Наш дом пах свежей краской и сосновой стружкой. Я обожала этот запах. Он смешивался с ароматом цветущих яблонь в саду и создавал ощущение чистоты, новизны, начала чего-то большого и светлого. Мы переехали всего три месяца назад. Три месяца абсолютного, почти нереального счастья. Двухэтажный дом с большими окнами, выходящими на тихую улочку в пригороде, был моей мечтой. Мечтой, которую, как я думала, мы осуществили вместе с моим мужем, Андреем.
Каждое утро я просыпалась раньше него, спускалась на кухню, заваривала кофе и выходила на террасу. Вдыхала утреннюю прохладу, смотрела, как солнце лениво поднимается над крышами соседних домов, и чувствовала себя хозяйкой своей маленькой вселенной. Андрей обычно спускался минут через двадцать, сонный, улыбающийся. Он обнимал меня со спины, утыкался носом в волосы и шептал: «Нравится тебе здесь, Машенька?». Я кивала, прижимаясь к нему. Разве могло не нравиться?
Я работала в небольшом, но очень уютном книжном магазине в центре города. Работа не приносила больших денег, но я любила её за тишину, за запах старых и новых книг, за редких, но интересных покупателей. Андрей занимал хорошую должность в строительной компании, и его зарплата позволяла нам жить безбедно. По крайней мере, так считали все вокруг. И в первую очередь, его мама, Тамара Павловна.
Она была женщиной внушительной, с прямой спиной, всегда идеальной укладкой и цепким, оценивающим взглядом. Она любила Андрея до безумия, до какой-то болезненной гордости, и с первого дня нашего знакомства дала мне понять, что я — временное, случайное и не самое удачное приложение к её гениальному сыну. Каждый её приход в наш новый дом был похож на инспекцию. Она проводила пальцем по подоконнику, цокала языком, глядя на мои шторы, и громко вздыхала, обсуждая с Андреем, как «мы» будем обустраивать гостиную. Местоимение «мы» всегда включало в себя только её и сына. Меня в этой картине мира просто не существовало.
— Андрюша, молодец, сынок, — говорила она, обводя гостиную царственным жестом. — Настоящий мужчина! Такой дом отгрохал! Не то что некоторые, всю жизнь по съёмным квартиркам мыкаются. Маша, тебе повезло, ты хоть понимаешь? Цени, что мой сын для тебя делает.
Я молча улыбалась и шла ставить чайник. Что я могла ей ответить? Спорить было бесполезно. Андрей в её присутствии становился другим: он словно съёживался, старался угодить, кивал на каждое её слово. «Ну потерпи, Маш, ты же знаешь мою маму. Ей просто важно чувствовать свою значимость», — говорил он мне потом, когда мы оставались одни. И я терпела. Ради него. Ради нашего хрупкого, пахнущего яблонями счастья.
В тот день, когда всё начало рушиться, Тамара Павловна приехала без предупреждения. Я как раз вернулась с работы, уставшая, и мечтала только о том, чтобы разуться и полежать пять минут в тишине. Но у ворот уже стояла её блестящая машина.
— А я к вам с тортиком! — провозгласила она с порога, протягивая мне коробку. — Андрюша звонил, сказал, у него сегодня вечером крупная сделка решается. Вот, приехала поддержать сына, поужинаем все вместе. Ты ведь приготовила что-нибудь приличное?
Я ничего не приготовила. Я только что вошла в дом. И Андрей мне ничего не говорил ни про какую сделку.
— Здравствуйте, Тамара Павловна. Конечно, сейчас что-нибудь придумаю, — натянув улыбку, ответила я.
Весь вечер она сидела на кухне и рассказывала, какой у неё гениальный сын. Что его вот-вот повысят, что начальник его на руках носит, что эта сделка принесёт ему огромные деньги. Я слушала вполуха, резала салат и чувствовала, как внутри нарастает глухое раздражение. Андрей приехал поздно, выглядел уставшим и дёрганным. Он сухо поцеловал меня в щёку и без особого энтузиазма обнял мать.
— Ну что, сынок? Как всё прошло? — накинулась на него Тамара Павловна.
— Нормально, мам. Всё прошло нормально, — ответил он, избегая моего взгляда. — Я устал, хочу в душ.
Его «нормально» прозвучало совсем не нормально. В его голосе не было ни радости, ни облегчения. Только звенящая пустота. Тамара Павловна, однако, уже всё для себя решила. Она просияла, всплеснула руками и провозгласила: «Я знала! Я всегда в тебя верила!». А я смотрела на спину уходящего в ванную мужа и впервые почувствовала холодный укол тревоги. Что-то было не так. Совершенно не так. И этот холодный укол был лишь началом. Первой тоненькой трещинкой на фасаде нашего идеального дома.
Следующие несколько недель превратились в какой-то туманный, тревожный сон. Андрей стал другим. Он всё ещё улыбался мне по утрам, целовал перед уходом на работу, но это была лишь оболочка. Глаза его оставались пустыми и отстранёнными. Он перестал рассказывать, как прошёл его день, отделываясь общими фразами. «Всё по-старому», «работаем», «много дел». Раньше мы могли болтать часами обо всяких пустяках, теперь же по вечерам в нашей огромной гостиной висела звенящая тишина, которую изредка нарушал звук телевизора.
Он стал вздрагивать от каждого телефонного звонка. Если звонили в моём присутствии, он быстро сбрасывал вызов или уходил разговаривать в другую комнату, в сад, куда угодно, лишь бы я не слышала.
— Кто звонил? — как-то раз спросила я максимально безразличным тоном.
— А, это… по работе. Спам один, — бросил он, не глядя на меня, и убрал телефон в карман. Экраном к себе. Всегда экраном к себе.
Раньше его телефон валялся где попало. Он никогда не ставил на него пароль. Теперь же он не расставался с ним ни на секунду, даже в ванную с собой брал. Что ты скрываешь, Андрей?
Подозрения росли, как снежный ком. Сначала я думала, что у него другая женщина. Эта мысль была банальной, пошлой, но самой очевидной. Она причиняла острую, режущую боль. Я стала присматриваться к нему, принюхиваться. Не пахнет ли от его рубашек чужими духами? Нет. Не задерживается ли он после работы? Нет, приходил как обычно. Но его отстранённость убивала меня медленнее и мучительнее, чем любая улика.
Тамара Павловна, наоборот, цвела и пахла. Она звонила теперь каждый день, щебетала в трубку о том, какой Андрей молодец, как она им гордится.
— Машенька, ты там смотри за ним получше! — поучала она. — Мужчина, когда делает большие дела, становится уязвимым. Ему нужен надёжный тыл, вкусный ужин и чтобы дома было тихо и спокойно. Не лезь к нему с глупыми вопросами. Он работает, деньги для семьи зарабатывает. Твоя задача — не мешать.
Не мешать. Это было её любимое слово в мой адрес. Я чувствовала себя не женой, а предметом интерьера. Удобным, молчаливым креслом, которое должно просто быть.
Однажды вечером я убиралась в нашем кабинете на втором этаже. Андрей сказал, что поедет к другу помочь с машиной. Я вытирала пыль с его стола и случайно задела стопку бумаг. На пол упала какая-то папка. Я подняла её. Она не была подписана. Просто обычная картонная папка на завязках. Любопытство пересилило все мои принципы. Руки дрожали, но я развязала тесёмки.
Внутри лежали документы. Я мало что понимала в этих цифрах, договорах, схемах. Но несколько фраз, выделенных красным маркером, заставили моё сердце замереть. «Уведомление о просроченной задолженности». «Нарушение сроков поставки». «Требование о возмещении убытков». И суммы… Суммы были какие-то астрономические. С шестью нулями. На последнем листе лежал официальный бланк. Письмо от компании, где он работал. Сухой, канцелярский язык сообщал об «утрате доверия» и «прекращении трудового договора» с Андреем. Дата стояла двухнедельной давности.
Две недели. Две недели он делал вид, что ходит на работу. Каждое утро он надевал костюм, брал портфель и уезжал. Куда? Что он делал всё это время? А «крупная сделка», после которой он был таким дёрганным? Видимо, это и был день его увольнения.
Я села на пол прямо там, среди разлетевшихся бумаг. В голове был абсолютный вакуум. Это было даже не предательство. Это был… обман космического масштаба. Он врал не только мне. Он врал своей матери, которая так им гордилась. Он строил вокруг нас воздушный замок, который вот-вот должен был рухнуть и погрести меня под своими обломками.
Внезапно в памяти всплыл один разговор. Это было почти год назад, когда мы только начали искать дом. Я тогда получила наследство от бабушки. Неожиданное и очень крупное. Бабушка всю жизнь была скромным инженером, но, как оказалось, она очень удачно вложила деньги ещё в девяностые. Мне на счёт упала сумма, достаточная для покупки не одного, а двух таких домов. Я сразу сказала Андрею. Его глаза тогда загорелись.
— Маш, это наш шанс! — говорил он, обнимая меня. — Давай купим дом мечты! Только… давай это будет наш маленький секрет. Особенно от моей мамы. Она никогда не примет, что не я, а ты… ну, понимаешь. Она старой закалки. Мужчина должен быть добытчиком. Мы просто скажем, что я взял выгодный проект на работе. Я потом всё заработаю и верну тебе, честно. Просто дай мне время, чтобы она мной гордилась. Пожалуйста.
И я, глупая, влюблённая дурочка, согласилась. Я хотела, чтобы ему было хорошо. Чтобы его не терзала мысль, что он живёт в доме, купленном на деньги жены. Я сама перевела всю сумму на счёт продавца. Сама подписывала все документы. Дом юридически был полностью моим. Но для всех остальных — для его мамы, для наших друзей — это была его заслуга. Его победа.
И что теперь? Он не просто не вернул. Он потерял работу. Влез в какие-то проблемы. И продолжает играть в эту комедию. А я… кто я в этой истории?
Я аккуратно сложила бумаги обратно в папку, положила её на место. Внутри меня что-то оборвалось. Любовь, доверие, жалость — всё смешалось в один горький, тяжёлый ком, который подкатывал к горлу. Я знала, что больше не смогу молчать. Не смогу делать вид, что ничего не происходит. Спектакль должен был закончиться. И я решила, что финал этой пьесы будет громким. Тамара Павловна сама дала мне повод, объявив, что в следующие выходные она собирает у нас всю родню. «Отметим Андрюшин успех! — радостно сообщила она по телефону. — Похвастаемся нашим гнёздышком!».
«Нашим гнёздышком». Хорошо. Похвастаемся.
День семейного торжества был солнечным и тёплым. Яблони в саду уже отцвели, но воздух был наполнен ароматом пионов, которые я посадила у террасы. Я накрыла большой стол в гостиной. Белоснежная скатерть, начищенные до блеска приборы, хрустальные бокалы. Я приготовила всё самое лучшее: запекла утку с яблоками, сделала несколько салатов, испекла свой фирменный яблочный пирог. Я была спокойна. Пугающе спокойна. Словно наблюдала за всем со стороны.
Гости съезжались. Дяди, тёти, двоюродные сёстры Андрея. Все шумные, весёлые, с подарками и комплиментами.
— Какой дом! Андрюха, ты мужик!
— Маша, тебе так повезло с мужем!
— Тамара Павловна, поздравляем! Такого сына вырастили!
Тамара Павловна сияла. Она была королевой этого бала. Она порхала от одного гостя к другому, принимая поздравления, и бросала на меня снисходительные взгляды. Мол, смотри и учись, как должна выглядеть семья успешного человека. Андрей был бледным. Он натянуто улыбался, пожимал руки, но его глаза бегали, ни на ком не задерживаясь. Он старался не встречаться со мной взглядом.
Наконец все расселись за столом. Тамара Павловна, как хозяйка вечера, подняла бокал с соком.
— Дорогие мои! — её голос зазвенел от гордости. — Я хочу поднять этот бокал за моего сына! За Андрея! За настоящего мужчину, который построил эту крепость для своей семьи! Который не боится ответственности, который ставит цели и добивается их! Мы все знаем, в какое непростое время живём. Но мой сын доказал, что он лучший!
Все зааплодировали, зазвенели бокалами. Андрей опустил голову, изучая узор на скатерти. А потом Тамара Павловна повернулась ко мне. Её взгляд был полон ядовитого превосходства и презрения. Она оглядела меня с ног до головы, словно я была пустым местом, и произнесла громко, чтобы слышали все, ту самую фразу. Фразу, ставшую последней каплей.
— Этот дом купил мой сын! Какие у тебя могут быть деньги с твоей зарплатой в магазине?
Тишина. Мгновенная, оглушающая. Все взгляды устремились на меня. Кто-то хихикнул. Я медленно положила вилку на тарелку. Звук показался оглушительным. Я подняла глаза и посмотрела прямо на свекровь.
— Вы правы, Тамара Павловна, — сказала я тихо, но отчётливо. Каждое слово я чеканила, как монету. — Моей зарплаты в книжном магазине на такой дом, конечно, не хватит. Это правда.
Она победно улыбнулась. Андрей вжался в стул.
— Но есть один нюанс, — продолжила я, и мой голос стал твёрже. — Этот дом купила я. На свои личные деньги. Деньги, которые я получила в наследство от моей бабушки. А ваш сын не просто не вложил в этот дом ни копейки. Он уже три недели как безработный. И он скрывал это от всех нас.
Я достала из кармана передника ту самую папку и положила её на стол. Прямо перед тарелкой Тамары Павловны.
— Вот, можете ознакомиться. Тут и приказ об увольнении вашего гениального сына, и его долговые обязательства перед бывшими партнёрами. Так что, боюсь, тост был немного… преждевременным.
Воцарилось гробовое молчание. Тамара Павловна смотрела то на папку, то на меня, её лицо медленно заливалось багровой краской. Неверие, шок, ярость сменяли друг друга в её глазах. Родственники замерли с открытыми ртами. А я встала из-за стола.
— Так что, уважаемые гости, прошу прощения, но праздник отменяется. И я попрошу всех покинуть мой дом. Особенно вас, Тамара Павловна. И тебя, Андрей.
Что было потом, я помню урывками. Словно в замедленной съёмке. Тамара Павловна открыла папку, её руки тряслись. Она пробежала глазами по первому листу, и её лицо исказилось. Она что-то закричала, обвиняя меня во лжи, в клевете. Дядя Андрея попытался её успокоить. Гости, неловко переглядываясь, стали подниматься из-за стола, бормоча извинения. Никто не хотел находиться в эпицентре этого взрыва.
Андрей так и сидел, опустив голову. Он не сказал ни слова. Когда последний гость скрылся за дверью, а его мать, бросив на меня взгляд, полный ненависти, вылетела из дома, хлопнув дверью так, что зазвенели бокалы, он наконец поднял на меня глаза. В них не было злости. Только опустошение и… стыд.
— Маша… я… — начал он.
— Не надо, Андрей, — перебила я его. Я не кричала. Я просто очень устала. — Не говори ничего. Ты не просто врал. Ты позволил своей матери унижать меня в моём же доме. Ты позволил ей вытирать об меня ноги, наслаждаясь ролью великого добытчика, зная, что всё это — фарс.
Тут из моей сумочки, лежавшей на комоде, выглядывал уголок ещё одного документа. Я достала его. Это были банковские выписки.
— И это ещё не всё, — мой голос был ровным, безэмоциональным. — Я ведь сначала подумала, что твои долги — это результат какой-то ошибки на работе. Но я проверила наш общий счёт. Тот самый, куда я положила часть наследства «на жизнь». За последние полгода оттуда исчезла очень крупная сумма. Мелкими, но регулярными переводами. На счета каких-то фирм-однодневок. Это и были твои «бизнес-проекты», да? Ты брал мои деньги, чтобы играть в бизнесмена, и всё провалил. Ты не просто обманул меня, Андрей. Ты меня обокрал.
Вот теперь он вздрогнул. Он, видимо, думал, что я знаю только про увольнение. Эта последняя деталь его добила. Он закрыл лицо руками, и его плечи затряслись. Он плакал. Беззвучно, жалко. А я смотрела на него и не чувствовала ничего. Ни жалости, ни злости. Только холодную, звенящую пустоту. Словно из меня вынули душу.
— Собирай вещи, — сказала я. — Ключи оставишь на комоде.
Он ничего не ответил. Просто молча поднялся и поплёлся на второй этаж. Я слышала, как он открывает шкаф, как бросает вещи в сумку. Через двадцать минут он спустился вниз. Спортивная сумка в одной руке, портфель, с которым он «ходил на работу», в другой. Он остановился в дверях.
— Прости меня, — прошептал он.
Я не ответила. Просто смотрела в окно. Он постоял ещё с минуту и вышел. Дверь тихонько щёлкнула.
Всё закончилось.
Прошло несколько месяцев. Наступила осень. Сад окрасился в жёлтые и багряные тона. Первое время дом казался мне огромным и гулким. Тишина давила. Каждый скрип половицы напоминал мне о том, что я одна. Я бросила работу в книжном магазине. Не потому, что мне были нужны деньги, а потому, что больше не могла находиться среди людей. Я сидела целыми днями у окна, пила остывший чай и смотрела на дождь.
Но однажды утром я проснулась и поняла, что запах краски и сосновой стружки выветрился. Теперь дом пах только мной. Моими духами, моим кофе, моими яблочными пирогами, которые я снова начала печь, просто для себя. И эта тишина перестала быть давящей. Она стала… умиротворяющей. Я начала дышать.
Я занялась тем, что всегда любила, но на что никогда не хватало времени. Я начала создавать авторские игрушки. Маленькие, забавные зверьки из войлока и ткани. Я завела страничку в интернете, просто чтобы делиться фотографиями. Неожиданно посыпались заказы. Сначала один, потом десять, потом сотни. Моё маленькое хобби превратилось в полноценный маленький бизнес, который приносил доход, сравнимый с зарплатой Андрея в его лучшие времена. Я работала дома, в своей светлой гостиной, слушая музыку, и впервые за долгое время чувствовала себя на своём месте.
Андрей больше не появлялся. Я слышала от общих знакомых, что он уехал в другой город, живёт у каких-то дальних родственников. Тамару Павловну я тоже больше никогда не видела. Их мир, построенный на лжи и гордыне, рухнул. А мой… Мой только начал строиться. По-настоящему. На прочном фундаменте из правды и самоуважения. Я смотрела в большое окно на свой осенний сад, на мокрые от дождя ветки яблонь, и понимала, что больше не боюсь одиночества. Этот дом больше не был символом обманутого счастья. Он стал моей крепостью. Моей настоящей крепостью.