— Мама, зачем ты это сделала?! — голос Марины дрожал от ярости, когда она ворвалась в квартиру свекрови, сжимая в руке мятый листок бумаги.
Галина Петровна сидела в своём любимом кресле у окна, невозмутимо потягивая чай из фарфоровой чашки с золотой каёмочкой. На её губах играла едва заметная улыбка победительницы. Она даже не повернула голову, когда невестка влетела в комнату как ураган.
Марина остановилась посреди гостиной, тяжело дыша. В руках у неё был документ из банка — уведомление об отказе в ипотеке. Причина отказа была проста и убийственна: созаёмщик отозвал своё согласие. А созаёмщиком была именно Галина Петровна.
Три года. Три проклятых года Марина с Антоном откладывали каждую копейку на первоначальный взнос. Они отказывали себе во всём — в отпусках, в новой одежде, даже в походах в кино. Марина работала на двух работах, Антон брал подработки по выходным. И всё это время свекровь улыбалась, кивала, обещала помочь.
— Я спасла своего сына от кабалы, — наконец произнесла Галина Петровна, аккуратно ставя чашку на блюдце. — Тридцать лет выплачивать кредит за какую-то двушку на окраине? Это безумие.
— Безумие?! — Марина чувствовала, как кровь приливает к лицу. — Мы с Антоном уже внесли задаток! Двести тысяч! Мы их потеряем!
Свекровь пожала плечами с таким безразличием, словно речь шла о двух рублях, а не о деньгах, которые молодая семья собирала по крупицам.
— Антон всегда был слишком мягким, — продолжила Галина Петровна, поднимаясь с кресла. — Позволил тебе вскружить ему голову этими планами о собственном жилье. А зачем вам своя квартира? У меня три комнаты, места всем хватает.
Марина почувствовала, как её трясёт от гнева. Три комнаты, где каждый сантиметр пропитан контролем свекрови. Где нельзя передвинуть стул без её разрешения. Где каждый вечер начинается с замечаний о том, что ужин пересолен, пол недостаточно чист, а Марина вообще никудышная хозяйка.
— Мы хотим жить отдельно, — процедила Марина сквозь зубы. — Иметь свой дом, свою семью.
— Семью? — Галина Петровна усмехнулась. — Какую семью, милочка? Вы женаты четыре года, а детей всё нет. Может, это знак? Может, мой сын просто ошибся с выбором?
Слова ударили Марину как пощёчина. Свекровь знала, она прекрасно знала, что у них проблемы с зачатием, что они проходят обследования, что врачи говорят — нужно просто время и меньше стресса. Меньше стресса! Как тут не испытывать стресс, живя под одной крышей с женщиной, которая каждый день напоминает о твоей «неполноценности»?
— Где Антон? — Марина старалась держать себя в руках. — Он знает, что вы сделали?
— Конечно, знает. Он сейчас на работе, но утром мы всё обсудили. И он согласился со мной — брать такую ипотеку неразумно.
Марина не поверила своим ушам. Антон знал? Антон согласился? Тот самый Антон, который вчера вечером обнимал её и шептал, что скоро, совсем скоро у них будет своё гнёздышко?
Она выбежала из квартиры свекрови, не попрощавшись. Набрала номер мужа — телефон выключен. Поехала к нему на работу — сказали, что он взял отгул. Вернулась домой, в их комнату в квартире свекрови, и стала ждать.
Антон появился только к вечеру. Вошёл тихо, как вор, не глядя ей в глаза.
— Ты знал, — это был не вопрос, а утверждение.
Он сел на край кровати, уткнувшись взглядом в пол.
— Мама позвонила в банк вчера. Сказала мне утром.
— И ты согласился?! — Марина не могла поверить. — Ты просто взял и согласился?!
— Что я мог сделать? — Антон наконец поднял на неё глаза, и в них была такая тоска, что Марина на секунду растерялась. — Она моя мать. Она сказала, что если мы возьмём ипотеку, она перепишет квартиру на свою сестру. Что не хочет видеть, как её сын губит свою жизнь.
— И ты выбрал квартиру, а не меня? Не нашу семью?
— Я выбрал... — Антон замялся. — Я просто не знаю, что делать. Она моя мать, понимаешь? Она одна меня вырастила, всю жизнь для меня жила.
Марина села рядом с ним, чувствуя, как внутри что-то ломается.
— А я? А наша жизнь? Антон, мы же мечтали. Помнишь, как выбирали обои для будущей спальни? Как спорили, какой диван купить?
— Помню, — его голос был глухим. — Но мама права в одном — ипотека это тяжело. Может, и правда лучше пока пожить здесь, накопить побольше...
— Пока?! — Марина вскочила. — Мы уже четыре года живём «пока»! Твоя мать никогда нас не отпустит, ты что, не понимаешь? Она будет находить тысячу причин, почему нам нельзя съезжать!
В дверь постучали. Даже не дожидаясь ответа, вошла Галина Петровна с подносом.
— Я принесла вам ужин, — сказала она с милой улыбкой. — Марина, дорогая, ты сегодня совсем ничего не ела. Это вредно для здоровья. Особенно если вы всё-таки планируете детей.
Издевательство в её голосе было едва уловимым, но Марина его почувствовала. Свекровь поставила поднос на тумбочку и присела на стул, явно не собираясь уходить.
— Знаете, я подумала, — начала она, разглаживая складки на юбке. — Раз уж вы так хотите свой угол, можно переоборудовать большую комнату. Поставить перегородку, сделать как бы квартиру в квартире. Будет у вас своё пространство.
— Спасибо, мама, — пробормотал Антон. — Мы подумаем.
Марина смотрела на мужа с недоумением и болью. Он сдался. Полностью и окончательно сдался.
Следующие дни прошли как в тумане. Марина ходила на работу, возвращалась домой, механически выполняла домашние дела. Галина Петровна, чувствуя свою победу, стала ещё невыносимее. Теперь она входила в их комнату без стука, распоряжалась их вещами, давала советы по поводу всего — от цвета Марининой помады до того, какую передачу им смотреть вечером.
Антон делал вид, что ничего не происходит. Он уходил на работу рано, возвращался поздно, а дома утыкался в телефон или телевизор, избегая разговоров.
Переломный момент наступил через две недели. Марина вернулась с работы пораньше и застала интересную сцену. Галина Петровна сидела на их кровати и перебирала Маринины вещи в комоде.
— Что вы делаете? — спросила Марина, стараясь сохранять спокойствие.
— Навожу порядок, — невозмутимо ответила свекровь. — Ты же не умеешь правильно складывать бельё. Всё комкаешь, мнёшь. И вообще, зачем тебе столько нижнего белья? Это пустая трата денег. Антону не нужны все эти кружева, ему нужна нормальная жена, которая думает о семье, а не о тряпках.
Что-то внутри Марины оборвалось. Она подошла к комоду и захлопнула ящик, едва не прищемив свекрови пальцы.
— Выйдите из нашей комнаты. Немедленно.
Галина Петровна медленно встала, её лицо приобрело багровый оттенок.
— Как ты смеешь?! Это мой дом!
— Это комната вашего сына и его жены. И я требую, чтобы вы её покинули.
— Антон! — закричала свекровь. — Антон, иди сюда!
Но Антона не было дома. Галина Петровна смерила невестку презрительным взглядом.
— Посмотрим, что скажет мой сын, когда вернётся.
Она вышла, громко хлопнув дверью. Марина села на кровать, обхватив голову руками. Так больше продолжаться не могло. Она достала телефон и набрала номер матери.
— Мам, можно я поживу у тебя какое-то время?
Мать, выслушав сбивчивый рассказ дочери, ответила без колебаний:
— Конечно, доченька. Приезжай.
Марина собрала самое необходимое в сумку. Написала Антону сообщение: «Я у мамы. Реши, с кем ты — со мной или с ней. Времени на раздумья даю неделю».
Она уже выходила из комнаты, когда столкнулась в коридоре с Галиной Петровной.
— Сбегаешь? — усмехнулась свекровь. — Правильно. Слабакам здесь не место.
Марина остановилась, повернулась к ней лицом.
— Знаете что? Вы выиграли эту битву. Но вы проиграете войну. Потому что рано или поздно Антон поймёт, что вы украли у него не просто квартиру. Вы украли у него жизнь. И он вас за это не простит.
— Мой сын никогда меня не бросит, — уверенно заявила Галина Петровна.
— Посмотрим, — Марина вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.
Первые три дня Антон названивал каждый час. Марина не брала трубку. На четвёртый день он приехал к тёще. Марина согласилась с ним поговорить, но только на нейтральной территории — в кафе неподалёку.
Антон выглядел ужасно. Осунувшийся, небритый, с красными глазами.
— Вернись, — начал он без предисловий. — Пожалуйста, вернись. Мама обещала, что больше не будет вмешиваться.
— Ты действительно в это веришь? — Марина смотрела на него с грустью. — Антон, твоя мать никогда не изменится. И ты это знаешь.
— Но что я могу сделать? Она же моя мать!
— А я твоя жена. Или уже бывшая?
Антон вздрогнул.
— Не говори так. Я люблю тебя.
— Но недостаточно, чтобы защитить от своей матери. Недостаточно, чтобы построить со мной отдельную жизнь.
Они сидели молча несколько минут. Потом Марина достала из сумки листок бумаги и положила перед мужем.
— Что это? — спросил он.
— Объявление о сдаче квартиры. Однокомнатная, недалеко от твоей работы. Я сниму её и буду там жить. Если хочешь быть со мной — переезжай. Если выберешь остаться с матерью — что ж, значит, так тому и быть.
— Но у нас нет денег на съём! Мы всё отдали как задаток!
— Я взяла дополнительную работу. Буду работать по вечерам удалённо. Справлюсь.
— Марина, это безумие. Тратить деньги на съём, когда у нас есть где жить...
— У тебя есть где жить. Под крылом у мамочки. А я хочу свою жизнь. С тобой или без тебя — решать тебе.
Она встала из-за столика.
— У тебя есть время до конца недели. Потом я подписываю договор аренды.
Антон вернулся домой разбитым. Галина Петровна ждала его в гостиной.
— Ну что, уговорил свою беглянку вернуться?
— Мама, может, нам действительно стоит жить отдельно? — робко начал Антон.
Лицо Галины Петровны стало каменным.
— Что?! Ты хочешь бросить мать ради этой... этой...
— Ради жены, мама. Ради моей жены.
— Жены?! Да что она тебе дала? Четыре года замужем — ни детей, ни уюта в доме! Только амбиции и претензии!
— Она дала мне любовь, мама.
— Любовь! — фыркнула Галина Петровна. — Наивный мальчик. Любовь — это я, твоя мать, которая всю жизнь положила на тебя! А она? Она при первой же трудности сбежала!
— Она сбежала от вас, мама. Не от меня.
Галина Петровна встала, её руки дрожали от гнева.
— Если ты уйдёшь к ней, не возвращайся. Я лишу тебя наследства. Квартира достанется твоей тёте Люде.
— Мама...
— Выбирай! Или я, или она!
Антон смотрел на мать и впервые видел её такой, какой она была на самом деле. Не любящей матерью, а собственницей, которая не хочет отпускать свою игрушку.
Следующие два дня он мучился. Разрывался между чувством долга и любовью. Между привычным комфортом и неизвестностью. Между матерью и женой.
На шестой день Марина получила сообщение: «Буду вечером. Помочь с переездом».
Она не поверила своим глазам. Перечитала несколько раз. Потом позвонила.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я уже собрал вещи. Мама устроила истерику, грозилась сердечным приступом, но я всё равно ухожу.
— А квартира? Наследство?
— К чёрту наследство. Мне нужна жизнь. Моя жизнь. С тобой.
Марина почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Слёзы облегчения и радости.
Они въехали в съёмную квартиру в тот же вечер. Она была маленькой, с обшарпанными обоями и скрипучим полом. Но она была их. Только их.
Первую неделю Галина Петровна названивала по десять раз в день. Антон не брал трубку. Потом она приехала к ним, устроила скандал у подъезда. Соседи вызвали полицию.
Через месяц звонки прекратились. Антон узнал от тёти, что мать действительно переписала квартиру на неё, но с условием пожизненного проживания.
— Жалеешь? — спросила Марина, когда он рассказал ей об этом.
— Нет. Впервые в жизни я чувствую себя свободным.
Они сидели на полу своей маленькой кухни, ели пиццу из коробки и были счастливы. Да, им предстояло много работать, чтобы снова накопить на первый взнос. Да, жизнь в съёмной квартире была нелёгкой. Но они были вместе, и никто не стоял между ними.
Через полгода Марина узнала, что беременна. Врач сказал, что стресс ушёл, организм расслабился, и природа взяла своё. Антон плакал от счастья прямо в кабинете УЗИ.
Галина Петровна узнала о внуке от той же тёти. Попыталась наладить контакт, прислала сообщение с поздравлениями. Антон долго думал, но ответил: «Спасибо. Когда будете готовы принять мою семью и уважать наш выбор, мы будем рады общению».
Ответа не последовало.
Ребёнок родился в съёмной квартире. Они всё ещё копили на свою. Но теперь у них была настоящая семья — без контроля, без манипуляций, без унижений. И Марина знала: они справятся. Потому что самое сложное — вырваться из токсичных отношений — они уже сделали.
А Галина Петровна осталась в своей трёхкомнатной квартире. Одна. С полным правом распоряжаться каждым сантиметром пространства. И с пустотой в душе, которую не могли заполнить никакие квадратные метры.