Выяснилось что, Екатерина, как и все участники концерта, слепая

— Левую руку кладите на плечо впереди идущего, — говорит Екатерина, — а правой ведите вдоль стены. Через несколько шагов у вас будет занавеска, потом поворот налево, ещё занавеска, поворот направо, дальше стена кончается и начинается пустота, но вы не пугайтесь — идите на мой голос.

Мы вцепляемся друг другу в левые плечи и мелко шагаем, погружаясь в темноту. Стена — единственный предмет, который связывает нас с пространством, где ещё был свет. Мы напоминаем персонажей картины Брейгеля «Притча о слепых». На ней вереница слепых, держась друг за друга, двигается к пропасти. Их падение неминуемо. 

«Хорошо, что Екатерина не слепая, — думаю я, — она точно знает, куда нас вести».

Но как выяснилось потом, Екатерина, как и все участники инклюзивного концерта «Люди In», слепая… Именно поэтому она так уверено ведёт нас — ей не привыкать жить наощупь.

Мы сидим в кромешной темноте. Она настолько плотная, что глаза с непривычки так широко распахиваются, что сводит судорогой мышцы лба. Тут начинает звучать музыка и нас просят закрыть глаза. Мозг путается и бунтует: он не видит (в прямом и переносном смысле) разницы между открытыми глазами и закрытыми. Все, что ему остается — это слух и обоняние. На это и рассчитано.

Откуда-то слева, как будто из тех коридоров, из которых мы пришли, полились звуки, музыка, слова, смыслы и даже запахи. Голоса было два — мужской и женский. Они пели историю из детства. Из нашего советского детства. Какое-то время по привычке я силилась найти глазами источник звука, облечь голоса в образы, но образы прятались за густой, как гуталин, темнотой.

Но мне спокойно в этой темноте и даже безопасно. Намного спокойнее, чем при свете. Темнота обволакивает плотным защитным коконом: тебе не нужно держать лицо и спину, играть, надевать маски, оценивать себя и других. Ярмарка тщеславия тут бессильна. Ты расслаблен и спокоен. 

Мне неожиданно приходит мысль, что страх публичного выступления у слепых должен быть не таким сильным, как у зрячих. Как там говорят: у страха глаза велики. Но когда твои глаза отключены от матрицы, тебе не нужно бояться того, что они видят.

Мне не дает покоя этот вопрос. После концерта, уже в светлой его части, я спрошу об этом у солиста.

Страшно?

Он пожмёт плечами и улыбнется:

— По крайней мере, нам не нужно ломать пятую стену.

Что он имел в виду? То что этой стены у них нет и в помине? Или же она настолько плотная, что её ломать и не нужно пытаться. А раз не сломить, то не нужно и переживать. 

Потом они спели ещё пару песен. Очень интересно было услышать те же композиции, но уже видя исполнителей. Музыканты, кстати, тоже слепые. Не только солисты.

По дороге домой я во все глаза смотрела на плакучие ивы в желтом промозглом октябре, на ночное пудовое небо и думала о том, что, какая же с нашей стороны глупая неосмотрительность иметь глаза — этот по истине божий дар — и выбирать видеть ими грязь, разруху и пошлость, когда вокруг столько прекрасного и восхитительного.

Цените. И выбирайте видеть хорошее!

PS: текст октябрьский, как вы успели заметить, просто не успела его во время выложить. 

PPS: вспомнился случай, как я клала маму в травматологию на операцию в столице. Насмотрелась там на обездвиженных, а потом бежала на съемную квартиру с чемоданом и радовалась, что своими собственными ногами могу крутить этот чудесный космический шарик.

Цените.