Жилой комплекс «Лазурные аллеи» был когда-то гордостью города — светлые фасады, зеркальные окна, запах дорогого кофе из кафе на первом этаже. Теперь же подъезды облупились, почтовые ящики перекосились, а лампы в лифте мигали, словно моргали уставшими глазами.
На пятом этаже, в квартире №47, осенью стояла тишина, нарушаемая только звуками дождя за окном.
Анна Сергеевна сидела в своём старом кресле у окна — мягком, но уже протёртом на подлокотниках. Рядом на столике лежал белый платок с вышитыми ландышами.
— Мама, не усложняй, — ровным голосом произнесла Марина. Она стояла посреди комнаты, сжимая в руках кожаную папку. — Я всё продумала. Ты не можешь больше жить здесь одна. Район небезопасный, соседи шумные, а здоровье у тебя… ну ты сама знаешь. В пансионате «Сосновый берег» тебе будет гораздо лучше.
Анна Сергеевна медленно подняла глаза.
— Лучше? — тихо повторила она. — Ты правда считаешь, что мне будет лучше среди чужих людей?
— Там есть врач, диетолог, уютные комнаты. Ты наконец сможешь отдыхать, а не стирать и варить по ночам.
— А ты? — спросила мать, глядя пристально. — Ты где будешь?
Марина отвела взгляд.
— Я подумываю купить квартиру в «Гранд-Хиллсе». Помнишь, рассказывала? Просторная, с окнами во двор-парк.
— А как же этот дом? — Анна Сергеевна посмотрела вокруг. — Здесь твой отец чинил часы, здесь ты училась ходить…
— Мам, прошло тридцать лет. Время идёт вперёд, — сухо ответила Марина. — Ты сама понимаешь, что держаться за прошлое бессмысленно.
Анна сжала платок так, что побелели пальцы.
— Я понимаю, — сказала она медленно. — Только вот не думала, что прошлое выкинут вместе со мной.
Марина вздохнула, демонстрируя натянутое терпение:
— Пойми, это не про чувства, а про целесообразность.
— Целесообразность, — повторила мать с горечью. — А любовь где, Марина? Её тоже продашь, когда перестанет быть выгодной?
Дочь опустила глаза.
— Мам, я просто хочу, чтобы ты жила спокойно. И чтобы у меня, наконец, появилась возможность начать новую жизнь.
За окном моросил дождь, и от его стука по стеклу в комнате стало ещё тише.
—————————————————————————————————————
Извините, что отвлекаю. Но... В моём канале Еда без повода в начали выходить новые рецепты. Подпишись чтобы не пропустить!
—————————————————————————————————————
Сделка
На следующий вечер Марина вернулась с той же папкой. В её движениях чувствовалась решимость, а в голосе — холод, как будто она пришла не к матери, а на переговоры.
— Я всё оформила, — сказала она, кладя документы на стол. — Вот договор дарения, который ты подписала, когда я училась в институте. Тогда ты сама сказала: «Пусть у моей девочки будет своя крепость».
Анна Сергеевна слабо улыбнулась.
— Да, сказала. Только думала, что эта крепость будет местом, куда можно вернуться, а не стеной, через которую меня выгонят.
— Не драматизируй, мама, — устало произнесла Марина. — Я не выгоняю тебя. Я предлагаю тебе переезд — туда, где будет забота и покой.
— Забота? От кого? От наёмных медсестёр, которым всё равно, сплю я или нет? — в голосе матери звенело отчаяние. — Я не хочу уходить отсюда. Это мой дом.
— Мама, хватит! — впервые сорвалась Марина. — Я не могу всю жизнь быть привязана к этим четырём стенам! Ты не представляешь, как тяжело я работала, чтобы вырваться из этой нищеты, чтобы у меня наконец была жизнь, а не вечные счета и долги.
Анна долго молчала, потом тихо сказала:
— Так вот в чём дело. Это не обо мне. Это о тебе.
Марина глубоко вдохнула.
— Да, возможно, и обо мне. Мне нужна эта квартира, чтобы продать её и купить новую. Это — шаг вперёд.
— А я? Куда мне делать шаг? — спросила мать. — В неизвестность, в дом престарелых, среди чужих лиц?
Дочь посмотрела на неё прямо:
— Завтра приедут грузчики. Возьми с собой только то, что тебе дорого. Всё уже решено. Прости.
Анна Сергеевна не ответила. Лишь отвернулась к окну. Дождь усилился, и стекло отражало её лицо — старое, усталое, но с тем же выражением, что и у той женщины, что когда-то держала на руках маленькую девочку с косичками и мечтами.
Последние вещи
На следующий день квартира №47 утонула в звуках перетаскивания мебели и глухих ударов коробок. По полу скользили тяжёлые ботинки грузчиков, в воздухе стоял запах пыли и старых книг.
— Осторожнее со шкафом, — строго сказала Марина, не отрывая глаз от планшета. — Его можно будет продать антиквару, не повредите резьбу.
Один из грузчиков, молодой парень, поднял фарфоровую фигурку танцовщицы, покрытую тонким слоем пыли.
— Куда это, бабушка? — спросил он с улыбкой, обернувшись к Анне Сергеевне.
Та стояла в дверях своей спальни, прижимая к груди старый свитер мужа.
— В коробку, — тихо ответила она. — На ней написано «взять с собой».
Марина раздражённо бросила через плечо:
— Мама, пожалуйста, не стой посреди комнаты. Ты только мешаешь. Собери лекарства, и всё.
Анна ничего не ответила. Она медленно прошла к столу, где раньше стояла швейная машинка, и коснулась ладонью пустой поверхности. Всё исчезало — занавески, фотографии, запах дома.
К вечеру всё было упаковано. Комната, где когда-то пахло пирогами и жасминовым чаем, превратилась в безликое пространство с голыми стенами.
Марина устало выдохнула:
— Ну вот и всё. Такси уже заказано. Я отвезу тебя в «Сосновый берег», сама поговорю с директором.
— Не нужно, — тихо сказала Анна Сергеевна, поднимая взгляд. — Я поеду одна.
— Мам, будь благоразумной. Там документы, вещи, коробки...
— Я справлюсь, — произнесла она твёрдо. — Мне не нужна твоя помощь.
Марина хотела возразить, но остановилась. В глазах матери было что-то новое — не слабость, а усталое, тяжёлое достоинство.
— Как хочешь, — сказала она сухо. — Я всё оплатила, тебя ждут к шести.
Анна кивнула, взяла сумку на колёсиках и, не оглядываясь, вышла.
Марина подошла к окну и смотрела, как мать садится в такси. Машина плавно отъехала, красные огни растворились в дождливом вечернем воздухе.
На душе у Марины было странное чувство — будто вместе с машиной уехала часть её самой, та, что когда-то верила в простые вещи: тепло, заботу и дом.
Новая комната
Пансионат «Сосновый берег» встретил Анну Сергеевну чистыми коридорами и мягким светом настенных ламп. За стеклянными дверями тянулись аккуратные ряды сосен, а где-то вдали доносился запах хлорки и кофе.
— Ваша комната — в левом крыле, — сказала медсестра с улыбкой. — Если что-то понадобится, звоните в колокольчик.
Комнатка была небольшой, но уютной: кровать у окна, шкаф, тумбочка и кресло. Анна аккуратно расставила вещи — сложила платок с ландышами, поставила на тумбу фотографии: мужа, молодую Марину с выпускного и фарфоровую танцовщицу.
Она присела на кровать и тихо выдохнула. Вокруг было спокойно, но это спокойствие имело вкус пустоты.
Прошла неделя, потом вторая. Марина звонила — спешно, между деловыми встречами.
— Мам, всё нормально?
— Да.
— Не скучаешь?
— Нет.
— Всё хорошо?
— Всё хорошо.
Голос матери звучал ровно, без интонаций. После каждого разговора Марина чувствовала странную неловкость, но тут же глушила её новыми заботами: ипотека, ремонт, подбор мебели.
В пансионате жизнь текла тихо. Анна вставала рано, пила чай у окна и наблюдала, как другие постояльцы медленно гуляют по двору. Иногда она шила — нитки скользили сквозь пальцы, будто возвращая к чему-то знакомому.
Но вечерами тишина становилась невыносимой. Она смотрела на фарфоровую танцовщицу и думала, что когда-то держала её вместе с Мариной — маленькая ладошка в ладони, смех, детство. Всё это теперь казалось не просто прошлым, а чем-то, что было взято и поставлено в другую коробку, где ей уже не место.
Анна больше не звонила сама. И не ждала звонков.
Визит
Прошёл месяц.
Марина наконец решила навестить мать. На душе было что-то вроде облегчения — казалось, что всё улеглось, что время смягчило остроту ссоры. Она купила дорогую корзину с фруктами, тёплый кашемировый плед и поехала в «Сосновый берег».
Пансионат выглядел точно как на фото: зелёная территория, ухоженные дорожки, стеклянный фасад. У входа её встретила администратор — молодая женщина в светлом костюме.
— Добрый день, — улыбнулась Марина. — Я к Анне Сергеевне Крыловой. Я её дочь.
Администратор посмотрела в монитор, затем в бумаги перед собой.
— Простите, — сказала она мягко, — но Анна Сергеевна внесла вас в список лиц, которым запрещены посещения и любые контакты.
Марина не сразу поняла.
— Простите… что? Наверное, ошибка. Я же дочь.
— Нет, ошибка исключена. Вот распоряжение, заверенное у нотариуса.
Женщина повернула экран. В документе стояло аккуратное машинописное заявление, а внизу — знакомый почерк матери:
«Я, Анна Сергеевна Крылова, запрещаю своей дочери, Марине Олеговне Крыловой, посещать меня и получать информацию о моём состоянии здоровья».
— Но… как? Почему? — прошептала Марина. Голос дрогнул, как у ребёнка. — Это ведь безумие. Она не могла этого подписать.
— Подписала лично, — спокойно ответила администратор. — В присутствии нотариуса и свидетеля.
Марина растерянно стояла, не веря.
— Послушайте, она, может, не поняла, что делает. Я должна её увидеть. Я заплачу, если нужно.
Администратор нахмурилась:
— Простите, но это невозможно. Госпожа Крылова сама распоряжается своими делами. У неё есть доверенное лицо — адвокат. Все вопросы решаются через него.
Марина отступила, будто получила удар.
— А… можно хотя бы передать подарок?
— Нет. Её просьба — никаких передач.
Мир вокруг будто померк. Марина вышла на улицу, чувствуя, как ноги становятся ватными. Плед, аккуратно перевязанный лентой, выскользнул из рук и упал в мокрую траву. Она не наклонилась, чтобы поднять.
Дождь снова начал накрапывать — такой же, как в тот день, когда уезжала мать.
Осознание
Марина сидела в машине. Дворники скрипели по стеклу, капли стекали вниз, как медленные слёзы. Она смотрела на серое здание пансионата, где за окнами едва угадывалась фигура женщины в белом халате. Может, это была мать. А может, просто очередная медсестра.
Она взяла телефон, пролистала контакты, остановилась на имени «Мама». Большими буквами. Рука дрогнула, но нажать на вызов не смогла. В груди стало тесно, будто воздух сгустился.
Она вспомнила, как когда-то мать держала её за руку, когда Марина боялась идти в первый класс. Как они смеялись над неудачными пирогами, как отец приносил букеты ромашек. Всё это всплыло и хлынуло болью.
Теперь же всё казалось чужим. И дом, и жизнь, и даже собственные слова, сказанные когда-то с такой уверенностью: «Это необходимость».
Марина вытерла слёзы.
— Ну что ж, — прошептала она. — Значит, справишься без меня.
Она завела двигатель, но не уехала. Несколько минут просто сидела, глядя на окна, где больше не было для неё места.
Квартира была продана, ремонт в новой шёл полным ходом. Деньги, которых она так жаждала, наконец были у неё. Но теперь каждый новый предмет, каждая покупка отдавалась холодом.
Вечером она вернулась в пустую, сияющую новизной квартиру. Белые стены отражали её силуэт, но казалось, будто отражают кого-то другого — женщину, у которой есть всё, кроме главного.
На полке стояла та самая фарфоровая танцовщица, случайно оказавшаяся среди её вещей. Марина подошла, провела пальцем по хрупкой фигурке и вдруг тихо сказала:
— Прости меня, мама.
Ответом ей было только эхо.
Снаружи шёл дождь, а в комнате, полной света и дорогих вещей, было так одиноко, что Марина впервые поняла — она не освободилась, а потеряла всё, что имело смысл.
Продолжите приключение! Прочитайте наши следующие рассказы!