«Коварный человек… натуры острой», – так назвал московский главнокомандующий Александр Прозоровский известного просветителя-книгоиздателя Николая Новикова (1744–1818 гг.). Характеристика грубая, но по-своему меткая.
Обидчик государыни?
Николай Иванович действительно обладал острым умом и язвительным языком, который пугал Екатерину Великую. Просвещенная государыня имела все основания считать его «коварным»: ведь она снизошла до журнальной полемики с ним, а он перешел все границы, позволив себе выпады против нее лично и критику самодержавно-крепостнического строя!
К сожалению, развязка этого противостояния была предсказуемой: в 1792 году императрица, поклонница Вольтера и Дидро, подписала своему идеологическому врагу роковой приговор – 15 лет в Шлиссельбургской крепости.
По необычайному стечению обстоятельств Новиков был заключен в ту же камеру, где до него томился несчастный Иоанн Антонович – еще один свергнутый император...Это было гуманное решение: ведь поначалу Новикову грозила смертная казнь! За что Екатерина столь сурово обошлась со знаменитым просветителем? Неужели потому, что проиграла ему в литературном споре?
Вполне возможно: хотя Екатерина была, в первую очередь, государственным человеком, все же оставалась женщиной с претензиями. Будучи умной, образованной, начитанной, она пробовала свои силы в литературе: сочиняла проекты законов, трактаты, пьесы, сюжеты для опер; написала мемуары – «Записки»… Ее произведениям нельзя отказать в остроумии и неплохом слоге, но все же они заметно уступали творениям Новикова, который был настоящим мастером пера.
Его журнал «Трутень», едко и резко высмеивающий крепостное право и официальное просвещение, пользовался огромным успехом и спросом у читателей. В то время как «Всякая всячина» Екатерины с ее «улыбательными» шутками и деликатными каламбурами заметно проигрывала как в остроумии, так и в содержательности.
Впрочем, возможно, гуманная Екатерина скрепя сердце проглотила бы успех своего «коварного» недруга. Но вот беда – его рассказы «о седой и развратной женщине» недвусмысленно намекали на нее – великую государыню, матерь Отечества!
Подобной дерзости императрица простить не могла. Она ждала удобный момент, чтобы жестоко отомстить зазнавшемуся обидчику, который не только радел о просвещении народа (пытался, по его собственному выражению, «заохотить к чтению все сословия»), но и посмел заниматься благотворительностью.
В 1787–1792 годах во время голода он закупил хлеба и раздавал бедным крестьянам. В конце 18 века подобная самодеятельность была косвенным вызовом власти, которая позиционировала себя единственной благодетельницей народа.
«Вредный государственный преступник»
Как оказалось, Екатерина умела ждать. Сама жизнь создала условия для рокового удара. Великая французская революция потрясла Европу и эхом отозвалась в России. Просвещенная императрица до смерти перепугалась.
Ведь она ни на минуту не забывала, что пришла к власти в ходе очередного дворцового переворота. А это значило, что дворяне, которые возвели ее на престол, могли с тем же успехом сместить ее – тем более, что взрослый наследник, цесаревич Павел был под рукой и жаждал власти.
В 1792 году из Стокгольма пришла трагическая весть: на балу-маскараде был убит шведский король Густав III, убежденный противник французской революции.
В Петербург просочились сведения, что против государыни зреет заговор… Тревогу усиливали нехорошие новости из Гатчины. Оказалось, что Павел увлекся масонством – тайным мистическим учением, последователи которого активно занимались просвещением и благотворительностью.
Цесаревич не был одинок; в масоны подались представители дворянских родов – Тургеневы, Лопухины, Трубецкие. Подозрительная императрица, которая знала о новомодном учении и считала его крайне опасным, решила действовать на опережение и обезопасить себя от возможного заговора.
Она избрала своей жертвой Новикова. Помимо личной обиды у нее на то были другие, не менее веские причины. Во-первых, Николай Иванович также был масоном. Во-вторых, он был видным деятелем просвещения, и его дело неизбежно должно было напугать знатных масонов-дворян.
«Сие Новикова отправление (в тюрьму) должно на подобных ему наложить молчание», – утверждала Екатерина.
Умная императрица не решилась арестовывать благородных господ Тургеневых, Лопухиных, Трубецких; ведь дворяне были основой ее самодержавной власти.
Добилась ли императрица своего? Только отчасти. Поначалу дворяне-масоны испугались ареста самого энергичного идеолога просвещения и затаились. Никто не заступился за бедного арестанта, кроме добрейшего Николая Карамзина, который чрезвычайно высоко ценил просветительскую деятельность своего злополучного коллеги.
В стихотворной форме он воззвал к чувству справедливости императрицы, но этот пламенный призыв ожидаемо остался без ответа. Новиков был признан «вредным государственным преступником», достойным «тягчайшей и нещадной казни».
Без вины виноватый?
В чем же обвиняли Новикова? Почти все пункты обвинения сводились к одному – к участию в тайных масонских собраниях и переписке с врагами-масонами России, а главное, – «в употреблении разных способов к уловлению в свою секту известной особы» – то есть наследника Павла Петровича.
Хотя во время следствия Новиков находился в крайне плачевном состоянии – был серьезно болен – на допросах он держался твердо и с достоинством, заслужив репутацию «коварного человека… натуры острой».
Сама Екатерина составляла для него вопросы. В первую очередь ее интересовал потенциальный заговор с целью свержения ее с престола. «Я всегда всякими изменами, бунтами, возмущениями гнушался», – отвечал Новиков. Опытные следователи ничего от него не добились.
Николай Иванович оказался крепким орешком.
«Я всегда успевала управляться с турками, шведами и поляками, но, к удивлению, не могу сладить с отставным армейским поручиком»
(Николай Иванович служил в армии и в 1769 г. вышел в отставку в звании поручика), – жаловалась на своего «коварного» недруга просвещенная государыня.
Новиков был не только арестован, но и разорен. Книги, предназначенные для продажи, были конфискованы, половина экземпляров (больше 18 тысяч!) были уничтожены. Среди «сожженных» авторов оказались Шекспир, Лессинг, Дидро, Сенека, Сумароков и даже патриотичный Ломоносов… На закате своих дней «северная Семирамида» – как называл Екатерину Вольтер – нанесла отечественному просвещению довольно ощутимый удар.
К счастью, Новиков недолго мучился: в 1796 году императрица умерла, и воцарившийся Павел освободил несчастного узника. Больной, постаревший, но не сломленный просветитель прожил еще 22 года; ему не хватило 7 лет до драматичного результата своих трудов – выступления декабристов.
Мог ли миролюбивый Новиков предположить, что его издательская деятельность и шлиссельбургское заточение косвенно подтолкнут благородных дворян на открытый бунт против царя?