Олег: (Вкатывается в студию, швыряя на стол пачку распечаток) Статистика жестокая штука! Каждый третий развод происходит после тридцати лет брака. Ты только вдумайся! Тридцать лет! Это ж... как доехать на машине до самого края света, а потом там на обрыве внезапно понять, что ты... хотел это сделать на велосипеде. И рвануть назад. Это же совершенно безумный поступок, дай мне научное объяснение!
Оля: (Сидит, зарывшись пальцами в подшерсток своего старого свитера, и смотрит в окно) Объяснение... Оно не в графиках, Олег. Оно в тишине. Представь: ты тридцать лет слушал один и тот же шум холодильника. И вот в один день ты просыпаешься от того, что... он ВЫКЛЮЧИЛСЯ. И эта тишина - оглушительнее любого грома. И ты понимаешь: ты не боишься одиночества. Ты боишься умереть под этот ровный, ни к чему не обязывающий гул.
Олег: (Опирается на край стола, приближаясь к Ольге) Гул..? Ты серьезно? Мы сейчас о распаде семьи, а ты - о бытовой технике! Люди рушат все, что строили всю жизнь, а ты мне про... про экзистенциальный звон в ушах!
Оля: (Резко поворачивается, и в глазах у нее.. кажется злость) И что же, они по-твоему, строили!? Расписание платежей по ипотеке? График дежурств по кухне? Коллекцию семейных фото, где все улыбаются, уставившись в одну и ту же точку? Иногда люди не разрушают семью. Они хоронят давно умерший организм. А ты требуешь красивого венка и траурной речи.
Олег: (Отскакивает от стола, будто его ударило током) То есть, по-твоему, это... благо? Здоровый поступок? Бежать от человека, с которым прошел огонь, воду и медные трубы?
Оля: А кто сказал, что бегут ОТ? Может, они бегут К? К последнему шансу... услышать не тишину, а другую музыку. Почувствовать не быт, а - атавистический, да - страх и восторг от того, что ты кому-то еще небезразличен. Что твое тело - не просто... э-э-э... функциональный придаток к совместному прошлому.
Олег: (Начинает нервно ковырять заусенец, и капелька крови проступает на коже) Прекрасная философия! Разбежаться в поисках острых ощущений, а дети, внуки, общие друзья? Это же система, Оля! Ее не взломать без потерь!
Оля: (Встает) Дети... Чаще именно они первые чувствуют этот трупный запах в отношениях родителей. И молча ждут, когда кто-то наберется смелости взять их, и захоронить. А общие друзья... (она горько усмехается) Обычно оказываются «ее» или «его» друзьями. Система... Она как тот наш старый диван. Удобный, привычный. Но если из него уже торчат пружины и сыпятся клопы - какой смысл его оставлять? Ради гостей, которые приходят раз в год?
Олег: (Смотрит на кровь на своем пальце, затем вытирает ее о джинсы) И что же ты предлагаешь? Массовую эвтаназию браков, достигших пенсионного возраста? Просто взять и... все разрушить? В пятьдесят, в шестьдесят?
Оля: (Подходит к нему вплотную, и голос ее становится тихим и опасным) Я предлагаю честность. Перед собой. «Серебряный развод» - это не предательство. Это отчаянная попытка вернуть себе авторство над собственной жизнью. До того, как поставить точку в своей жизни. Да, это больно. Да, это эгоистично. Но это - ЖИЗНЬ. А не ее инсценировка.
Олег: (Его дыхание сбивается, он отводит взгляд) А если... если он ошибается? Если этот «последний шанс» - просто мираж? И ты останешься один. Совсем.
Оля: (Ее рука непроизвольно тянется к его пораненному пальцу, но она останавливает себя в сантиметре) А если НЕ уйти? И остаться вдвоем в этой тишине до самого конца? Сохранить брак как музейный экспонат, где два смотрителя терпят друг друга из вежливости? По-моему, это куда страшнее. Иногда самый смелый поступок - не сохранить, а отпустить. Даже если тебе за пятьдесят. Особенно если тебе за пятьдесят.
Олег: (Поднимает на нее взгляд, и в его глазах - непонимание, смешанное с протестом) И что, все эти годы были... зря? Вся общая история?
Оля: (Отступает на шаг, и ее плечи внезапно сникают) Нет. Не зря. Они были! И это здорово! Просто... иногда путь заканчивается не там, где мы ожидали. И приходится пересаживаться на другой поезд. Это не отменяет пройденных километров. Это просто... новая ветка.
Она поворачивается и уходит, оставив дверь приоткрытой. Олег стоит посреди студии, смотрит на свою окровавленную кутикулу, затем на хлопающую дверь.
Олег: (Шепотом, сам себе) Черт. А я-то думал, мы здесь про психологию говорим. А тут... тут про жизнь.