Я проснулась от странного чувства. Будто кто-то смотрит на меня сквозь темноту. Игорь дышал ровно, повернувшись к стене. Часы на тумбочке показывали половину третьего.
Во рту пересохло. Я осторожно встала, нащупала халат. В коридоре горел ночник — тусклый, желтоватый. Направилась на кухню за водой, ступая тихо, чтобы никого не разбудить.
И замерла.
У двери нашей спальни стояла свекровь. Спиной ко мне, склонившись к самой двери. Я услышала её дыхание — частое, напряжённое.
— Зоя Алексеевна?
Она вздрогнула так резко, что я даже испугалась. Обернулась, прижала ладонь к груди. Лицо в полумраке казалось чужим.
— Ой, Катюша, напугала. — Голос дрожал. — Не спится тебе?
— Воды попить хотела. А вы… что здесь делаете?
Пауза затянулась. Свекровь теребила крестик на шее, взгляд скользил мимо меня.
— Да так, показалось… звуки какие-то. — Она поправила халат, шагнула ближе. — Некрасиво, когда женщина в доме не уважает себя.
Я не поняла. Просто стояла, держась за притолоку, пытаясь уловить смысл её слов.
— Что вы имеете в виду?
Свекровь покачала головой, почти театрально.
— Ничего, милая. Ты иди спи. Только помни — ночью все грехи слышны. — Она развернулась и пошла к себе в комнату, шаркая тапками по линолеуму.
Я осталась одна в коридоре. Холодильник на кухне гудел монотонно. Я коснулась дверной ручки спальни — она была ледяной, будто её только что держала чужая рука.
Вернувшись в постель, я долго лежала с открытыми глазами. Щёки горели. Что она там делала? Зачем подслушивала? Мысли крутились, как белка в колесе. Сон так и не пришёл.
Утро началось обычно. Я поставила чайник, нарезала хлеб. Лиза вышла на кухню с наушниками в ушах, кивнула мне молча и уткнулась в телефон. Саша возился со своей машинкой под столом.
Свекровь появилась последней. Села на своё место, оглядела стол придирчивым взглядом.
— Катюша, масло почти кончилось. Надо бы купить.
— Куплю сегодня, — ответила я, наливая чай.
Игорь вошёл, пахнущий мылом после душа. Взял чашку, сел напротив. Свекровь положила себе кашу, медленно размешала ложкой.
— Некоторые сегодня даже глаза не выспали, — произнесла она вполголоса, но так, чтобы все услышали. — Всё бегают по ночам.
Я застыла с чайником в руке. Игорь поднял глаза, посмотрел на меня. Взгляд был странный — не злой, но холодный. Недоверчивый.
— У меня смена была тяжёлая, — сказала я тихо. — Воды попить встала.
— Да-да, конечно. — Свекровь кивала, но в голосе звучало что-то ещё. Насмешка? Сомнение?
Лиза сняла один наушник.
— Мам, а у нас ночью всё будет хорошо, да?
— Что ты имеешь в виду, солнышко?
Дочь пожала плечами, снова спрятала ухо в наушник. Игорь допил чай, встал из-за стола.
— Мне на работу. — Взял телефон и вышел, даже не попрощавшись.
Я машинально вытерла стол. Часы над холодильником тикали громко, навязчиво. Что происходит? Почему все так странно себя ведут?
Свекровь допила свою кашу, поднялась, остановилась рядом со мной.
— Береги семью, Катенька. Один неверный шаг — и всё рухнет. — Она легонько коснулась моего плеча и ушла к себе в комнату.
Я осталась одна на кухне. Пальцы дрожали, когда я ставила чашки в раковину. Что она говорит детям, когда меня нет рядом?
К вечеру в квартире стало душно. Я зашла в ванную, открыла кран, подставила руки под ледяную воду. Смотрела, как стекает вниз, не чувствуя холода.
За дверью послышались голоса — тихие, осторожные. Свекровь с кем-то говорила. Я прислушалась.
— Сама понимаешь, Галь, каково мне. Катерина у нас… ну ты знаешь. — Пауза. — Вот вчера, ночью, я вышла… А она как раз… Ну, сама понимаешь.
— Да ты что! — Голос соседки, узнаваемый.
— Я молчу пока, но сколько можно терпеть? Дети ведь в доме.
Сердце заколотилось так, что стало трудно дышать. Я закрыла кран. Смотрела на себя в зеркало — бледное лицо, расширенные зрачки. Она рассказывает соседям. Что именно рассказывает?
Посидела на краю ванны, обхватив себя руками. Из-за двери ещё доносился приглушённый смех. Я опустила голову, стиснула зубы. Если все узнают… кто мне поверит?
Вечером я застала Лизу в её комнате. Дочь сидела за столом, рисовала что-то карандашом. Я присела рядом, попыталась заглянуть в глаза.
— Лизонька, ты знаешь, что всегда можешь спросить меня о чём угодно?
Она не отрывалась от рисунка. Жевала кончик ручки — старая привычка, когда нервничает.
— Мам, а ты мне не врёшь?
— О чём?
— Бабушка сказала… — Лиза замолчала, провела линию через весь лист. — Сказала, что ты… что у тебя есть кто-то ещё.
Я похолодела. Словно меня окатили из ведра.
— Лиза, это неправда. Кто тебе такое сказал?
— Бабушка. И папа тоже странно себя ведёт.
— Солнышко, это ложь. — Я попыталась обнять её, но дочь отстранилась.
— Не знаю уже, кому верить, — пробормотала она и снова надела наушники.
Я вышла из комнаты с комком в горле. Вошла на кухню, где Игорь сидел с телефоном.
— Нам надо поговорить, — сказала я.
Он не поднял глаз.
— О чём?
— О том, что твоя мать рассказывает нашим детям!
Игорь наконец посмотрел на меня. Лицо было усталое, чужое.
— Всё уже ясно, Катя. В нашей семье так не принято. Сама знаешь.
— Что ты имеешь в виду?
Он встал, прошёл мимо меня к двери.
— Подумай о детях. Может, тебе пока стоит… не знаю.
И ушёл. Я осталась одна, сжимая край стола. Горло пересохло. Грудь сдавило так, что больно было дышать.
Даже он не верит мне.
На следующий день свекровь устроила «семейное собрание». Пригласила сестру Игоря, соседку Галю. Все сидели на кухне, смотрели на меня, как на подсудимую.
— Пора этот цирк заканчивать! — Свекровь стукнула ладонью по столу. — Я всем скажу правду. Детям не нужен позор в семье!
Соседка кивала сочувственно, поглядывая на меня искоса. Сестра Игоря сидела молча, сложив руки на груди.
— Я всё видела своими глазами, — продолжала свекровь. — Ночью она шлялась по коридорам, я слышала голоса. Мужской голос!
Я не выдержала. Встала так резко, что стул скрипнул.
— Где доказательства?
Повисла тишина. Свекровь смотрела на меня, приоткрыв рот.
— Вы в самом деле верите этому бреду? — Голос сорвался, но я говорила дальше. — Почему никто меня не спрашивает? Я жила в этой семье десять лет! Рожала детей, работала, терпела!
Игорь стоял у двери, отвернувшись. Дочь выглянула из своей комнаты — бледная, испуганная.
— Я не позволю вам унижать меня в моём собственном доме!
Свекровь схватила сумку, лицо покрылось пятнами.
— Я не могу жить с таким позором! Уезжаю к сестре. Игорь, ты решай сам, что делать с этой… — Она не договорила, выбежала в коридор.
Соседка и сестра ушли следом, бросая на меня виноватые взгляды. Игорь стоял, не двигаясь. Молчал.
— Ты хоть что-то скажешь? — спросила я.
Он качнул головой и ушёл в ванную.
Я села за стол, положила руки на холодную поверхность. Часы тикали. Холодильник гудел. Всё было как обычно — и совершенно не так.
Поздно вечером, когда дом наконец затих, ко мне подошёл Саша. Забрался на колени, уткнулся лбом в моё плечо.
— Мама, если ты уйдёшь, я с тобой, ладно?
Я прижала его к себе, чувствуя, как сжимается сердце.
— Никуда я не уйду, зайчик.
Лиза стояла в дверях. Медленно подошла, села напротив.
— Мам, прости меня. Я не знала, как… — Она замолчала, кусая губу. — Ты правда ни с кем?
— Правда.
— Тогда прости. Я больше никому не поверю. Только тебе.
Я обняла обоих детей. Саша сопел в моё плечо, Лиза прижалась щекой к моей руке. За окном уже темнело, на стекле мелькали первые капли дождя.
Даже если всё разрушено, у меня есть главное.
На следующий вечер свекровь уехала. Я стояла на кухне, собирала её вещи в пакет. Игорь появился в дверях, не решаясь войти.
— Ты веришь мне теперь? — спросила я, не оборачиваясь.
Он помолчал. Потом тихо:
— Я не знал, что думать. Мне было страшно за детей. Но я тебя не прогонял.
Я повернулась к нему.
— В следующий раз я не стану молчать. Если нужен развод — скажи сейчас. Но уважать себя я больше не позволю никому забывать.
Он опустил глаза.
— Я подумаю.
Я отпустила тряпку, которую держала в руках. Выпрямилась. Больше я не «терпила». Больше никогда.
Утро пришло тихое, светлое. Я стояла у окна с чашкой чая. Лиза накрывала на стол, Саша возился со своими машинками.
Игорь вошёл, сел у окна. Впервые за долгое время посмотрел мне прямо в глаза.
— Мам, ты меня сегодня поцелуешь в школу? — спросила Лиза. — Как раньше?
Я улыбнулась. Не потому что надо, а потому что хотелось.
— Конечно, солнышко.
Саша подбежал, обнял за ногу.
— Мам, давай больше никаких тайн?
— Больше никаких, — пообещала я.
Солнце светило сквозь окно, разливаясь по столу тёплыми пятнами. Я поставила чашку, выпрямила плечи. Теперь всё будет по-другому. Даже если придётся начинать с нуля — я сама буду решать, как мне жить.
Лиза подошла, взяла меня за руку.
— Мам, я горжусь тобой.
Я сжала её пальцы в ответ. Впервые за долгие недели в груди стало легко. Не радостно — но спокойно. Я вернула себе право дышать.
А вам когда-нибудь приходилось отстаивать своё имя перед самыми близкими людьми?
Поделитесь в комментариях, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк, если было интересно.