похолодели руки. Это был уже не просто цинизм, это был план действий. Чёткий, наглый и беспощадный.
— Я не знаю, мама, — Алексей снова помялся. — Как я ей это предложу?
— А ты не предлагай! Ты настоящий мужчина, ты должен брать ответственность на себя! Она должна сама понять, что без тебя она — ничто. Эти деньги — испытание для неё. Справится ли, останется ли скромной, послушной женой? Или пустится во все тяжкие? Деньги должны остаться в нашей семье. В НАШЕЙ, Лексей, ты меня понимаешь?
Алина поняла. «Наша семья» — это он и его мать. А она с дочками — так, приложение, которое внезапно стало ценным активом. Всё, что она слышала за эти десять лет — ласковые слова свекрови, её «Алиночка, ты мне как дочь», поддержка мужа в спорах с его матерью — всё это оказалось фарсом. Хорошо отрепетированной пьесой.
От этой мысли её бросило в жар. Гнев, горький и обжигающий, подкатил к горлу. Ей захотелось распахнуть дверь, крикнуть, швырнуть им в лицо это их подлое, лживое нутро.
Но она не двинулась с места. Годы жизни с Тамарой Ивановной научили её главному — в открытую схватку с ней не идти. Она всегда оказывалась в проигрыше, потому что её противница не гнушалась самых грязных приёмов. И Алексей... Алексей всегда в итоге принимал сторону матери.
Внутри всё заныло от боли. Её брак, её любовь, её вера в этого человека — всё это рассыпалось в прах за несколько минут, пока она стояла в собственной прихожей, боясь сделать шаг.
Она медленно, как во сне, поставила сумку на пол. Её руки дрожали. Нужно было сделать вид, что она только что зашла. Нужно было надеть маску. Сыграть роль той самой «серой мышки», которая ничего не подозревает. Только теперь эта роль была не про слабость, а про выживание.
Она сделала глубокий вдох, пытаясь выдавить из себя подобие улыбки. Она сглотнула комок в горле и потянулась к дверной ручке, чтобы закрыть её с громким, нарочитым щелчком.
Шёпот на кухне мгновенно прекратился. Наступила мёртвая тишина, полная напряжения и страха, который теперь исходил не от неё, а от них.
— Кто это? Лёша, ты? — крикнула она, заставляя свой голос звучать максимально естественно и светло.
И, не дожидаясь ответа, пошла навстречу своему новому, страшному знанию.
Алина вошла на кухню, и плотная, липкая тишина встретила ее у порога. Воздух был густым от невысказанного. Алексей стоял у окна, делая вид, что с интересом разглядывает что-то во дворе. Его поза была неестественно напряженной. Тамара Ивановна сидела за столом, уставившись в чашку с чаем, но по ее одеревеневшей спине Алина поняла — свекровь вся превратилась в слух.
— А, вот и ты, — Алексей обернулся. Его улыбка была натянутой, до боли фальшивой. Он не смотрел ей в глаза, его взгляд скользил по ее лицу, по плечу, куда-то в сторону. — Мы уж думали, где ты пропадаешь.
Алина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. «Мы». Опять это «мы».
— Да я писала тебе, что к нотариусу, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она повесила сумку на спинку стула, движением привычным, будничным. Внутри все кричало, а пальцы ныли от напряжения, зажатые в тесных туфлях.
— А, ну да, — кивнул Алексей, делая глоток из своей кружки.
Тамара Ивановна подняла на нее глаза. Ее взгляд, острый и оценивающий, прошелся по Алине с головы до ног, будто пытаясь обнаружить на ней следы внезапного богатства.
— Ну и как там, Алиночка? — слащаво начала она. — Никаких проблем? Может, это мошенники какие? Сейчас столько афер, просто жуть. Ты нам все расскажи, мы же семья, вместе разберемся.
Алина почувствовала, как сжались ее кулаки. «Вместе разберемся». Прямо как только что на кухне.
— Да нет, все нормально, — она прошла к раковине, налила себе стакан воды. Рука чуть заметно дрожала, и вода колыхалась в стакане. Она сделала глоток, чтобы выиграть время. — Все официально. Завещание, все дела.
— И что же там, если не секрет? — не отступала Тамара Ивановна, прищурившись. — Какая-то старушка-родственница, о которой никто и не слышал, вдруг оставляет наследство? Очень подозрительно. Может, тебя в какие-то темные дела втянули?
— Мама, — попытался вставить Алексей, но голос его прозвучал слабо.
— Что «мама»? Я за нее волнуюсь! — свекровь ударила ладонью по столу, и чашки звякнули. — Она же наивная, доверчивая! Ее сейчас обдерут как липку, а ты потом расхлебывай! Так что же там за наследство-то, не томи?
Алина повернулась к ним лицом. Она увидела два пары глаз, жадно впившихся в нее. В глазах Алексея — беспокойство и какой-то странный, непонятный страх. В глазах Тамары Ивановны — чистый, неприкрытый расчет.
— Квартира, — медленно сказала Алина, следя за их реакцией. — В центре. И деньги.
Наступила тишина, которую можно было потрогать. Алексей резко отвел взгляд. Тамара Ивановна замерла, лишь ее пальцы нервно забарабанили по столу.
— Квартира... в центре... — прошептала она, и в ее голосе прозвучало что-то похожее на благоговение. Но тут же ее лицо вновь исказилось подозрением. — И на что, спрашивается, условия? Наверняка какие-то условия есть! Может, ты должна там прописаться и жить? Или еще что?
— Никаких условий, — холодно ответила Алина. Ей вдруг стало почти легко. Страх отступил, уступив место леденящей ясности. — Все мое. Безвозмездно. Так бывает, Тамара Ивановна. Иногда людям просто везет.
Она намеренно использовала обращение по имени-отчеству, отдаляя ее. Свекровь это заметила и насупилась.
— Везуха сомнительная, — проворчала она. — От добра добра не ищут. Надо будет все хорошенько проверить. Алексей, ты займись этим. Съезди к этому нотариусу, поговори.
— Я сам разберусь, что делать, — вдруг резко сказал Алексей. Он нахмурился, глядя на мать, и в его голосе впервые за вечер прозвучали нотки не раздражения, а чего-то похожего на стыд. — Не надо меня учить.
Тамара Ивановна откинулась на спинку стула, ошеломленная. Алина смотрела на мужа. Впервые за много лет он попытался противостоять матери. Но было уже поздно. Слишком поздно. Этот жалкий бунт не мог заткнуть дыру, которая разверзлась в ее душе.
— Ладно, — Алина взяла свою сумку. — Пойду, девочек из садика заберу.
Она вышла из кухни, оставив их в гнетущем молчании. Она шла по коридору, и каждым шагом отделяла себя от них. От той жизни, которая была до сегодняшнего дня. Она была уже не той доверчивой Алиной, которая вернулась домой час назад. Она была другой — обманутой, преданной, но трезвой и страшно спокойной.
Ей нужно было думать. Собирать информацию. Искать доказательства. Она зашла в спальню, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Ее взгляд упал на тумбочку мужа. На его старый, потрескавшийся смартфон, который он использовал для рабочих звонков и который вечно забывал зарядить.
Идея возникла внезапно, как вспышка. Горячая, запретная, но неотразимая.
Она медленно подошла к тумбочке и взяла телефон в руки. Он был холодным и безжизненным. Она нажала кнопку. Экран загорелся, запрашивая пин-код.
И она вдруг поняла, что знает его. Четыре цифры — день рождения его матери. Он никогда не менял его. Раньше ей это казалось милым, признаком сыновней любви. Теперь это было просто удобно.
Дрожащим пальцем она ввела код. Экран разблокировался.
Сердце Алины колотилось так, будто пыталось вырваться из груди. Холодный корпус телефона в ее руке казался раскаленным. Она прислушалась — из кухни доносились приглушенные, но взволнованные голоса. Они все еще спорили, запертые в своем мирке из жадности и интриг. Это давало ей несколько драгоценных минут.
Она опустилась на край кровати, пальцы дрожали, когда она пролистывала меню. Сообщения. Социальные сети. Что искать? Имя «Маша» жгло ее изнутри, как клеймо предательства. И вдруг она увидела его — мессенджер, который Алексей называл «рабочим» и редко им пользовался. Иконка была скрыта в папке.
Она нажала на нее. Последний диалог был как раз с «Машкой». Алина замерла, глядя на аватарку — ухоженная блондинка с высокомерной улыбкой. Та самая «дочка генерала», на которой, по словам свекрови, он должен был жениться.
Она начала читать. Сначала сообщения были старыми, годичной давности. Обычный легкий флирт, жалобы Маши на то, что он «связался с серой мышью», его оправдания, что «мама настояла, а она хочет внука». Алину тошнило. Каждое слово было ударом ножа. Она была сговором, удобным вариантом, разменной монетой в его отношениях с матерью.
Но потом она долистала до сегодняшнего дня. До того времени, когда она была у нотариуса.
Сообщение от Алексея, отправленное час назад:
«Маш,тут такое дело. У Алины появились бабки. Очень серьезные. Наследство. Квартира в центре и куча денег».
Ответ Маши пришел почти мгновенно:
«ЧТО???Ты серьезно? Ну наконец-то с этой мымрой появился хоть какой-то толк! И что теперь?»
Алексей:
«Не знаю.Мама в шоке, но говорит, что это наш шанс. Надо действовать».
Маша:
«Конечно ваш шанс!Ты думай, Лексей! Эти деньги должны быть вашими. Ты же ее муж! Все, что ее, — твое. А значит, скоро будет вашим. И нашей, в конце концов».
Алина сжала телефон так, что пальцы побелели. «Нашей». Та же формулировка, что и у свекрови. Они уже мысленно делили ее наследство.
Алексей:
«Она не дура,все не так просто».
Маша:
«Ты что,пожалел ее? Вспомни, как она тебе надоела за эти годы! Ты же сам говорил, что живешь с ней из жалости. А теперь появился реальный выход! Забери деньги, и мы наконец-то сможем быть вместе. Как и мечтали. Твоя мама уже все одобрила».
Алина оторвала взгляд от экрана. В ушах стоял оглушительный звон. «Живешь из жалости». Эти слова ранили больнее всего. Вся ее любовь, забота, поддержка, которые она дарила ему все эти годы, оказались просто предметом его презрительной жалости.
Она заставила себя читать дальше. Ее глаза были сухими и горячими. Слез не было, лишь леденящая пустота.
Последнее сообщение от Алексея, отправленное пятнадцать минут назад, пока она стояла в прихожей:
«Ладно.Поговорю с ней сегодня. Надо убедить ее, что все должно быть на меня. Для надежности. Как скажешь, мама права, деньги должны остаться в семье».
Маша ответила смайликом — поцелуй в воздух.
Вот он, их план. Наглый, циничный и такой простой. Использовать ее доверие, сыграть на чувствах, забрать все, а потом… потом, на ее же деньги, устроить свою счастливую жизнь с Машей, с одобрения мамочки.
Рука сама потянулась к ее собственному телефону. Движения были точными и выверенными, будто ею управляла не она, а кто-то другой, холодный и решительный. Она открыла камеру и начала методично фотографировать экран. Каждое сообщение. Каждое мерзкое слово. Даты. Время. Она увеличивала текст, чтобы все было четко видно. Она отправляла снимки себе в мессенджер, создавая отдельный чат, который назвала «Доказательства».
Она создавала свой козырь. Свое оружие.
Закончив, она стерла историю действий в телефоне мужа, положила его обратно на тумбочку в том же положении, в каком он лежал. Ничто не должно было выдать ее.
Она сидела на кровати, глядя в одну точку. Внутри не было ни злости, ни отчаяния. Была лишь титаническая, холодная решимость. Они думали, что имеют дело с той же мягкой и уступчивой Алиной. Они ошибались.
Теперь она знала правду. И эта правда делала ее сильной.
Шаги в коридоре заставили ее вздрогнуть. Дверь в спальню открылась. На пороге стоял Алексей. Его лицо все еще было напряженным.
— Алина, нам нужно поговорить, — сказал он, и в его голосе она впервые услышала не фальшивую заботу, а нотку неуверенности и страха.
Она медленно подняла на него глаза. И впервые за много лет посмотрела на него не как на любимого мужчину, а как на противника.
— Да, — тихо, но четко ответила она. — Нам действительно нужно поговорить.
Алексей закрыл за собой дверь спальни. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь подойти ближе. Его пальцы нервно теребили шов на своих брюках.
— Ну так о чём ты хотела поговорить? — его голос прозвучал неестественно высоко.
Алина не поднималась с кровати. Она сидела, выпрямив спину, и смотрела на него прямо. Этот взгляд, спокойный и тяжёлый, заставил Алексея ёрзнуть.
— Я всё слышала, Лёша, — тихо начала она. — Когда вернулась от нотариуса. Я стояла в прихожей и слышала каждый твой разговор с твоей матерью.
Он побледнел. Губы его задрожали.
—Что... что ты такое говоришь? Какой разговор? Мама просто переживала...
— Переживала? — Алина медленно поднялась. Её движения были плавными и полными скрытой силы. — Переживала, что я, «лохушка», внезапно выиграла в «дурацкую лотерею»? Что надо действовать быстро, пока я не натворила глупостей? Что деньги должны остаться в вашей семье? В вашей, Лёша. Не в нашей. В твоей и твоей мамы.
Она сделала шаг вперёд. Алексей инстинктивно отступил.
— Ты всё неправильно поняла! — его голос сорвался на крик. — Ты перекручиваешь! Мама просто... она хочет как лучше!
— Как лучше для кого? — голос Алины оставался ровным, но в нём зазвенела сталь. — Для Маши, с которой ты всё это время поддерживаешь связь? Для той самой Маши, на которой ты, по словам твоей мамы, должен был жениться?
Лицо Алексея исказилось гримасой настоящего ужаса. Он не ожидал этого. Это был его самый тщательно скрываемый секрет.
— Какая Маша? О чём ты? — попытался он блефовать, но его выдавала паника в глазах.
— Не надо, Алексей. Не унижай себя ещё больше. Я читала вашу переписку. В твоём «рабочем» телефоне. Тот, с пин-кодом — день рождения твоей мамы. Очень трогательно.
Он замер, словно получив удар. Воздух выходил из него с шипением. Все его защиты рухнули разом.
— Ты... ты полезла в мой телефон? — прошептал он с невероятным презрением. — Это уже паранойя! Ты совсем с катушек съехала от этих своих денег!
— Нет, — холодно ответила Алина. — Я просто прозрела. И знаешь, что самое мерзкое? Не то, что ты всё это время врал. А то, что ты, оказывается, живёшь со мной из жалости. Так и написала твоя Маша. «Он же с тобой из жалости». Это правда?
Его молчание было красноречивее любых слов. Стыд, злость и страх боролись на его лице.
— А ты думала что? — вдруг выкрикнул он, срываясь. Его сдерживаемая годами ярость нашла выход. — Что ты королева? Принцесса? Да на тебя без слёз не взглянешь! Вечно в своих заношенных халатах, с вечными проблемами, скулящая о деньгах! Да я на работе отдыхал от этой серости!
Каждое слово било точно в цель, но Алина уже не чувствовала боли. Она наблюдала за его истерикой со странным спокойствием.
— А теперь, — он язвительно усмехнулся, — теперь, когда у тебя появились деньги, ты вдруг возомнила себя кем-то? Решила, что мы с тобой на равных? Деньги меняют всё, дорогая! Теперь ты мне интересна! Интересна как кошелёк! И мы с тобой действительно поговорим на равных — о том, как ты грамотно оформишь всё на меня!
Это было уже слишком. Глупая, наглая откровенность, продиктованная уверенностью в своей безнаказанности.
— Никогда, — тихо, но очень чётко сказала Алина. — Ты не получишь от меня ни копейки.
— Мы посмотрим! — прошипел он, подходя к ней вплотную. Его дыхание было горячим и злым. — Ты думаешь, ты тут всё решаешь? Я тебя сломаю! Я тебя так опущу, что ты сама поползёшь и отдашь всё, лишь бы от тебя отстали! Ты же слабая. Ты не справишься.
Он протянул руку, схватил её за плечо. Пальцы впились в кожу больно.
В этот момент в дверь постучали.
—Дети здесь? — раздался голос Тамары Ивановны. — Что это вы тут так громко?
Алексей резко отпустил Алину, словно обжёгшись. Он отшатнулся, переводя дух. Его грудь ходила ходуном.
Алина, не сводя с него глаз, поправила блузку на плече.
—Всё, Алексей, — сказала она так, чтобы слышала и свекровь за дверью. — Разговор окончен.
Он с ненавистью посмотрел на неё, развернулся и, отодвинув с пути мать, выскочил из спальни. Через секунду хлопнула входная дверь. Он уехал.
Тамара Ивановна заглянула в комнату. Её лицо выражало показное беспокойство.
—Алиночка, что опять случилось? Опять ты его довела? Нельзя же мужчине нервы трепать по пустякам!
Алина не ответила. Она подошла к окну и увидела, как её муж садится в свою машину и с визгом шин выезжает со двора. Она стояла и смотрела, как он исчезает из её жизни.
Внизу что-то звонко разбилось. Она посмотрела на пол. Это была её любимая кружка, подарок дочери на Восьмое марта. Она уронила её, сама того не заметив. Керамика лежала осколками.
Она смотрела на эти черепки и понимала, что это — точная метафора её семьи. Разбита вдребезги. И склеить её обратно уже невозможно.
Тишина, наступившая после хлопка входной двери, была оглушительной. Алина стояла среди осколков разбитой кружки, не в силах пошевелиться. Казалось, вместе с керамикой разлетелись на тысячи осколков ее прежняя жизнь, доверие и любовь. Из гостиной доносилось бормотание свекрови, которая говорила по телефону, видимо, с сыном. Алина не вслушивалась. Ей было все равно.
Она медленно, механически взяла веник и совок, собрала черепки и выбросила их. Каждое движение требовало усилий. Потом она пошла в ванную, умыла лицо холодной водой и подняла глаза на свое отражение в зеркале. Измученное, бледное лицо, но глаза... Горыли были красными, но в них стояла непривычная твердость. Не было больше слез. Была решимость.
Она вышла в коридор и увидела, что Тамара Ивановна уже не разговаривает по телефону, а сидит в кресле в гостиной, смотря на нее оценивающим, холодным взглядом. Вид у нее был деловой и собранный, словно она готовилась к важным переговорам.
— Ну, — начала свекровь без предисловий, отставив в сторону чашку. — Довела. Как я и предполагала. Деньгам в немудрых руках место только одно — на ветер. Или в чужие карманы.
Алина не ответила. Она прошла на кухню, чтобы налить себе воды. Она понимала, что силы ей сейчас понадобятся.
Тамара Ивановна поднялась и последовала за ней, остановившись в дверном проеме. Ее фигура казалась крупнее и массивнее от сознания собственной правоты.
— Я не буду ходить вокруг да около, — заявила она, скрестив руки на груди. — Алексей подает на развод. После той истерики, что ты устроила, жить с тобой невозможно. Но с себя мы положенное не упустим.
Алина медленно обернулась, опершись спиной о столешницу.
—Какое «положенное», Тамара Ивановна?
— Не притворяйся дурочкой! — вспыхнула та. — Ты же не работала, сидела с детьми, пока Алексей деньги зарабатывал. Эта квартира куплена в браке, пусть и в ипотеку, которую он платил. А твои новые деньги... — она язвительно усмехнулась, — по закону, это общее имущество супругов. Так что тебе — пятьдесят, а ему — пятьдесят. Мы уже юристов консультировали.
Алина смотрела на нее, на эту женщину, которая с таким легким презрением делила ее жизнь, ее будущее. И вдруг ей стало почти смешно. Вся эта ситуация, вся их наглость была настолько чудовищна, что уже не вызывала гнева, лишь отвращение.
— Ваш юрист, — тихо, но очень четко произнесла Алина, — видимо, не слишком компетентен. Или вы ему не всё рассказали.
Тамара Ивановна на мгновение опешила.
—Что?
— Наследство, — продолжила Алина, и ее голос зазвучал тверже, — полученное по завещанию, не является совместно нажитым имуществом. Оно принадлежит только мне. Лично мне. Ни Алексей, ни вы, ни ваши юристы не имеете на него никакого права. Ни на квартиру, ни на деньги. Ни на один процент.
Она произнесла это спокойно, без вызова, просто констатируя факт. Факт, который она проверила в том же Гражданском кодексе вчерашней бессонной ночью.
Лицо Тамары Ивановны начало меняться. Сначала на нем застыло недоумение, потом пролетела тень сомнения, и, наконец, оно исказилось от чистой, неподдельной злобы. Она не ожидала такого ответа. Она рассчитывала на страх, на слезы, на попытку договориться. Но не на холодное юридическое парирование.
— Врешь! — выдохнула она. — Ты врешь, чтобы все себе забрать! Эгоистка! А дети? А семья? Ты думаешь только о себе!
— Нет, — покачала головой Алина. — О семье думала я. А вы думали только о деньгах. И продолжаете думать. И знаете что? — Она сделала шаг вперед. — После всего, что я услышала и увидела, я не отдам вам ни копейки. Даже если бы по закону это было возможным. Вы ничего не получите.
Тамара Ивановна побледнела. Ее пальцы впились в дверной косяк. Глаза стали маленькими и злыми, как у раненой змеи.
— Ну, мы посмотрим, что ты запоешь в суде, — прошипела она, и в ее голосе послышалась неподдельная угроза. — Ты думаешь, ты такая умная? У нас есть рычаги. Мы тебя сломаем. Мы тебя так опустим, что ты сама будешь умолять нас забрать эти деньги, лишь бы отстали. Уверена, в твоей жизни найдутся грешки, которые не понравятся суду. Особенно в споре о детях.
Она выдержала паузу, чтобы эти слова достигли цели, развернулась и с гордо поднятой головой направилась к выходу. На пороге она обернулась.
— Подумай, Алиночка. Подумай, стоит ли твоего упрямства благополучие твоих дочерей. У тебя есть время до завтра.
Вторая за сегодняшний день хлопнувшая дверь прозвучала как приговор. Но приговор не ей, а их отношениям. Всему было положено начало. И Алина понимала — война объявлена. И теперь ей нужен был не просто план, а хороший адвокат.
Тишина, наступившая после ухода Тамары Ивановны, была иной — тяжелой, звенящей от невысказанных угроз. Слова свекрови о «рычагах» и «споре о детях» висели в воздухе, словно ядовитый туман. Алина медленно опустилась на стул, ощущая, как дрожь от испуга и ярости сменяется леденящей душу тревогой. Они не остановятся. Они пойдут до конца.
Первым делом она позвонила в садик, сославшись на внезапную болезнь, и попросила оставить девочек до вечера. Она не могла рисковать, не могла позволить им стать свидетелями возможного нового визита или ее собственного отчаяния. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя и действовать.
Она попыталась заняться уборкой, но руки не слушались. Тогда она просто ходила по квартире, из комнаты в комнату, касаясь знакомых вещей — фотографий на стене, детских рисунков на холодильнике. Каждый предмет напоминал о прошлом, которое оказалось иллюзией. Этот дом, который она считала своей крепостью, вдруг стал полем боя.
Звонок телефона заставил ее вздрогнуть. Незнакомый номер. Сердце екнуло. Она взяла трубку.
— Алло?
— Алиночка, доченька, это тетя Люда, соседка твоей мамы! — в трубке послышался взволнованный, знакомый голос. — Что у вас там происходит? Мне тут только что звонила какая-то женщина, представилась родственницей, говорит, что ты мужа выгоняешь, детей без отца оставлять собралась, с деньгами теми своими с ума сошла! Успокой меня, родная, это ведь неправда?
У Алины перехватило дыхание. Они уже начали. Информационная война. Удар по самому больному — по репутации, по связям с близкими.
— Тетя Люда, это неправда, — голос ее дрогнул. — Все совсем не так. Это... это сложно объяснить по телефону.
— Да уж сложно... — в голосе соседки послышалось недоверие. — Береги семью, Алиночка, деньги приходят и уходят, а семья — это навсегда. Ладно, не буду отвлекать.
Разговор оборвался. Алина сидела с телефоном в руке, чувствуя, как по щекам текут горячие, беспомощные слезы. Это было унизительно. Они выставляли ее сумасшедшей, неблагодарной женой, которая возомнила о себе из-за денег.
В течение следующего часа раздалось еще несколько звонков — от дальней родственницы, от подруги молодости, с которой она не общалась лет пять. Всем им кто-то, явно действуя по инструкции, рассказывал одну и ту же историю — о деньгах, вскруживших ей голову, о жестокости по отношению к мужу и свекрови.
Она перестала отвечать. Телефон умолк, но в тишине ей почудился нарастающий гул общественного осуждения, которое катилось на нее, подогреваемое ядовитыми сплетнями.
Самым тяжелым ударом стал звонок от матери.
— Алина, что случилось? — ее голос дрожал от волнения. — Мне только что Алексей звонил. Такой обиженный, несчастный... Говорит, ты его выгнала, обвиняешь в чем-то ужасном, хочешь забрать детей и лишить его всего. Он плакал, дочка! Что происходит? Ты же не могла так поступить!
Алина закрыла глаза, сжимая виски пальцами. Как же гениально и подло они все продумали. Алексей, играющий роль несчастной жертвы. Он знал, что ее мать, добрая и мягкая женщина, поверит слезам.
— Мама, — с трудом выдавила она, — ты же меня знаешь. Разве я способна на такое без причины? Все, что он тебе сказал — ложь. Абсолютная, циничная ложь.
Она не стала вдаваться в подробности о наследстве и подлых разговорах. Слишком сложно, слишком больно. Она лишь попросила мать пока ни во что не верить и пообещала все объяснить позже. Та не очень убежденно, но согласилась.
Положив трубку, Алина почувствовала себя в полной изоляции. Они методично рубили все ее связи, все опоры. Окружали стеной лжи. Она сидела в центре опустевшей квартиры, и паника начинала подбираться к горлу, сжимая его холодными пальцами. Что, если они правда смогут что-то найти? Очернить ее перед судом? Отобрать детей? Мысли путались, сердце бешено колотилось.
В этот момент зазвонил ее собственный телефон. На экране горело имя — «Ира». Единственная подруга, с которой она поддерживала связь все эти годы, невзирая на легкое неодобрение Алексея и его матери. Ира, которая всегда говорила правду, какой бы горькой она ни была.
Алина с рыданием вдохнула и взяла трубку.
—Привет... — ее голос сорвался.
— Ясно, что не привет, — сухо ответила Ира. — Мне тут одна стерва, представившаяся твоей свекровью, только что не полчаса мозг выносила о твоем моральном облике. Так что, рассказывай, что ты там такого натворила, раз у них такой пожар случился?
И этот простой, прямой вопрос, полный недоверия к ее врагам, а не к ней, стал тем якорем, который спас Алину от паники. Она начала говорить. Сначала сбивчиво, потом все четче, подробно пересказывая все, что случилось за последние сутки — наследство, подслушанный разговор, переписку с Машей, скандал с Алексеем, угрозы свекрови.
Ира слушала, не перебивая. Когда Алина закончила, в трубке повисла краткая, но насыщенная матом пауза.
— Ну они сволочи законченные, — констатировала Ира без тени сомнения. — Алиска, ты должна понять одну вещь. Твоя войнушка с мужем и его мамашей закончилась в ту секунду, когда они пошли в атаку на твою репутацию и начали капать на тебя твоей же маме. Это уже не семейный скандал. Это война. И вести ее нужно не на кухне, а по всем правилам.
— Я не знаю, что делать! — призналась Алина, сжимая телефон. — Они говорят про суд, про детей...
— Первым делом — успокойся. Вторым — найми адвоката. Не какого-нибудь, а специалиста по бракоразводным процессам с позицией стервятника. Такого, чтобы от него шакалы, как твои, шарахались в сторону. У меня как раз есть контакты. Дам тебе телефон. Позвони сегодня же. И все, что у тебя есть — эти скриншоты, записи разговоров, если есть, сохрани. Это твои козыри.
Слова подруги действовали отрезвляюще. Страх отступил, уступая место сосредоточенности. Да, война. Значит, ей нужен генерал.
— Спасибо, Ира, — прошептала Алина.
— Не благодари. Держись. И помни — ты не одна.
Закончив разговор, Алина сразу набрала номер адвоката, который прислала Ира. Договорилась о встрече на завтра. Потом переслала все скриншоты переписки и аудиозаписи разговоров (она тайком включала диктофон на телефоне во время визита свекрови) себе в облачное хранилище и на флешку. Она создавала свой арсенал.
Вечером, уложив дочерей, она наконец села за ноутбук, чтобы в спокойной обстановке еще раз проверить все финансовые документы, которые валялись в общем ящике. Сердце ее бешено заколотилось, когда она наткнулась на свежую распечатку из банка. Кредитное соглашение. Крупная сумма. Взят три месяца назад. Залог — их единственная квартира.
Алексей взял кредит под залог их жилья, не посоветовавшись с ней. И сделал это еще до того, как узнал о наследстве. Зачем? На что? Ответ был очевиден. И он лежал в переписке с Машей. На их «общее будущее».
Она сидела и смотрела на эту бумагу, и последние остатки сомнений испарились. Это была не просто жадность. Это был хорошо спланированный подкоп. Он готовился уходить, оставляя ее с детьми в заложниках у банка. А ее наследство было просто неожиданным, но очень желанным призом.
Она медленно сложила документ и убрала его в папку вместе с другими доказательствами. Завтра она покажет это адвокату. Теперь у нее была не только моральная правота, но и железный, документальный козырь. Игра только начиналась.
Кабинет адвоката Надежды Петровны был стерильно чистым и функциональным, без лишних деталей, наводящих на мысль о мягкости. Сама Надежда Петровна, женщина лет пятидесяти с пронзительным взглядом и собранными в тугой узел волосами, выслушала Алину, не перебивая. Она просматривала скриншоты переписки, кредитный договор, изредка делая пометки в блокноте.
— Итак, — Надежда Петровна отложила ручку, сложив руки на столе. — У нас есть неопровержимые доказательства сговора с целью завладения вашим личным имуществом, а также факт оформления крупного кредита под залог совместного жилья без вашего ведома. Это серьезно. Их позиция — шаткая. Ваша — сильна. Но им это нужно продемонстрировать.
Встречу назначили в нейтральном месте — в тихой кофейне в бизнес-центре. Когда Алина вошла вместе с Надеждой Петровной, Алексей и Тамара Ивановна уже сидели за столиком. На столе перед ними стояли нетронутые кофе. Лицо Алексея было напряженным, он избегал смотреть на жену. Тамара Ивановна, напротив, смотрела на них с вызовом, ее поза выражала готовность к бою.
— Ну, наконец-то созрели для адекватного разговора, — начала она, едва они сели, не глядя на адвоката.
Надежда Петровна тонко улыбнулась, открывая свой портфель.
—Мы здесь, чтобы обозначить нашу позицию и избежать ненужных судебных издержек для всех сторон, — ее голос был ровным и профессиональным. — Начнем с главного. Наследство, полученное Алиной Сергеевной — квартира и денежные средства — является ее личной собственностью и разделу не подлежит.
— Как это не подлежит! — взорвалась Тамара Ивановна. — Они же десять лет в браке прожили! Это общее имущество!
— Согласно статье 36 Семейного кодекса РФ, имущество, полученное одним из супругов по безвозмездным сделкам, в том числе в порядке наследования, не является совместной собственностью, — парировала адвокат, ни на секунду не теряя спокойствия. — Это закон. С ним можно спорить, но его нельзя игнорировать.
Алексей мрачно смотрел в стол.
—Есть и второй момент, — Надежда Петровна положила на стол копию кредитного договора. — Кредит, взятый вами, Алексей, три месяца назад под залог квартиры, являющейся единственным жильем ваших несовершеннолетних детей, без согласия супруги. Эта сделка может быть оспорена в суде, как совершенная в ущерб интересам семьи. В данном случае — это исключительно ваше личное обязательство.
Тамара Ивановна побледнела.
—Это наши общие долги! Он брал на нужды семьи!
— На какие нужды? — мягко спросила Надежда Петровна. — У Алины Сергеевны нет об этом сведений. Более того, у нас есть основания полагать, что средства были направлены на личные цели, не связанные с семьей. — Она многозначительно посмотрела на Алексея, и он не выдержал этого взгляда, опустив глаза.
— Это что, шантаж? — прошипела Тамара Ивановна.
— Нет, это информирование, — поправила адвокат. — Мы также готовы предоставить в суд доказательства, — она слегка коснулась папки со скриншотами, — которые характеризуют ваши истинные намерения в отношении Алины Сергеевны и демонстрируют ваше пренебрежительное отношение к ней как к личности и матери ваших детей. В споре об определении места жительства детей это будет иметь ключевое значение.
В кофейне повисла гнетущая тишина. План «шакалов», построенный на давлении и манипуляции, трещал по швам под тяжестью фактов и холодной юридической логики. Они были готовы к истерике, к слезам, к торгу, но не к такому тотальному разгрому.
Алексей поднял голову. Его лицо исказилось гримасой стыда и бессильной злобы. Он смотрел не на адвоката, а на мать.
—Все, мама, — его голос был хриплым и сломанным. — Хватит. Ты меня в яму закопала. Со своим «надо действовать быстро». Ты вообще меня когда-нибудь слушала?
Тамара Ивановна смотрела на него с ошеломленным ужасом. Ее оружие — ее влияние над сыном — дало сбой в самый важный момент. Ее стратегия рухнула, и она осталась одна, лицом к лицу с последствиями собственной жадности и цинизма.
Алина наблюдала за этой сценой, и внутри не было ни торжества, ни радости. Лишь пустота и горькая усталость. Она смотрела на человека, с которым делила жизнь, и видела лишь жалкого, сломленного мальчика, так и не сумевшего вырваться из-под материнской опеки. Она чувствовала только одно — жалость.
Она медленно поднялась. Надежда Петровна тут же встала рядом, собрав документы.
Алина посмотрела на бывшего мужа и его мать, застывших в немом ступоре.
—Прощайте, — тихо, но четко сказала она. — Общаться будем только через юристов.
Она развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Она вышла на улицу, где ее ждало яркое, почти слепящее солнце. Оно било в глаза, и она на мгновение зажмурилась.
Позади осталась не просто кофейня. Позади осталась ее прежняя жизнь. Сломанная, обманутая, но окончательно завершенная. Впереди была неизвестность. Юридические тяжбы, сложности, страх одиночества. Но это был ее путь. Путь к свободе.
Она сделала глубокий вдох, расправила плечи и пошла вперед. Навстречу своей новой, трудной, но настоящей жизни.